Манускрипт всевластия - Дебора Харкнесс

Мэтью, стоя ко мне спиной, быстро и яростно говорил по-окситански — скорей всего с Изабо.

— Мэтью, — сказала я тихо, не желая пугать его.

Он мгновенно обернулся ко мне.

— Я не слышал, как ты подошла.

— Ты и не мог. Дай мне, пожалуйста, поговорить с Изабо.

— Лучше не надо.

Наши родственники сидели, запертые в столовой, Сара грозилась вышвырнуть нас всех вон — неподходящий момент, чтобы ссориться с Изабо и Мартой вдобавок.

— Помнишь, что сказал Авраам Линкольн о домах?

— «Дом разделившийся ждет большая беда», — недоуменно процитировал Мэтью.

— Вот именно. Дай-ка мне телефон.

Он нехотя выполнил мою просьбу.

— Диана? — с нехарактерным для нее волнением воскликнула Изабо.

— Не знаю, что тебе наговорил Мэтью, но скажу сразу: я на вас не сержусь. Ничего плохого вы мне не сделали.

— Спасибо, — выдохнула она. — Я пыталась ему сказать… мы действовали по наитию, руководствуясь тем, что смутно помнили с давних пор, когда Диана была богиней плодородия. Твой запах напомнил мне о тех временах и о жрицах, помогавшим женщинам забеременеть.

Взгляд Мэтью коснулся меня в темноте.

— И Марте тоже передай, хорошо?

— Непременно, Диана. — Изабо помолчала. — Мэтью поделился со мной результатами твоего анализа и теориями Маркуса по этому поводу. Раз уж он рассказал кому-то чужую тайну, значит, она сильно поразила его, а я не знаю, от чего плакать — от горя или от радости.

— Может, от всего вместе на первых порах?

— Мои дети не впервые доводят меня до слез, — тихо засмеялась она. — Я и от горя не отрекаюсь, если оно сулит радость.

— Дома все хорошо? — неожиданно вырвалось у меня.

Взгляд Мэтью стал мягче.

— Дома? — Значение этого слова и от Изабо не укрылось. — Да, все хорошо… только очень тихо.

Слезы навернулись мне на глаза. В Изабо, несмотря на все ее острые грани, чувствовалась порой настоящая материнская ласка.

— От ведьм, боюсь, шуму больше, чем от вампиров.

— А счастье громче печали. В этом доме давно уже недостает счастья. Ну что ж… Мэтью уже сказал мне все, что хотел, — будем надеяться, что он хоть немного излил свой гнев. Смотри береги его. — Изабо не сомневалась, что я выполню ее просьбу — и в ее, и в моей семье женщины всегда защищали своих любимых.

— Хорошо. — Глядя на своего вампира, я нажала красную кнопку. Лунный свет, пробиваясь сквозь облака, серебрил поля, покрытые инеем. — Ты тоже подозревал, да? Потому и не хотел заниматься со мной любовью? — спросила я.

— Я ведь уже говорил. Любовь — это близость, а не просто удовлетворение физической потребности. — Мэтью раздражало, что он вынужден повторяться.

— Если ты не хочешь иметь от меня детей, я пойму, — сказала я не совсем чистосердечно, но твердо.

Он схватил меня за плечи.

— Господи, Диана! Как ты могла подумать, что я не хочу детей от тебя? Но это опасно — и для тебя, и для них.

— Беременность — всегда риск. Природе даже ты не можешь указывать.

— Мы понятия не имеем, какие они получатся. Может, пойдут в меня и захотят крови.

— Все младенцы — вампиры, Мэтью, все питаются материнской кровью.

— Это не одно и то же, сама понимаешь. От надежды на детей я давным-давно отказался, но тобой рисковать не готов. — Наши глаза встретились, ища подтверждения, что между нами все осталось по-прежнему.

«И потери ребенка я бы не вынес». Эти невысказанные слова я слышала столь же ясно, как крик совы наверху. Потерять Люка ему было больнее, чем Бланку или Элинор — эта боль никогда его не оставит. Вместе с Люком он потерял часть себя, и восстановить ее невозможно.

— Значит, ты уже все решил? — Я положила руки ему на грудь, дожидаясь следующего удара сердца.

— Я ни в чем не уверен. У нас не было времени все это обсудить.

— Ладно, буду принимать меры. Пить Мартин чай.

— Чаем ты не отделаешься. Современная медицина ушла далеко вперед от этого зелья, хотя человеческие контрацептивные средства вполне могут оказаться непригодными для ведьм и вампиров.

— Ничего, я и таблетки заодно буду пить.

— Ну, а ты? — Он взял меня за подбородок, чтобы я не отводила глаза. — Ты-то хочешь рожать детей от меня?

— Я как-то не представляла себя в роли матери…

По его лицу прошла тень.

— …но нашим с тобой детям, мне кажется, судьбой предназначено родиться на свет.

Мы стояли молча — он обнял меня за талию, я прислонилась к нему головой. Воздух тяжелел от выпавшей на долю Мэтью ответственности — за семью, за свое прошлое, за Рыцарей Лазаря, а теперь вот и за меня.

