Таун Даун - Владимир Лорченков

Владимир Лорченков

Таун Даун

Посвящаю своей жене, Ирине

Настала пора повернуться к обществу спиной

Дизайн переплета и иллюстрация

Динары Халиковой

Фото на переплете из личного архива автора

Это реальная история. События, о которых рассказывается в романе, произошли в городе Монреале (Канада, провинция Квебек) в 2013–2015 годах. По просьбе выживших фамилии и имена персонажей были изменены. Из уважения к погибшим всё рассказано так, как было на самом деле.

Часть первая

Грязная потаскушка только и делает, что задом вертит. Трется вокруг да около… хорошо хоть, не внутри! Девка явно мечтает заполучить кое-что. И плевать, что ей не больше пяти лет. Нет-нет! Зря я смеюсь, это все моя наивность, неопытность. Он, культурист Дима, знает лучше меня, уж он-то здесь десять лет прожил, сто дорог оттоптал. Можно сказать, срок отмотал! А что? Срок и есть! Приезжаешь сюда, в Канаду, как на «зону», и «смотрящий» по ней – Бабушка. Она самая, Ее Величество Королева Великобритании, Ирландии, Лилипутии, Бальнибарби, Австралии, Гуингнмии, Канады и Новой Зеландии. Как верхней Зеландии, так и нижней. И даже той, что где-то посередине. Ну чего я смеюсь? Про королеву у Димы долго не получается. Она старая, и цветок у нее – проходит минут десять, прежде чем я понимаю, о каком он цветке, и в это время мы начинаем выносить из квартиры горшки с землей и гигантскими кактусами, – давно уже пожух, ссохся. Завял! Там, наверное, одни мыши да гигантские совы. Охотятся за мышами, летают бесшумно и вертят головами. Вправо, влево, влево, вправо. От губы к губе. Как к какой? Я что, не понял, что он имеет в виду под цветком? Тут я останавливаюсь, скидываю с плеча страп – длинный черный ремень, на котором мы носим вещи, – и хохочу. Дима, хоть и дуется для виду, рад передышке. Культуристом он только называется. Весит килограммов шестьдесят… не больше упитанного барана! Он, наверное, единственный грузчик Монреаля, который в свободное время ходит в зал, с гордостью говорит мне Дима перед тем, как мы заходим в эту социальную квартиру. Социальная, это от социум, c’est-à-dire[1] от «общество». Речь идет о социальной программе помощи уязвимым слоям населения. За невинной формулировкой скрывается, по версии Димы, обитель зла. Проклятые латиносы, сраные иранцы, ушлепищные венесуэльцы, конченые колумбийцы, обтруханные китаезы. А уж про ниггеров он, Дима, вообще молчит. Пусть только я не думаю, что он расист какой. Нет, ничего подобного… Теперь надо взять страп на плечо и рывком подняться с пола. На колени лучше не вставать, нужно присаживаться, как тяжелоатлет со штангой. Глубокий присед. Такой глубокий, чтобы срака в пол уперлась. Есть? Поехали! Так о чем он, кряхтит Дима. А, ниггеры, интернационал. Он, короче, ничего против людей по цвету кожи, или там запаху, не имеет. Хотя от черножопых воняет, и это медицинский факт. Но Дима – все равно не против! Нет уж, мистер. Он вырос в Советском Союзе, его воспитали на дружбе народов. Сам он жид. Да-да, не нужно стесняться. Он себя так и называет. Отец его был настоящий жид, с обрезанным поцем. Когда Дима разыскал папочку где-то в Магадане и тот с удивлением познакомился с одним из выкормышей своего многочисленного потомства от двенадцати жен, разбросанного по всему Союзу, то решил прибегнуть к последнему средству, чтобы отпугнуть сынка с его любовью. Le dernier argument de roi[2]. Снял штаны и показал Диме член. Тот оказался обрезан. А что он, ну то есть Дима, а не член? А ничего. Он заплакал и обнял родного отца, который сбежал от мамашки лет пятьдесят назад и которого Дима разыскал наконец. Так они и стояли, обнявшись. Дима, в тулупе и шапке-ушанке, и его пьяненький папаша – со спущенными ватными штанами и обрезанным поцем, который на морозе весь посинел. Пришлось растирать спиртом. Этого добра оказалось в избе предостаточно, потому что папаша Димы пил. Он только освободился. Нашел себе добрую гражданскую женщину и ждал у нее в избе разрешения покинуть границы Магаданской области. Мечтал рвануть на юг, куда-нибудь в Западную Сибирь. Как журавль какой или утка. Но его, вольную и гордую птицу, сбили на взлете мусора поганые. Сам он, Дима, никогда в жизни не имел проблем с законом. Если не считать, конечно, той драки, когда они толкались, топтались, а потом разошлись, а на земле остался в крови какой-то парень. Его не откачали. Диме повезло, дали условное. Знал бы он тогда, что спустя тридцать лет ему придется оправдываться за этот нелепый инцидент перед офицером канадской иммиграционной службы. Так и так, месье, объясните ваше участие в… Предъявите документы, подтверждающие, что в этом преступлении вашей вины не было, и желательно показания трех свидетелей… Справку номер… Форму от… Официальные бумаги по стандарту… И все это – с лицемерной канадской улыбочкой, от которой у Димы уже тогда скулы сводило. Но что делать! Настало для него время валить из Молдавии. 1995 год, всплеск национального самосознания. Молдаване хотели бросать русских за Днестр, а жидов прямо в Днестр[3]. А Дима, хоть он и мастер спорта по водному поло, всегда боялся природных водоемов. У него три друга по пьяни в реке утонули, а четвертый – чуть не утонул! Судя по уклончивым показаниям, я понимаю, что четвертый Дима и есть. Я угадал! Оказывается, Дима вообще не пьет. Красноречивое свидетельство…

