Иудейка - Алекс Чин

Патруль продолжил движение, а полицай снял с плеча винтовку и взвёл курок.

– Ну-у-у, жиды поганые, готовьтесь. Сейчас я вас…

И вдруг, когда Лейбович зажмурился в ожидании выстрела, полицай опустил ствол и внимательно посмотрел на Гордона.

– Пся крев (сучьи дети. – польск. ругательство)! – выругался он. – Этот безногий доктор родственник чертовки Барбары?

– Д-да, у-у-у… у него б-была д-дочь Б-Барбара, – промямлил полуживой от страха Йоханан.

– Эта жидовская сучка вместе со своим хромым хахалем меня едва на тот свет не спровадила, – осклабился полицай. – И я, Мазепа, поклялся её удавить! Но раз так получилось, что её уже нет, а её папашка вот он, передо мной, то я довольствуюсь и этим.

Он вскинул винтовку, целясь в грудь Гордона, и снова опустил ствол.

– Нет, так будет слишком просто, – хмыкнул он. – Хотя… – он вдруг просиял от мысли, пришедшей в голову. – Эй, жид безногий, жить хочешь? – спросил он.

– Не хочу, стреляй, – прошептал Хагай. – Сделай одолжение, застрели меня?

– Ого-го, вижу, ты не шутишь? – удивился Мазепа. – Но так не пойдёт. Меня не устраивает твоя решимость!

– Стреляй, скотина, я ненавижу тебя! – разозлился Хагай. – Не дай мне повода проклинать тебя и костерить последними словами!

– Ишь ты, хочешь избавиться от мучений с моей помощью? – догадался Мазепа. – Тогда станцуй для меня на своих культях, и, в благодарность, я застрелю тебя с первого выстрела.

– Ты с ума сошёл, мерзавец! – возмутился Хагай. – Даже если бы и были у меня ноги, я не стал бы плясать для тебя!

– Будь у тебя ноги, я бы и не стал заставлять тебя выплясывать, морда жидовская! – захохотал Мазепа. – Так что, будешь плясать на своих культях, или… Или я уйду, прежде застрелив твоего «конягу»! – Негодяй вскинул винтовку и направил ствол в грудь Лейбовича. – Ну?

– Одумайся, безумец? – испугавшись за жизнь Йоханана, заговорил Хагай. – Это же ни в чём не повинный человек.

– Я здесь один человек, а не вы, – огрызнулся Мазепа, касаясь указательным пальцем курка. – Ну?

Оттолкнувшись руками, Хагай вывалился из тележки и, упав на мостовую, больно ударился лицом о камни. Тогда он попытался подняться, но с первого раза не получилось. Его ноги были ампутированы чуть ниже колен, а раны распухли и кровоточили, причиняя невыносимые страдания. Но…

«Я должен это сделать, должен! – думал Хагай, скрипя зубами и снова пытаясь подняться на культи. – Я должен, или этот подонок убьёт безобидного старика, который не отвернулся от меня. Рискуя собственной жизнью, он забрал меня из больницы, и теперь его жизнь зависит от меня. Нет, он не должен погибнуть из-за меня. Он…»

Держась за край тележки руками, Хагай кое-как встал на культи. Подбадривая себя, он стал напевать мелодию «Семь сорок». Ужасная боль огнём жгла его ноги, но он топтался на месте, словно танцуя. Лицо калеки сделалось мертвенно-бледным, по телу заструился пот, а он…

Сначала Хагай подпевал себе тихо, а потом… Кровоточащие раны вдруг перестали болеть, словно потеряв чувствительность, и тогда… Слизывая кровь, струйкой вытекающую из разбитого носа, он стал громко напевать мелодию и быстрее перебирать культями.

– Эй, Йоханан, чего стоишь, хлопай! – закричал он в исступлении. – Этот негодяй хотел насладиться моим танцем! Так пусть видит, как я танцую свой любимый фрейлехс! Эй, – он выплюнул кровавую слюну: – Эй ты, подонок, ты доволен? Ты видишь, как я могу? Давай присоединяйся! Посмотрим, кто кого перепляшет! Ты или я? А ну…

Увидев его глаза, светящиеся ярким сиянием, Мазепа попятился. Затем он круто развернулся, набросил на плечо винтовку и побежал в ту сторону, куда ушли немцы. Силы покинули Хагая, он упал на мостовую, лишившись сознания. Пришедший в себя Лейбович с трудом погрузил его в тележку и, пугливо озираясь, покатил её в направлении своего дома.