— Ты боишься, что не сможешь их уберечь, — внезапно поняла я.

— Я и тебя уберечь не смог. — Он провел пальцами по клейму на моей спине.

— Не будем пока ничего решать. У нас и без детей есть, о ком позаботиться. — Тяжесть частично переместилась на мои плечи. Я, всегда жившая для себя, избегавшая традиций и семейных обязанностей, тосковала по былой независимости и отнюдь не горела желанием брать на себя это новое бремя.

Мэтью посмотрел в сторону дома.

— Что было, когда я ушел?

— Чего только не было. Мириам поведала нам о Бертране и Джиллиан. Маркус сказал, что именно Джиллиан в паре с Ноксом проникла в мою квартиру, и возникло предположение, что мы с тобой развязали межрасовую войну.

— Dieu. Ну почему они не могут удержать язык за зубами? — Мэтью, заметно сожалея, что сам не сказал мне об этом, запустил пальцы в волосы. — Сначала я думал, что они это делают из-за рукописи, потом стал предполагать, что все дело в тебе. И будь я проклят, если что-то понимаю теперь. Мы оказались в самом центре какой-то темной вековой тайны.

— Помнишь, что говорила Мириам о других парах — таких же, как мы с тобой? — Я смотрела на луну так, словно ждала от нее ответа, но ответил мне Мэтью.

— Не думаю, что мы первые среди иных преступили этот запрет — и уж верно, не будем последними. Пойдем объясняться.

На пути к дому Мэтью заметил, что объяснения, как и лекарства, нужно чем-нибудь запивать. Мы вошли с черного хода, и муж, пока я собирала поднос, не сводил с меня глаз.

— Я что-то забыла?

В уголках его губ заиграла улыбка.

— Нет, ma lionne — я просто пытаюсь понять, за что судьба послала мне такую воительницу, как ты. Ты внушаешь страх, даже ставя на поднос чашки.

— Ничего я не внушаю. — Я затянула потуже свой конский хвост.

— Внушаешь, внушаешь — иначе Мириам не бесилась бы так.

В столовой вместо шума битвы слышались тихие разговоры. Дом открыл перед нами дверь.

— Мы решили подкрепить ваши силы, — сказала я, ставя поднос на стол.

Вампиры, ведьмы и призраки дружно посмотрели на нас. За спиной у бабушки шелестела целая стайка Бишопов, не привыкших видеть вампиров в доме.

— Виски, Сара? — предложил Мэтью.

Тетя ответила ему долгим взглядом.

— Мириам говорит, что ваша связь ведет прямиком к войне. Мой отец сражался на Второй мировой.

— Мой тоже. — О своем собственном участии в войне Мэтью ничего не сказал.

— Он говорил, что виски на ночь помогает не слишком ненавидеть себя за те приказы, которые ты выполнял днем.

— Полной гарантии нет, но да, помогает.

Сара приняла от него стакан.

— Мог бы ты убить своего сына, если бы он угрожал Диане?

— Не колеблясь, — кивнул Мэтью.

— Вот и он так сказал. — Сара кивнула на Маркуса. — Ему тоже дай выпить: легко ли знать, что твой отец способен убить тебя?

Мэтью налил Маркусу виски, Мириам — вина. Заплаканная, не похожая на себя Эм получила от меня кофе с молоком.

— Не знаю уж, как я с этим справлюсь, Диана, — прошептала она. — Маркус рассказал нам, что замышляли Джиллиан с Питером Ноксом, но как подумаешь о Барбаре Чемберлен, потерявшей дочь…

— Джиллиан Чемберлен была слишком честолюбива, Эмили, — сказал Мэтью. — Ей хотелось одного: заседать в Конгрегации.

— За это не убивают.

— Она свято верила в апартеид вампиров и чародеев — и Конгрегация, так и не добившаяся признаний от Стивена Проктора, поручила ей следить за Дианой. Она не успокоилась бы, не отдав Диану вместе с «Ашмолом-782» в руки девятерых.

— Из-за какой-то фотографии… — лепетала, вытирая глаза, Эм.

— Это была угроза. Я всего лишь дал понять, что не намерен стоять в стороне.

— Но Диану потом все равно похитили!

— Хватит тебе, Эм. — Я накрыла ее руку своей.

— Так что там насчет детей? — взмахнула стаканом Сара. — Неужели вы двое пойдете на такой риск?

— Хватит, — повторила я, стукнув рукой по столу. Все, кроме Мэтью и бабушки, подскочили от неожиданности. — Воевать так воевать. Не за рукопись, не за меня, не за наше с Мэтью право иметь семью, а за общее будущее иных. — На миг я увидела это будущее в виде тысячи ярких нитей, разбегающихся в разные стороны. — Эволюцию продолжат дети от смешанных браков — не наши, так еще чьи-нибудь. Никакое виски не поможет мне уснуть и выбросить все это из головы, и никому больше не придется проходить через весь этот ад из-за любви к тому, кого любить запрещается. Я этого не позволю.