Медовый месяц Золушки - Георгий Полонский

- Нет,нет. Иди одна. Что мне эти чужие рассказы… - Она толком не поняла, как и почему вырвалось у нее концовка этой фразы: "я и сама ее видела…"

- Принцессу?! - сразу вцепилась Люси. - Ври больше! Это где же?

Пришлось, страдая от своего вранья, сочинить - что дело было в ванной… Что спину она терла принцессе! Полотенца ей подавала… Понятно, что лгунья получалась из нашей героини не больно-то опытная и красноречивая. Но Люси будто клещами вытягивала из нее эти подробности!

Люси озадачилась: личный уход за принцессой был работой Терезы, камеристки. Или эта новенькая Золушка врет… Или она - птица более высокого полета: вторая камеристка?! Что взяли вторую - очень правдоподобно: ну может ли одна управиться со всеми хлопотами вокруг молодой супруги принца? Наверняка ведь мильон капризов будет… Люси рассуждала про это вслух и выходило у нее, что с этой Золушкой надо обращаться более почтительно, во всяком случае - до тех пор, пока все не проверено: вторая камеристка - должность серьезная…

- Тогда не обижайтесь на меня… не разобрала я с наскоку, - извинялась Люси. (А у Золушки еще пуще горели щеки и уши от этих ее слов, от этого перехода на "вы"). - Тогда вообще все хорошее со стола, что осталось, - вам и так полагается… - говорила Люси. - Вы лесенку спрашивали? Тут есть, я сейчас…

И за полминуты притащила стремянку.

И опять стала рассуждать вслух - о том, что концы с концами не очень сходятся: влажной уборкой, к примеру, отродясь не занималась ни одна из камеристок… Они и одеты по-другому совсем… Ну какая принцесса позволит дотрагиваться до ее спинки прислуге, одетой по-рабочему, вот как они с Золушкой? Об этом Люси спросила, что называется, в лоб.

И Золушка, чувствуя, что пропадает, сказала: тогда она, дескать, в белом была и с фартучком…

- Ну предположим, - не унималась Люси. - Ну и какая же она из себя?

- Кто?

- Да принцесса же! Ножка-то - и впрямь до того махонькая, что ее туфля никому в мире не налезет? И талия, как у осы? - продолжала Люси любопытничать. - А кожа? Белизны, говорят алебастровой…

Скромная Золушка возразила, что Люси, наверное, каких-то сказочников наслушалась. А вот ей ничего такого не показалось: наружность миленькая, но обыкновенная…

- Да? А разговоров-то, разговоров… В чем же ее сила тогда? - глядя, как работает Золушка, Люси в сомнениях чесала свой нос. А потом не выдержала, к более простым темам вернулась:

- Пойдем, гусиной печенки отведаешь - она-то уж точно необыкновенная! Ну что тебе за дело до паутины? Кто заглядывает туда?

- Вот я заглянула, - сказала Золушка.- Понимаешь, мне часто покойная мама снится… ее не стало, когда я совсем крохой была. Иногда она приходит, чтобы сказать: "Нельзя, дочка, думать, что и так сойдет! Так ничего не сходит…"

"Может, это и мудрость, но только не для служанок", - подумала Люси и снова цепко всмотрелась в эту новенькую. И решила почти окончательно: нет, все-таки не тянет она на камеристку… Надо заставить ее сознаться, что наврала, пыль в глаза пустила…

- Девочки, вы тут принцессы моей не видали? - обратился он прямо к ним обеим.

- Мы? Нет, Ваше Высочество, не проходила она тут… Доброго утречка вам! - произнесла Люси, розовея от удовольствия: не так часто удается переброситься парой слов с принцем! Даже если метешь или протираешь что-нибудь в двух шагах от него.

- Утречко, может, и доброе… только началось оно странно, - рассеянно отвечал принц, оглядываясь.

Про Золушку, которая стояла как-то боком и даже не поздоровалась, Люси мельком подумала: ну и воспитание! И шепотом у нее спросила:

- Куда принцесса после ванной-то пошла? Если ты с ней была, ты и отвечай!

- Да-да…- кивнула новенькая и вдруг брякнула: - Ваше Высочество, вы не поможете мне? Портрет надо снять ненадолго… а он - тяжеленный…

У Люси дух перехватило от такой дерзости:

- Свихнулась, деревня? Ваше Высочество, она новенькая, не извольте на нее внимания обращать… Где-то в глуши жила… не все понимает… Надо камер-фрейлину, да? Чтоб разобралась и с ней, и с картиной… Я позову?

Но принц не слушал - он, как зачарованный, смотрел на Золушку.

- Я сам разберусь… не надо никого, - сказал он медленно. - Ступай, ты свободна.

