NZ - Оксана Демченко

Саид покосился на стол, облизнулся и покраснел до корней волос. Переходить-то не к чему. Олер изобразил памятник себе, то есть ничего не понял изо всех сил. Я ласково попросила повторить угощение. Он опять не понял. Кит блаженно прижмурился и исполнил пойманное у меня движение — щёлкнул пальцами. Это привело к мгновенному возобновлению банкета. Стол только что не рухнул под тяжестью вкусного и утоляющего жажду. Кит улыбнулся интмайру.

— Заметьте, корабль герметичен, но масса изменилась, — сообщил он. — Очень люблю немного лукавить с примитивными законами мироздания.

— Ноль по колебаниям в энергии, ноль перемен по всем считываемым параметрам, — признал Олер. — Как жаль, что кэф-корабли не совершают преступлений.

— Зеркало! — снова рявкнула я.

Олер заткнулся и скис. Дэй недоуменно повёл бровями — лицо уже почти нормального оттенка, только слегка бледновато. Кожа расправляется, он больше не старик, скорее дядя лет шестидесяти, быстро молодеющий. Саид только успевает кидать в пасть нашему жрунчику фрукты со стола. Хряпает вампирюга на лету, бультерьеры уважали бы, взгляни они на это. Во: выхлебал два кувшина воды. Немного полежал, блаженно жмурясь — и попросил Саида заняться крепежом оков на руках.

— Я вспомнил, — негромко сообщил Дэй почти обычным голосом, низким и бархатным. — Я сказал этому вот существу — «зеркало». Давно. Точнее, я подумал, я тогда не понимал наречия. Он сам вербализировал главное слово. Это была моя ошибка. Я долго не мог понять, что вступаю в контакт с сознаниями, с бессознательным и вербализирую то, что может оказаться крайне опасным. Понадобилось двадцать циклов, чтобы устранить угрозу. Слово «зеркало» он выбрал сам. И сам начал накручивать смыслы вокруг слова. Удивительно, все говорили и накручивали. Но лишь немногие пробовали в себе менять причину произнесения слова. Один охранник сказал — «цепь». Он помнил вину за многое, и эта вина его угнетала, рано или поздно он сломался бы, начал глушить сознание и уродовать себя и других. Но тот человек понял проблему. Я знаю. Он приходил к моей камере перед отлётом и сказал «благодарю». Мне стало немного легче. Еще несколько раз приходили люди. А другие исчезали. Не моя вина. Но это причиняло боль.

— Что значит «зеркало»? — решился задать вопрос Олер, даже чуть придвинул кресло.

— Не знаю, — повёл плечами Дэй и начал массировать запястья освобождённых рук. — Это ваше слово. Могу предположить, что вы страдаете неумением включать себя в картину мира. Вы так хотите быть над обществом, что стали зеркалом. Вы ведь знаете, что зеркало ничего не отражает кроме хаоса, пока в него не смотрят? В вас давно уже никто не смотрит. Вы чудовищно одиноки. Сами вы смотреть не умеете вообще, вы окончательно слепы. Это трагедия, вокруг удивительный мир, а вы планомерно превращаете себя в фиксирующее устройство, хотя рождены художником и мыслителем.

— Почему вы никогда не шли на контакт? — Олер отчётливо подался вперёд в кресле.

— Если станете имуществом, вы быстро поймёте причину, — сухо рассмеялся Дэй. — Сима едва ли не одна из всех в этом безумном универсуме учёных и сторожей не поверила, что я вещь. Опасная вещь. Она сразу сочла меня убийственным, но человеком. Увы мне, судя по ощущениям, она передумала. Это вернуло меня к жизни вернее крови и пищи: любопытство. Сима, я что — не человек? Ты выбрала более точный ответ?

— Я перетёрла тему с Китом, — кивок на моего любимого кэфа. — Он согласен… в целом. Дэй, я хочу предложить тебе одну безумную идею. Очень может статься, это убьёт тебя. И точно ты не останешься прежним. Вдобавок ты покинешь универсум, где тебе нет места так и так. Не из-за суда, просто твоё призвание — оно не здесь.

— Сима, никто не предлагал мне самоубиться так ловко, чтобы я, располагая шансом сбежать, не использовал его и охотно согласился на глупость. Ты первая справилась, — тихонько рассмеялся Дэй. — Что надо делать?

— Формально для начала — составить признание. Мол, я, такой-то такой-то, исполняя свое предназначение, прикончил уродов общим числом до двадцати трёх рыл. О содеянном не жалею, но готов отбыть в шлак, чтобы снять вопросы наказуемости и угрозы обществу.

— То есть я всё же убил их, — огорчился Дэй. — Не помню совершенно.

Саид, вот ведь умничка, без подсказок, сам, бережно обхватил голову Дэя, заглянул ему в глаза и сцедил в память мой сон про древних и неизменных детей цветка энна, про Сэа — дочь шамана и тех подонков современного универсума, что медленно уничтожали девочку день за днём, без жалости, без капли сострадания. Жестом я попросила Саида, и он слил тот же сон, но вкратце, Олеру. Поморщился и сел отдыхать.

— Трудно с вами работать, интмайр, — отметил Саид не без мстительности. — У вас душа совсем ссохлась, нет в ней порывов и движений. Я телепат уровня доу, я умею это видеть. Для меня сложно читать ваши мысли, часто они не мысли вовсе, а команды и программные коды. Это… противно. Жизнь от вас отвернулась. Радость иссякла, а боль — она не щадит никого. Вы рискуете обречь себя на бессмертие, полное зависти и отчаяния. В центре вашего мира, как чёрная дыра — неутолимая жажда человеческого тепла, которого вы себя лишили, но инстинктивно тянете его на себя, а оно вас избегает… Это тоже зеркало. Вы так поняли слово и по-своему правы. Вы отражаете мир, но не впускаете его. Вот Симочка — она летнее окошко. Всегда открыта и ждёт гостей. Для неё есть радость.

Пришлось поцеловать мальчика в макушку. Научился рассуждать. Иногда я ужасно, до привизга, горжусь им. Как будто у меня есть право считать, что нынешний умненький, славненький Саид — моя заслуга.

— У шлюза габрал Рыг, — сообщил Олер. — Подал запрос о присутствии в рубке, официально. Я согласился принять габрала. Это часть вашего плана, Сима? Пока прямолинейный служащий марширует в рубку, объясните еще вот что. Я сам выбрал худшее для себя слово, но не умер. Почему?

— Вы мертвы, — с долей неприязни сообщил Дэй, глядя мимо интмайра. — Тогда я думал: он еще может ожить. Сейчас — не знаю. Но люди куда как загадочны. Вы отпускаете меня, это совершенно неожиданно. Может, вам рано хоронить себя в программных кодах? Конечно, Сима несколько слишком для вас спонтанна, но научить смотреть на мир она может.

— Только не хочу! — взъерошилась я.

— Наговариваешь на себя.

— Я отпихиваю, блин, ярмо! Что я вам, ломовая лошадь? Не желаю заниматься репетиторством. Как габлом вы назовёте, так оно и поплывет… Разжалуйте меня в габберы!

Олер поморгал своими искусственными глазами. Я тоже поморгала — натуральными. И чего это вдруг я расшумелась? От радости. Дэй жив.