Криминальные сюжеты. Выпуск 1 - Эдмунд Бентли

Неожиданно протарахтел эскорт украшенных черным катеров. То были похороны. Венки выглядели необычно большими, метра по два в высоту.

Справа они увидали готический шедевр — гостиницу «Альберго Бауэр-Грюнвальд». На террасе стояли две девушки с непокрытыми головами и махали руками.

— Вам хватает на хлеб? — спросил у лодочника Роберт.

— Мне вроде бы и хватало, — ответил лодочник. — Мотор новый. Но опять беда. В деревне у меня больной отец. Почти все деньги идут ему.

— Что с отцом? — спросила Мари-Луиза.

— Он болеет гепатитом Б. Но мало того, он еще страдает от остеомиелита. Ему нельзя употреблять антибиотики. Положение трагическое. Наступил на вилы, поранил ногу и получил остеомиелит.

— А отец хорошо живет? — спросила Мария-Луиза.

— Увидели бы вы, в какой лачуге я родился, у вас бы глаза на лоб полезли. Тут отец спит, тут корова мычит — все в одном помещении…

— Говорите адрес, мы поможем вашему отцу, — сказала Мари-Луиза.

— К чему такой разговор… — лодочник отвернулся и наклонился к мотору. — Не поможете ни вы и никто. Ни я вам не нужен, ни вы мне не нужны.

Больше он не говорил и не отвечал на вопросы.

— Вот палаццо Корнер Мартиненджо, — произнес Мартин. — Здесь в 1838 году жил Фенимор Купер, автор «Последнего из могикан».

— У вас есть девушка? — спросила Мартина Эльмира.

— Моментальные оценки бывают разного рода, — сказал Мартин. — Одна, когда друг друга взаимно отвергают. Вторая, когда один отвергает, а другой вроде бы и принимает. Третья — взаимное избрание. Четвертая — взаимное избрание с большой разницей в оценке. И пятая — постоянно повторяющаяся высокая взаимная оценка. Я ищу пятый вариант. К сожалению, безуспешно.

— Так ты должен быть чертовски несчастен, — сказал Дик.

— Счастлив бываешь день после бани, неделю после хороших торжеств. Чтобы быть счастливым год, надо жениться, а чтобы всю жизнь — посвятить себя искусству. Художник счастлив, потому что он творит. А ведь я художник, значит, счастлив. Вот Фондаццо деи Турчи. — Мартин махнул в левую сторону. — Здесь в 1883 году умер Рихард Вагнер. Портик из десяти аркад, над которыми лоджия с колоннами.

По Большому каналу проплыла лодка, набитая рабочими. Они галдели и громко смеялись.

— Характерная черта чернорабочих, — заметила Мари-Луиза, — дранье глотки как доказательство удали, грубый юмор, швыряние репликами. Но мне их жаль. Посмотри, Роберт, как бессмысленно тупы их физиономии… Они жертвы, и государство Нобль рано или поздно их освободит.

— Поворачивать в канал Каннареджо? — спросил лодочник.

— Да, — сказал Мартин. — И перечисляйте улицы, ко-т°рые будут по дороге.

Богатство, разнообразие и нарядность одуряли гостей. Замысловатая архитектура и простая планировка… Ты словно находишься среди сотни красивых, очень красивых Женщин, они все сложены по твоему вкусу, и ты не 3Иаешь, которую выбрать. Теряешься.

Слабели акварельные цвета летнего вечера.

— Санто Джеремиа, Терра Санто Леонардо… — перечислял лодочник. — …Мадонна…

— Стой! Здесь остановись, — попросил Роберт.

Он медитировал на летучей, как песок, подушке воспоминаний, а розовые крылья заката касались города нежно, словно ангел лоскутков детского сна. Вечерело.

— Какой смысл твоей жизни? — спросила Мари-Луиза миниатюрного нищего из рассказа Роберта о художнике Чюрлёнисе, отдавшем свой последний рубль.

У этого нищего ноги были из спичек, его туловище тоже было спичечное, и руки, и шея. Только голова настоящая, хоть и совсем маленькая.

— Смысл моей жизни? — спросил нищий. — Он помещается в этой кепке. У меня есть планы, но это не смысл жизни. Ради чего я живу? Ради природы. Мне нравятся солнце, красивые облака, Неман, деревья, их листья, сверкающий алмазный снег и так далее… Каждый день, общаясь с природой, я испытываю что-то новое и тогда бываю счастлив. А еще мне нравится испытывать людей, узнавать, сколько в них доброты…

— Молчи, старик, — сказал Роберт. — Ты жертва.

— Смысл доброй вести, принесенной Христом, это общность Его Жертве Тела и Крови, — сказала Мари-Луиза. — Эта Жертва не знает никаких границ, никаких партий, она предназначена всем и каждому. Поэтому Христос провозглашает жертвенную любовь к ближнему. То есть к другому, особенно — более слабому человеку, каждой социальной группе — особенно к низшей и более слабой группе, каждому народу — особенно к более слабому и исчезающему народу, представителям каждой расы — особенно к представителям угнетаемых рас.

— Да, — сказал нищий-спичка. — Жизнь за счет другой жизни все равно обречена на смерть. Поэтому зверское взаимопоедание бессмысленно…

— Природа остается совершенной только благодаря выживанию сильных за счет слабых, — сказал Роберт. — Никто не может прожить без того, чтобы не уничтожить другую жизнь.

— Коэффициент доброты происходит от отвержения основного закона жизни — закона права сильного, — Мари-Луиза протянула руку, чтобы взять нищего-спичку, но зашипело пламя, и все исчезло в пепле…

Розовые крылья заката касались города нежно, словно ангел лоскутков детского сна. Вечерело.

— Идем по этой улице, — сказал Дик. — Мне кажется улица Мадонны — это то, что нам нужно. Вот вижу красивую девушку. Сейчас я с ней заговорю.

Девочка, выставив вперед ногу, стояла у импозантного дома. На втором этаже два маленьких балкончика и один, в четыре раза больший, в центре, а на третьем этаже на крыше, еще три маленьких домика с четырьмя окнами. Окна в форме карандаша с орнаментом в том месте, где кончается острие графита. Большой балкон второго этажа был с навесом из зеленого шелка. Материя шевелилась на ветру.

— Сколько ты весишь, красавица? — спросил Дик.

— Шестьдесят килограмм.

— Шестьдесят, — сквернословил Дик, — и каждый килограмм красивее другого. Дай я тебя хлопну по твоему бомбовому задку.

— Пятьдесят тысяч лир, синьор.

— Не понимаю, — сказал Дик.

— Это обойдется вам в пятьдесят тысяч лир. Я несовершеннолетняя.

— За что пятьдесят тысяч лир?

— За «железную дорогу». За любовь обычным способом. — Девочка устремила свой светлый взор на Роберта и, заметив на его лице выражение ужаса, повернулась, чтобы идти домой, но Роберт был проворнее.

— Стой, — он схватил ее за руку. — Вот тебе деньги. Веди меня в свою комнату.

Комната была неплохо обставлена. Роберт сел в кресло, достал фотографию.

— Как тебя зовут? — спросил он девочку.

— Грета.

— На этой фотографии тебя нет. Я отец Руты. Скажи где она? Я вижу по твоему лицу, что ты что-то знаешь. Говори скорее, а если нет, я сообщу полиции…