- Как прикажете, - отвечала Люси с поклоном. И пошла, оглядываясь, а на уме и на языке у нее вертелось про Золушку: "Вот малахольная…"

Когда они убедились, что Люси их не слышит, они громко рассмеялись, конечно… Золушка продолжала стоять на лестнице и оттуда напомнила с лучистой улыбкой:

- Так как же, Ваше Высочество? Я говорю - снять надо вашу матушку. Крюк, на котором держится Ее Величество, книзу повело… И стенка тут осыпается, долго все равно не провисит…

- Ну, артистка! - снова расхохотался принц.- Не заговори ты со мной, я и бровью не повел бы: ну служанка и служанка… Слезай же! Вот явится в самом деле камер-фрейлина и устроит тебе выволочку!

- А вы заступитесь? - спросила она. Конечно, по всем правилам ей уже полагалось обращаться к мужу на "ты", но она еще не умела, сам язык ее не умел… - Нет, я серьезно: не сегодня-завтра ваша матушка может упасть…

- Ну и что? Оставь. Вобьют новый крюк и вернут ее на место. Без тебя. Гораздо хуже, радость моя, когда падает наша репутация… Вот сейчас, например, она же падает…

- Почему? - Золушка села на верхней лестничной ступеньке.

- Да потому, что моя принцесса не знакома с такой работой! Веника никогда не держала в руках! Поняла?

- Нет…

- Это я, я один видел тебя в затрапезе, в саже, Бог знает в чем, когда достали тебя из-за печки и заставили мерить туфельку! Кстати, уже ходит легенда, будто туфелька была хрустальная… Пускай хоть фарфоровая, не жалко. Лишь бы не вспоминались те домашние твои занятия и прозвище, которого надо стесняться, - Золушка… В метрической книге записей о рождении у тебя же роскошное имя - Анна-Вероника, так?

- Да, это мама покойная придумала…

- И чудесно! Мне нравится… И никаких больше кличек, никаких золушек, договорились? Теперь ты - из графской семьи…

Золушка чуть с лестницы не свалилась: как - из графской?! Известно же, из каких она… папа ее - лесничий… Вся округа же смеяться будет!

Но Лариэль сказал, что их округа - подавится, что никто и пикнуть не посмеет. Отыскался, сказал он, желтый пергамент, где на чистом пухоперонском языке говорится: король Ипполит, прадедушка Лариэля, дарует прадеду Золушки графское достоинство - за храбрость при защите отечества. Забавно, конечно, что такая базарная дама, как мачеха Золушки, тоже станет графиней, зато она будет меньше шипеть, - заметил Лариэль. И добавил, что этот Указ будет лекарством и сестричкам ее, заболевшим от зависти, - Агнессе и Колетте.

- А главное, - подвел итог Лариэль, - твое происхождение будет подано так, чтобы не дразнить гусей… не дать им ущипнуть тебя! - и тут он потребовал, чтобы она сняла с себя эту мешковину - так он ее рабочий халатик обозвал.

Про гусей Золушка не поняла, но принц, у которого лицо вдруг стало гневным и твердым, сказал:

- Поймешь еще… И с индюками нашими познакомишься… и с павлинами…

Золушка спустилась к нему, положила обе руки ему на плечи и спросила с нежностью и с тревогой:

- Лариэль! Вы не жестокий ведь, нет?

Дело в том, что некоторые выражения его лица она видела в первый раз. Если по-честному, то они еще продолжали знакомиться друг с другом. Принц сказал: нет, вовсе он не считает себя жестоким. Но он хочет оградить их счастье… а кто знает, какие свойства для этого понадобятся? Золушка тоже не знала, какие. Только у нее было твердое мнение, что от их счастья не должно быть обиды никому. Тогда принц улыбнулся, но как-то невесело, и напомнил ей про тех девушек, которые рвались примерить ту самую туфельку, но она им не подошла…

Слушать это было трудно: по ходу мужниного рассказа она несколько раз ойкнула и один раз вскрикнула.

Говорили, что эти 18 963 - ходят, закутавшись в черные шали, пьют уксус, чтобы зачахнуть назло всему миру… Но чтоб обвинили в устройстве ужасной их участи - принца Лариэля и ту, кого он выбрал в жены! Домашние прячут от этих страдалиц веревки, ножи, серные спички… В общем, Золушка поняла: ей и на улицу-то выйти опасно… Еще счастье, что мало кто знает ее в лицо… Иначе - нашлись бы охотницы схватить ее и живьем сварить в кипящем масле! Нет, нет, неужели такое возможно?! За что, Господи?!

- Да ты собственных сестер вспомни! - сказал Лариэль. - Они же были как истуканы, как мумии - и в Божьем храме, и потом за свадебным столом… С жуткими вымученными улыбками. Зубки - и те казались искусственными!

Золушка припомнила: он был прав. Но если родные так… ну, пусть сводные, но все-таки с детства же вместе…Чего же тогда ждать от чужих? Десять минут назад она затруднилась бы назвать даже одного-единственного своего врага. У нее враги? Откуда? За что? И вдруг их оказалось почти 19 000; не наваждение ли, не кошмар ли, привидившийся во сне в душную предгрозовую ночь?!