Медовый месяц Золушки - Георгий Полонский

Георгий Полонский

Медовый месяц Золушки

Про тех двоих, без которых событий, известных всем на свете, не случилось бы…

Про нее и напоминать-то людям нелепо. Ее, кажется, знают даже дикари. В пять лет или в одиннадцать все и каждый роняли слезу над ее обидами, над неоцененными сокровищами ее души… Весь христианский мир любит ее за доброту, за скромность, за незлопамятный и неунывающий нрав! И каждый радовался лично, когда эти прелести отмыли от сажи и подали, наконец, в достойном обрамлении. И когда сам Принц пришел от нее в любовный восторг! Вообще все кончилось здорово - свадьбой, счастьем, весельем, полной победой справедливости… Так?

Но ведь кто-то помог такой торжествующей развязке? Кто-то же поспособствовал?… Многие даже помнят - кто именно.

Глава первая.

Фея и ее паж.

Они были далеко от Пухоперонии - Фея и мальчик, ее паж, ее ученик. Но им упорно думалось о той стране, о событиях, недавно приключившихся там. Думали они про это по-разному: Госпожа - с теплой улыбкой, с надеждой на все хорошее. А Жан-Поль (так звали мальчика) - с горечью, которая глоталась все хуже, все трудней… Это уже напоминало горловую боль при ангине…

- Ты все дуешься на меня? По-твоему, я должна была задержать свадьбу в Пухоперонии?

- Ничего я такого не думаю. Вам виднее, - буркнул он, не поднимая глаз.

- Ну-ну-ну… со мной же глупо лукавить. Ты оказался ревнивцем, вот что я скажу тебе! - заключила она с ласковой насмешкой. Судите сами, что в таких насмешках важнее: то, что - ласковые? Или то, что они все-таки - насмешки?

После такого завтрака ничуть не странно, что ему желательно было побыть одному. Жан-Поль отпросился погулять по столице Мухляндии - так называлась страна, в которую занесло их нелегкое ремесло чародеев… Тут мы вздохнем заодно: до чего же легковесно и как туманно представляют себе люди эту профессию! Но пусть, пусть заблуждаются, не всегда стоит выводить людей из их приятных заблуждений…

Разумеется, профессию "волшебники" нельзя было указывать в гостиничной книге регистрации постояльцев: это поняли бы как неудачную шутку. Могло и похуже быть: если бы поверили и стали одолевать их толпы нуждающихся в чуде. Нуждающихся жадно и срочно!… Кидались бы в ноги, хватали бы за края одежды, лезли бы в двери и окна, демонстрируя увечья свои… Пришлось бы разглядывать и оценивать действительные, но также и фальшивые следы каких-то всепожирающих бедствий! Решать, кто более непереносимо страдает (от такой задачи, знаете ли, и волшебник свихнется!)… Послушать такого жалобщика - ну просто погибнет он без их искусства, завтра же! А посули ему помощь, волшебное вмешательство в его жизнь - человек тут же расслабится, сложит руки - и таких будут тысячи! Нет-нет, невозможны для этих двоих правдивые сведения о себе, откровенность придавила бы их! И когда их вписывали в ту книгу, Госпожа сказала: "Музыканты. Театральные музыканты из Фармазонии…". Никто не проверял, так и записали.

Гостиница попалась им далеко не лучшая: раньше они останавливались в номерах попросторнее и побогаче. Но оба они не придавали значения таким пустякам: главное - чтобы постояльцев и шума от них было поменьше, чтобы не мешали думать и мечтать, склоняясь над старинными волшебными книгами… И еще - чтоб кровати были без клопов.

Надо заметить - никакое чародейство не помогало избавиться от этих гнусных насекомых, - хоть смейся, хоть плачь! Целиком превратить какой-нибудь грязный постоялый двор в первоклассную гостиницу Фее было так же нетрудно, как стакан сельтерской выпить… Но, во-первых, у нее должны были появиться высшие причины для таких действий. Высшие! - это не все хотят и могут понять… А во-вторых, если на этом самом месте прежде водились клопы, то и теперь они вползали, как будто говоря: пардон, но мы - сама природа, господа, над ней ваши чары не властны… Впрочем, что это мы разговорились о такой мерзопакости? По счастью, не было их в той мухляндской гостинице, ни один пока не укусил, - и слава Богу, и давайте о более интересных вещах.

Итак, Пухоперония осталась позади. Страна все-таки симпатичная. По крайней мере, такой вспоминала ее Фея. И королевский двор ее отличался от других более приятными нравами…

А уж какие только королевства, княжества и герцогства не старались изо всех сил угодить и понравиться Фее после того, как узнавали о волшебном ее могуществе! Просто из кожи вон лезли, чтобы произвести наилучшее впечатление, чтоб выхлопотать, выпросить у нее ту или иную милость!

