NZ - Оксана Демченко

— Шлак, — вздохнул Кит, прерывая мои рассуждения. — Сима, отчего люди назвали столь неблагозвучно эту дивную планету?

— Она не знает, — мерно сообщил Олер. — Я тоже. Но я более осведомлён в тайных идеях властей и взглядах, демонстрируемых ими гласно. Шлак, он же объект «последняя пристань», вызывает страх и смятение у многих, кто знает его природу более-менее достоверно. Попробую реконструировать ситуацию с начала. Допустим, сюда направлены исследователи. Они прилетают, точно так же, как к любой иной звезде. Они совершают посадку на планету, сообщают координаты, уточняют: все штатно, начаты исследования согласно плану. Затем исследователи исчезают, не выходят на связь и не обнаруживаются любыми средствами. Неведомое пугает наблюдателей за полётом. Они составляют отчёты для руководства, панические в запутанности и осторожности суждений. Власти читают между строк и впитывают страх удвоенными порциями. Поиски экспедиции приводят к новым потерям связи, а то и экипажей спасателей. Неведомое снова подвергают изучению, дистанционному на сей раз. Оно не поддаётся, и тогда приходит решение: засекретить. А как? Дать отталкивающее название, найти банальное применение и старательно зарастить ложью и домыслами все, что не укладывается в рамки простых объяснений. Мы наблюдаем итог такой работы. Шлак сегодня — это место пожизненного заключения. Самое надёжное, отсюда никто и никогда не возвращался. Что в применении к означенному типу заведений не вызывает испуга или же недоумения. Цель достигнута.

Олер говорил и говорил, монотонный голос вдалбливал в мою голову тезисы, вроде бы, неглупые — но исключительно ненужные. Я исправно их впускала в правое ухо и выгружала из левого, аки легендарный Сивка-бурка. Не желаю я ничего конспектировать. Тем более — сейчас!

Шлак непостижимо прекрасен. Потому, что похож на Землю. С орбиты он сине-зелёный с молочными потёками облаков, кисельными реками туманов и низовых туч. Суша на Шлаке представлена одним материком, подобным сердечку. Или нахохленной птице, спящей, убрав голову под крылышко. Вроде бы есть и полярные шапки, но их я игнорирую. Родная мне природа — она там, в зелени лесов, обрамлённых оправой золотых прибрежных песков. Жизнь бьётся в синих жилах рек и задумчиво смотрит на универсум бездонными зрачками озёр…

— Кроме того, следует учесть и культурологический аспект, — вещал Олер, воодушевлённый нашим молчанием.

— Гюль сказала, что вы в юности рисовали, и недурно. Вы были подающим надежды графиком, — вспомнила я.

— Да, не гением, всего лишь подающим надежды, — согласился интмайр.

— Шлак стоит того, чтобы его рисовать?

— Три сотни циклов я не балуюсь подобными… — интмайр замолчал и стал более внимательно смотреть вниз. — Сима, я предпочёл бы вернуться к теме культурологии.

— Это называется забалтывать вопрос.

— Кто же виноват, что вы не умеете слушать?

— Не я, — поднял руки Дэй, вполне довольный наблюдением за нами. — Конечно, я трижды кусал Симу и прилично её обескровил, но это её не убило, а вот за последствия удара культурологией не поручусь. Кит, а где обитатели Шлака? Здесь много заключённых?

— На данный момент семь, если живы и пребывают тут отправленные и сто циклов назад, — наш счетовод, конечно, все знает.

— Я наблюдаю двоих в строениях по левому борту, там, — указал Кит в сторону северного побережья материка. — В целом мне, как кораблю, ощутимы три жизни. Дэй?

— Три, — задумчиво согласился и этот эксперт.

— Преступность у вас — слезы, прямо стыдно, — укорила я.

— Не преступники, изгои, — напомнил Олер со значением. Постучал пальцами по подлокотнику. — Садимся на юге, — распорядился он, и добавил после паузы, глядя прямо на Кита: — Прошу вас.

— А где тут делают третичную развёртку? — шёпотом уточнила я.

— Мы туда и идём, — пообещал Кит. — Сима, мы сядем чуть в стороне. Я объясню своё, затем ты расскажешь своё. Каждый из нас имеет часть понимания, моя — это история и технология. Пока не могу сообразить, как они пригодятся. К тому же я желал бы задержаться на полдоли суток. Я ищу один объект, скажем так. Это стало важно после истории с йорфами, и это связано с тобой, Сима. Олер прав в одном: ты — катализатор. Старый Кит был предельно инертен, но ты разбудила во мне деятельное любопытство, которое, кажется, покинуло расу кэфов еще на заре нынешнего универсума.

Я отвернулась от красот за обзорными экранами и уставилась на Дэя. Вот Шлак, идея затащить сюда вампирюгу — целиком моя. Глупость она или нет, не знаю. Решение пришло резко и показалось озарением, я толком не пробовала сформулировать то, что меня в первый миг напугало и ослепило. Это было — слишком. Бездоказательно, по-детски и, вдобавок, невозможно. Я не верила в догадки, старательно прятала их от себя же. Даже Саид, вроде бы, не понял, хотя от него у меня нет тайн. Почти.

До своего прозрения я докатилась, когда прочла данные по тем семидесяти с лишком суицидам, якобы спровоцированным Дэем и его Словом. От прозрения, зудящего в мозгу вроде чесотки, дней пять назад мне стало вовсе дурно. И я приняла на ночь порцию загадочного зюя, приготовленного по рецепту Игля: немного порошка растворить в теплой воде и выпить смесь прямо перед сном. Прошлый раз я получила сказку о детях цветков энна.

На этот раз, едва прикрыв глаза и шагнув в небытие — то, пятидневной давности — я очутилась в полумраке танцующих туманов и дымов. Из струй свился призрачный Сплетник Зу.

— Зу, я скучала, — улыбнулась я.

— Тоже скючал, — согласился он.

Голос у Зу чирикающий, его «ю» именно от чириканья звучит естественно. Синица ведь поёт «пинь-пинь, фьють-фьють», а вот «футь-футь» в птичьем исполнении и представить неприятно. Это прямо — выпь, а не синица! Хотя, что я знаю про выпь, кроме названия?

— Зу, а вот ты — ты живой? В моем понимании, а?

— Не знаю. Может да. Немного, да, — хитро прищурился он. — Но не здесь. Я расскажю. Редко спрашивают. Хороший вопрос, вкюсный. Вот дюши, смотри.

Он повёл рукой — и туман сплёлся в реку, растёкся морем. В нем явились корабли. Очень разные: тяжёлые и мощные, как глыбы льда. Невесомые, как пух. Основательные — вроде брёвен или плотов. Зу поводил рукой, море взволновалось, флотилия душ смешалась в призрачной воде.

— Такие тяжёлые, — чирикал Зу, указывая на льдины. — Штюрм, кровь, сила, ярость. Еще месть, страх, много иного. Эти плывют, но рано или поздно, если не избавятся от лишнего грюза, пойдют вниз. Там не смерть, там мир для тяжёлых. Тоже мир. Оттюда долгий пють к новым мирам, к большомю юниверсюмю. Совсем первый шаг. Почти звери.