Уроки нежности - Дана Делон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рош излучает уверенность и обладает приятным, мелодичным голосом. Есть преподаватели, которые с легкостью завоевывают внимание учеников. Он входит в их число. Профессор оглядывает нас, студентов, ожидающих продолжения, и довольно поджимает губы.
– Латинский язык не просто набор слов и грамматических правил, – продолжает он, медленно шагая по аудитории. – Латынь – ключ к пониманию культуры и наследия древних римлян, который позволяет проникнуть в мир их великих достижений.
– Нет ничего более бесполезного, чем учить мертвый язык, – нагло перебивает преподавателя кто-то из студентов.
Я поворачиваю голову, чтобы увидеть нахала, и им оказывается не кто иной, как Бенджамин Шнайдер.
– Как бы вы нам ни рекламировали латынь, толку от нее мало. – У Бена скучающий вид, он откидывается на спинку стула и смотрит прямо на профессора. В его бледно-голубых глазах читается вызов.
Кажется, все студенты, находящиеся в аудитории, замирают в ожидании дальнейших действий преподавателя. Месье Рош не выглядит оскорбленным или униженным. Он усмехается:
– Насколько я знаю, вы планируете изучать юриспруденцию, месье Шнайдер?
Кажется, они знакомы.
– Изучал бы ее уже, если бы в прошлом году вы не завалили меня на экзамене, – бросает в ответ наглец и, скрестив руки на груди, с пренебрежением косится на профессора.
– Для того чтобы изучать закон, нужна латынь, – не остается в долгу Рош. – И да, в прошлом году ваши результаты не были удовлетворительными.
– Они были удовлетворительными, вам это прекрасно известно, – огрызается Шнайдер.
– Не неси чушь, Бенджамин! – негодующе встревает Луна, которая сидит чуть ниже него. Она все в том же радужном свитере, в котором я видела ее вчера в обед. – Умей проигрывать, – продолжает она отчитывать Шнайдера, закатив голубые глаза.
– Да что ты? Неужели ты сама умеешь? Или надеешься, что подхалимство поможет тебе сдать экзамен в конце этого года? – Бенджамин качает своей рыжей головой. – Все ради результата, не так ли, Луна?
Моя соседка выглядит так, будто он влепил ей пощечину. Глаза хама сверкают, он доволен, что его слова достигли цели.
– Мы все знаем, что ты заслужила ту стажировку! Вот только профессор Рош решил, что его древний, никому не нужный язык важнее твоего будущего, и вот ты снова здесь!
– Довольно, Бен, – хмурится преподаватель. – Отложи свое представление на потом. Сейчас у нас лекция, – напоминает Рош. – Уверен, Луна в этом году справится на «отлично» и будет иметь все шансы на повторную попытку получить стажировку.
– Если вы опять не завалите ее, – злорадно бросает Шнайдер.
– Ни к чему тратить время на эти бессмысленные разговоры. – Махнув рукой, Рош открывает ноутбук. – Прошу внимание на экран. Я объясню вам, зачем нужна латынь. – И вновь у него на губах появляется обаятельная ухмылка.
– О да, давайте! Я ведь так ждал этой презентации! – ехидничает Бен.
Месье Рош выглядит невозмутимым и игнорирует выпад наглого студента, будто тот нисколько не портит ему лекцию. По крайней мере, профессор всем своим видом пытается это продемонстрировать.
– Месье Шнайдер задался вопросом, зачем нам нужна латынь. – Преподаватель поднимает голову, в то время как на большом экране высвечивается слайд с текстом: «Зачем нужна латынь?»
Смех разносится по залу.
– Как видишь, Бен, я подготовился, – самодовольно сообщает Рош. – И тот факт, что ты не знаешь ответа на этот вопрос, говорит лишь об одном: в прошлом году я правильно сделал, не допустив тебя к экзамену. – Профессор пролистывает слайд. – Давайте начнем с основ. Латинский язык – это не только огромное наследие, еще он интересен своей чрезвычайной структурированностью. Мы будем изучать его грамматику, лексику и, конечно, будем переводить тексты классической римской литературы. Вы узнаете, что латынь может быть сложной, но также очень красочной и точной. – Щелк, и следующий слайд загорается на экране. – Латынь – это не только язык, это мысль. Ее изучение развивает вашу способность анализировать, понимать и коммуницировать на более глубоком уровне. Она поможет вам лучше понимать структуру современных языков, а также сформирует уникальный взгляд на культуру и историю.