Фее казалось, что при пухоперонском дворе меньше негодяев, чем всюду. И что Принц, которому они с Учеником отдали Золушку, - такого дара достоин. Ровно ничего худого нельзя было сказать о Принце, не только сказать, но и подумать мельком. Принц так искренно, так нерасчетливо был влюблен! Вообще случай Золушки и Принца был как пример из учебника к Великому Закону, согласно которому от любви хорошеет человек, изнутри и снаружи…

А сама Золушка? Если б даже и были у Феи какие-то сомнения насчет Принца, - попробовала бы она помешать этой свадьбе! Видела Фея, видел и чувствовал даже 13-летний Жан-Поль: преступление - не дать этим двоим соединиться! Вместо девушки, которую они осчастливили, вновь была бы оскорбленная, горькая сирота - как в те дни, когда над ней издевалась мачеха. Нет, не так: от мачехи и от сводных сестер несправедливость, брань и щипки с вывертом были чем- то уже привычным; а новая обида от Судьбы, поманившей ее сперва любовью и счастьем, а потом обманувшей, была бы гораздо злее, могла нестерпимой стать!… Рядом с этой возможной ее болью - много ли стоила детская обида Жан-Поля? Это ведь выветрится из его ребячьего сердца! Через неделю, ну через две он вовсе забудет про все пухоперонские страсти. Ни пуха не останется от них, ни пера!… - думала Фея.

Как он убеждал тогда свою Госпожу? Не слишком толково; любой адвокат-недоучка, даже заика, смог бы лучше. Просил только, канючил по-детски: ну придумайте что-нибудь, чтоб не так скоро все это произошло! Пусть это будет, если суждено, только попозже… ну хотя бы на двенадцать недель!

- Почему? - спрашивала она. - Что ты надеешься успеть за эти недели? - тут Жан-Поль слышал опять знакомую ласковую насмешку. Он прекращал трудный разговор. Стеснялся. Все нужные слова приходили к нему на час или на день позже, чем надо. "Волшебник", называется! Только вчера в карете из него вырвалось вдруг, как шипучка с пузырьками газа:

- Они же не знают толком друг друга! Золушка не успела ведь даже понять, в каком новом мире очутилась! Шутка ли? От плиты, от корыта, от огородной мотыги - сразу на светлые скользкие паркеты, в широченную пуховую кровать красного дерева с альковом и балдахином, в зал для танцев… Причем, с кем танцевать? С министрами и послами, с полковниками королевской гвардии! Хотя нет - полковник не посмеет пригласить принцессу, не по чину ему… разве что генерал отважится! А она? Да ей легче будет сквозь землю провалиться! - наседал мальчик.

Госпожа Фея насмешливо его успокоила:

- Не наговаривай на нее. Чепуха все. Прелестно станцует она и с генералом, и с послом. А робеющего полковника даже и сама пригласит! Так ведь и было - ты видел сам! - на том первом балу, когда еще и речи о свадьбе не заходило… Тоже мне трудности: скользкие паркеты! Да она с коромыслом и двумя полными ведрами в самый гололед ходила! И в горку, и под гору!…Или - тоже еще проблема! - чересчур широкая кровать… Такая широкая, что Принц потеряет ее там, что ли? Не переживай: отыщет!

Не следовало ей так шутить. По высшим причинам не следовало! Юмор, если он касался той девушки, должен быть очень -очень бережным - или вовсе его не надо!

Жан-Поль шел по чужому городу и не замечал прохожих- мухляндцев, даже когда они толкали его плечами, задевали сумками. Он был рассеян, как самый допотопный старичок-профессор! Вернувшись в гостиницу, абсолютно ничего не смог бы он рассказать Госпоже об архитектуре этой столицы, о том, что за публика в здешних тавернах, кого больше - степенных людей или ветрогонов и пьяниц; какие товары и за сколько предлагают торговцы, как называются деньги в Мухляндии, что за спектакли обещают афиши местного театра и цирка-шапито… Ничего этого мальчик не замечал, не видел в упор.

"Не воротишь ничего, - думал он, - Как зубами ни скрипи, - сколько ни вчитывайся в наши книги волшебные…"

Он опоздал бесповоротно. Как вон тот мухляндский парнишка, который что-то кричал на бегу франтоватой парочке в экипаже. Их лошади, ужаленные кнутом, рванули с места так прытко, что пареньку и не догнать и не докричаться уже…

Нет, мог бы, конечно, Ученик Феи сделать так, чтоб эти кони застыли, как вкопанные! Чтоб они вообще превратились, допустим, в черепах… Чтобы тот ровесник Жан-Поля, который так отчаянно опаздывал что-то объяснить тем невнимательным франтам, стал бы восседать на их месте, одетый, как аристократ! А эти, отмахнувшиеся от него, - они бы униженно просили секундочки его драгоценного внимания! Большой кайф, знаете ли, бывает от таких перевертышей!