Политическое и военное руководство Польши осознавало, что они проиграют войну Германии ещё до вступления советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию. Тем не менее они не собирались сдаваться или вести переговоры о перемирии с Германией. Вместо этого польское руководство отдало приказ эвакуироваться из Польши и перебираться во Францию. Само правительство и высшие военоначальники перешли границу близ города Залещики в ночь на 18 сентября. Польские войска начали отступать к границе, подвергаясь атакам немецких войск с одной стороны и время от времени сталкиваясь с советскими войсками с другой. К моменту приказа на эвакуацию немецкие войска нанесли поражение польским армиям «Краков» и «Люблин» в сражении за Тумашув-Любельский, которое продолжалось с 17 по 20 сентября.

17 сентября советские войска вступили в пределы Польши с востока в районе севернее и южнее Припятских болот. Советское правительство объявило этот шаг, в частности, несостоятельностью польского правительства, распадом польского государства де-факто и необходимостью обеспечения безопасности украинцев, белорусов и евреев, проживающих в восточных областях Польши. Польское верховное командование из Румынии отдало приказ войскам не оказывать сопротивления частям Красной Армии.

Вступление в войну СССР было согласовано с германским правительством и проходило в соответствии с секретным дополнительным протоколом к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом.

Историческая справка

В конце дня лейтенант госбезопасности Валентин Внуков сидел в кабинете старшего майора госбезопасности Андрона Сергеевича Забелина. Вместе с капитаном госбезопасности Генрихом Рихтером он изучал последние донесения из оккупированной Польши.

Забелин по обыкновению ходил взад-вперёд и не мешал подчинённым, не переставая наблюдать за ними. Лейтенанту Внукову не более тридцати лет, но он кажется старше. Кожа на лице бледная, пористая, словно исколотая шилом. «Не красавец, но умница», – подумал Андрон Сергеевич, видя, как сосредоточенно тот изучает документы и делает в тетради пометки.

Майор Даниил Каторжников разительно выделялся голым черепом. «Степаныч тоже хорош, – с теплотой подумал Андрон Сергеевич. – Человек на своём месте! Он из простой крестьянской семьи, но… Мозги в его голове не просто серое вещество! Он великолепно планирует операции, запоминает и умело использует, казалось бы, незначительные мелочи…»

Остановившись у окна, старший майор Забелин развернулся и двинулся в обратном направлении. Его взгляд остановился на лице Генриха Рихтера. «А вот он красавец! – подумал Андрон Сергеевич. – Высокий рост, красивое лицо, прямой классический нос и тонкая полоска рта. Мундир сидит на нём как влитой. Цепкий, целеустремлённый, пытливый, анализирующий ум! Он никогда не бросает попусту слов, а что скажет, так в самую тему!»

– Всё, на Польше как на независимом государстве можно смело ставить крест, – высказался Внуков, закрывая тетрадь. – Теперь надо думать о том, на какую следующую страну двинут свои полчища немцы.

– Тут и гадать нечего – Франция, – усмехнулся майор Каторжников, – а может быть, Бельгия или обе сразу. У нас скопились уже чемоданы информации, указывающие именно на эти страны!

– Тогда и Австрию не стоит сбрасывать со счетов, – вздохнул, присоединяясь к обсуждению, Забелин. – Сегодня Германия сильна как никогда. Попробовав на Польше свою мощь, немцы считают себя непобедимыми. Следовательно, им больше никто не указ, к сожалению, и наша страна тоже. Ну а австрийцев немцы считают родственной нацией.

– Немцы желают захватить всю Европу, – когда все замолчали, заговорил Рихтер. – Оккупация Польши для них своего рода генеральная репетиция. И если им удастся подмять под себя Европу, тогда они повернут свои полчища на Восток!

– Ты это… Не произноси больше таких слов вслух, – обеспокоенно глянув на дверь, тихо сказал Каторжников. – Так недолго и…

– А чего я сказал такого? – пожал плечами Рихтер. – Говорю, что думаю. Я же не на площади во всеуслышанье высказываю своё мнение, а здесь, в тиши кабинета своего начальника. Надо не одёргивать меня, а прислушиваться. Если я не прав, то убедите меня в обратном, товарищи?

– Да нет, ты как раз прав, очень прав, – поддержал его Андрон Сергеевич. – Оккупацией Польши немцы не ограничатся. Напротив, их аппетиты существенно возрастут. Сами знаете, что бывает, если зверь попробует вкус крови? Все понимают опасность фашизма – и мы здесь, и все вокруг, и в Москве в том числе. Но товарищ Сталин верит в незыблемость пакта о ненападении, подписанного с Германией, и тут ничего не поделаешь.

– Так что же нам делать, товарищ старший майор? – воскликнул лейтенант Внуков.

– А нам надо работать, хорошо работать, товарищи, – подчеркнул Андрон Сергеевич. – Мы должны держать на контроле всё, что происходит в Польше, и не только. Мы обязаны знать о немцах и их планах если не всё, то как можно больше! Никак нельзя сидеть сложа руки, пуская события на самотёк.