В аудитории тихо, все внимание направлено на преподавателя. Он будто нас загипнотизировал.
– Как видите, изучение этого языка может кардинально изменить вашу жизнь и восприятие. – Рош довольно оглядывает студентов, в очередной раз щелкает, и слайд вновь меняется.
В одну секунду тишина взрывается громким всеобщим «ах!». Увидев на экране себя, я несколько раз непонимающе моргаю. Профессор Рош выглядит сбитым с толку, и наши взгляды пересекаются. Я качаю головой, не в силах осознать увиденное. На экране фотография, на которой я сижу на коленях Уильяма Маунтбеттена. Мы находимся в темной комнате, освещенной лишь тусклым светом лампы. Уильям устроился на старом кожаном диване, его лицо расплылось в самодовольной улыбке, а глаза сверкают озорством. Моя рубашка расстегнута до груди, вульгарно демонстрируя черный кружевной бюстгальтер. Подол юбки задран, неприлично оголяя бедро, даже видна полоска красного нижнего белья. Мое лицо выражает смесь растерянности и удивления, как будто я не ожидала, что нас сфотографируют. Нас будто сняли исподтишка, поймали с поличным.
Аудитория начинает гудеть. До меня доносятся свист и хихиканье. Гул голосов нарастает. Только я знаю, что этот снимок ненастоящий. Фотошоп. Но сделано искусно. Тело подобрано идеально. Это будто и правда я. Фото до такой степени реалистично, что хочется разбить вдребезги проектор. Громче всех слышно Шнайдера, его смех разрывает, словно нож, вонзающийся в сердце.
– Когда ты успела, Маленькая стипендиатка? – громко спрашивает он. – Времени зря не теряла!
К горлу подступает желчь. Под фото красуется подпись: «Грязнокровка в поисках палочки побогаче».
Профессор Рош резким движением захлопывает крышку ноутбука, и экран гаснет. У меня ощущение, будто меня только что оглушили.
– Тихо! – требует профессор. Его злой голос отскакивает от стен. – Кто из вас, паршивцев, посмел тронуть мой ноутбук? – гремит учитель на всю аудиторию.
– А разве что-то не так с презентацией?
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому принадлежит этот самодовольный и пропитанный ядом голос. Бенджамин. Думаю, ответ на вопрос преподавателя очевиден. Ненавижу его.
На глазах выступают слезы. Осознание того, как сильно меня только что унизили, душит изнутри. Хочу схватить свою тетрадку и убежать. Но я не доставлю Бенджамину Шнайдеру столько радости. Я выпрямляю спину и поднимаю руку.
– Да, Селин? – Профессор Рош смотрит на меня жалостливым взглядом. – Ты можешь идти, – говорит он, не дожидаясь моих слов. – Я обязательно обсужу этот вопрос с руководством, и мы найдем виновных!
– У-у-у-у, как страшно! – доносятся издевательские голоса парней с самых дальних парт.
– Они найдут виновных в том, что стипендиатка оказалась шлюхой! – воют гиены.
Я делаю вид, что не слышу. Для меня их всех не существует.
– Можете рассказать, какие современные языки произошли от латыни? – Голос меня не слушается, когда я задаю этот вопрос. Слова со свистом срываются с губ.
Профессор Рош твердо кивает и встает с учительского места, поддерживая мою попытку продолжить лекцию.
– Французский, итальянский и испанский, – отвечает он, слегка разглаживая волосы.
– А английский? – подает голос парень, имени которого я не знаю, и туповато косит карие глаза на профессора.
Он сидит рядом с Беном и смеялся громче всех на все скабрезности Шнайдера.
– Английский язык входит в состав германских языков, а не происходит от латинского, – вырывается у меня, и я тут же захлопываю рот.
Черт, держи язык за зубами!
Профессор замирает и заглядывает мне в лицо. Его удивленный взгляд будто спрашивает: «Ты задала вопрос, на который и так знала ответ?» Да, задала. Нужно было продолжить лекцию. Я здесь ради учебы и лишь по окончании дня могу углубиться в самобичевание и жалость к себе.
Рош быстро кивает:
– Можешь рассказать подробнее, Селин? А ты, Николас, – обращается он к студенту, – слушай и запоминай.
Я собираюсь с мыслями. Может быть, в этом месте я и правда стипендиатка,