Я наскоро приканчиваю банку пива, которую нам пожертвовали владельцы социальной квартиры. Семейная пара: индуска лет тридцати и весом примерно в полтора центнера и ее худосочный муженек. Тощий, в наколках, явно бывший наркоман. Ну то есть наркоман, потому что они бывшими не бывают. И их дочка, ангелочек лет пяти, которая трется вокруг нас, вызывая дикое раздражение Димы. Он, как мы уже выяснили, ничего не имеет против индусов там или черных. Но ведь эти – которых мы перевозим – они же чистый убыток государству. Никаких эмоций! Ничего личного! Но он, Дима, – жид Дима, как он просит себя называть, – считает, что такие семьи и таких детей нужно расстреливать из пулемета. Вывозить за город, желательно подальше… Куда-нибудь в Mont-Tremblant[4], например… Там красиво… реки, горы… карьеры… Никто ничего не увидит и не услышит, крики не будут доноситься до города… Нужно всех строить в колонны и расстреливать из пулеметов. В Канаде что, боеприпасов нет? Такая богатая страна. Такой жесткий отбор. Он, Дима, разве что не отсосал офицеру иммиграционной службы, который рассматривал документы на выезд. Он и отсосал бы! Просто офицер оказался женщиной. Так что Дима, поигрывая несуществующими мускулами под войлочной клетчатой рубашкой – он уже тогда готовился к Канаде и ее провинциальному стилю – предложил ей куни. А что?! Куни, я что, не знаю, что такое куни? – поражается Дима.

Я осторожно переступаю через ангелочка, вставшего на пороге с куклой, и придерживаю над головой малышки стиральную машинку. Мамаша в отдалении черным пятном возится по паркетному полу, что-то с него собирает. Папаша вообще исчез, пообещал принести кофе. Чаевых нам не видать, так что и на том спасибо. Ну ку-нии-лин-гуус, тянет Дима, глядя на меня пораженно. По его представлениям, сорокалетний сопляк… это я, очень приятно… должен прекрасно разбираться в таких гадких штучках. В общем, Дима предложил отсосать офицеру-женщине. Думаю, не будь кабинеты для собеседования оборудованы камерами слежения, бедная женщина бы согласилась. По Диме видно – он очень хотел удружить офицеру. Так или иначе, а в каком-то смысле она его трахнула. Пять часов утомительных разговоров на французском, перемежаемом уточнениями на английском. Источники доходов, причины отъезда, трудовая книжка, опыт работы на родине, знание рынка труда в Канаде, а какого цвета флаг провинции Альберта, и если вы можете вспомнить слова гимна провинции Саскичеван, то сейчас как раз подходящее время это сделать… Сучка издевалась! Но он, Дима, выстоял. Все преодолел. Отбарабанил назубок все девизы всех провинций Канады. Перечислил разновидности бобров, обитающих в окрестностях Монреаля. Наверняка среди них и черножопый бобер: иммигрант из Африки числится, не смог удержаться я. Нет, не понимает Дима, такого нет в списке видов реки Сент-Лоран[5], замечены только… Следует перечисление бобров. Причем на французском! Все иммигранты пытаются доказать себе и друг другу, что в совершенстве владеют языками Этой Страны. Однако никто из них правильно глагол проспрягать не может. Но я, наученный горьким опытом предыдущих переездов, молчу. Все лучше, чем получить ножом в само… Впрочем, об этом позже. Поэтому я терпеливо позволяю Диме разделаться с глаголом «habiter»[6], причем на «мы» мой напарник срывается… и выравниваю стиральную машинку.

Мы на лестнице, и, значит, вся тяжесть груза ложится мне на лицо и шею. Это опасно. Периодически в таких ситуациях ломаются спины, сворачиваются шеи. Нужно очень внимательно следить за грузом. Но Диме не до того. Он увлеченно расписывает мне подробности иммиграционного собеседования. Как он ей сказал то… как ответил это… срезал и так и этак… Короче, она осталась в полном восторге! Жалко только, отсосать не позволила. После этого Дима, потративший уже тысяч десять на документы, собеседование, медицинский экзамен и прочие формальности, потерпел всего лишь полтора годика, заплатил еще тысяч пять и купил билеты за три… В общей сложности двадцатку отвалил! И все это время следил за здоровьем – не пил, не курил… Чтобы, не дай бог, не хватил кондратий и канадцы не узнали, что у кандидата Дмитрия проблемы с сердцем, которые он может лечить за счет бюджета Страны. Короче, отбор, как в Иностранный Легион, говорит Дима, хваставшийся мне до этого, что сумел «откосить» от молдавской армии. Ну а что после? Самолет Мюнхен – Монреаль. Ужасная жрачка в полете. Хорошо хоть, стюардесса попалась симпатичная. Дима ей подмигивал и так и этак. Наверняка, если бы не языковой барьер, он бы поимел стюардессу, и та завертелась быстрее даже, чем лопасти двигателя. Язык? Он не знал! Собеседование? Так он заучил все ответы на все вопросы… Так все делают. Я что, не скачивал перед интервью брошюру «Пятьсот вопросов на интервью»?! Язык он выучил только здесь, в Канаде. И как выучил! Je parlons français, tu parlons français, il elle parle français, nous parler français, vous parlera français, ils elles parlerez français[7]. Во как! Ничего, мне не стоит завидовать и грустить. Я обязательно выучу французский так же хорошо, как и он, Дима. Вот только «десяточку» в Канаде отмотаю. Как он. После такого срока по французской «фене» кто хочешь, как соловей, запоет.