На алтарь Победы. Воевали, верили, победили - Владимир Зоберн

И она мне с самого начала сказала: «Сережа, ты должен поступать в военную академию». Как она предвидела! У меня письма хранятся, где она писала: «Поступай в академию!»

А во время войны она была в Казани, куда был эвакуирован Киевский мединститут.

И в 1946 году я поступил в Академию бронетанковых и механизированных войск. В 1948 году она заканчивала медицинский, а я еще учился. Решили так: на зимние каникулы, а это февраль 1948 года, я приеду в Киев, мы поженимся, и она сразу же уедет ко мне в Москву. Что и было сделано.

– И еще спрошу про последний день войны…

– 8 мая я получил задачу: возглавить передовой отряд от полка – в который входила моя самоходная батарея, рота автоматчиков, еще кое-какие мелкие подразделения, – и стремительно наступать в сторону Праги. За мной шел полк. 13 мая я закончил войну. А 9 мая я выдвигался, потому что там, в Судетских лесах, еще прятались немцы.

И о том, что кончилась война, я узнал во время этого марша. В город Градец-Кралове – это крупный центр Судетской области, – мы вошли утром. А жители еще никогда не видели русских. И они не поняли, кто это вошел. А потом, когда услышали нашу речь славянскую, – такая была встреча! «Наздар! Наздар! Да здравствует Красная армия!» Сразу – цветы, плакаты уже успели написать. Мы остановились на центральной площади. Обступили наши самоходки, стали приглашать нас к себе в дом, чтобы чем-то угостить.

– Расскажите, пожалуйста, про Парад Победы.

– От нашего полка на парад были отправлены два человека: я – офицер, командир батареи, – и старшина Афанасьев. Он имел три ордена Славы, старшина разведывательной роты, разведчик.

Наш состав, отправлявшийся от 4-го Украинского фронта, сначала собрали в штабе фронта в Пардубице, в Чехословакии, а потом воинским эшелоном отправили в Москву. Разместили наш сводный полк в Шелепихе – это Красная Пресня, – в школе.

Сейчас там высотки стоят, а тогда возле школы был пустырь. И мы на этом пустыре занимались строевой подготовкой. С фронта же – никто не умел ходить.

Сводный полк 4-го Украинского фронта возглавлял командир 101-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Бондарев, Герой Советского Союза. А начальником политотдела сводного полка 4-го Украинского фронта был генерал-майор Брежнев Леонид Ильич, будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС.

Леонид Ильич был очень простым, доступным человеком. Первая шеренга офицерская – он с каждым офицером здоровался за руку.

Тогда мы познакомились. Потом еще были встречи.

Мы готовились к параду около месяца. Занятия были, можно сказать, только по строевой подготовке. Первые тренировки проводились на этом пустыре в Шелепихе, затем – на плацу 1-го Московского артиллерийского училища, на Хорошевском шоссе.

Потом уже тренировки были на Красной площади. И 24 июня состоялся парад. Наш сводный танковый батальон в последний момент было решено вывести в танковых комбинезонах и танковых шлемах. Наш батальон располагался почти напротив Кремля, поэтому всех, кто был на трибуне Мавзолея, я видел, и довольно близко.

Когда мы стали проходить, пошел дождь. И проходили мы уже под дождем. Кто принимал парад, вы знаете. Командовал парадом маршал Советского Союза Рокоссовский, а принимал маршал Советского Союза Жуков. Затем нас отвезли обратно на Шелепиху. Потом был обед с участием Брежнева, командующего фронтом Еременко, членов военных советов фронта, – торжественный, хороший обед. И через день нас опять отправили в Чехословакию.

Глава 6. «Мое дело простое», или Рядовой Великой Отечественной

Удивительно и необычайно просто и быстро устраивает Господь дела и заботы наши. Племянница позвонила и попросила рассказать о боевом пути деда. В школе ее дочке дали задание: к предстоящему 70-летию Победы в Великой Отечественной войне подготовить рассказ о ком-нибудь из родственников – участниках этой страшной войны. Самым близким был ее прадедушка – мой папа.

К великому изумлению своему и невероятному стыду я понял, что совершенно не готов немедленно помочь ребенку. Я очень мало знал о боевом пути своего отца. Помнил лишь только рассказ мамы, как он уходил на фронт и как его встречали после Победы летом 1945 года.

Папа почти никогда не делился воспоминаниями о тех страшных годах: ему было трудно и больно возвращаться в то суровое время. Лишь однажды – когда я был уже взрослым, приехал в отпуск из армии, достал из заветной шкатулки его боевые награды, нацепил их на свой китель и попросил папу надеть его и сфотографироваться, – он не очень одобрительно сказал:

– Ну и зачем тебе это? Война давно закончилась. Что теперь вспоминать! Да и медали вон от времени потускнели и почернели.

Я внимательно присмотрелся к наградам и на гвардейском знаке заметил маленькую выбоинку, небольшой скол. Показал папе. Он с задумчивым видом провел пальцем по раненому знаку и сказал:

– Это в феврале сорок пятого в Германии случилось. Матерь Божия уберегла меня. Перед самым боем не успел прикрутить знак на гимнастерку и положил его в карман, где лежала мамина иконка с образом Богородицы. Маленький осколок попал прямо в знак, не повредив ни иконку, ни меня.

Потом, недолго помолчав, добавил:

– В кино, сынок, показывают, как политруки боевой дух бойцам перед боем поднимают. Правильно показывают. Так все и было. И политруки настоящими офицерами были, первыми в атаку поднимались, первыми и погибали очень часто. Только ведь и у них, почти у всех, в кармане у сердца иконка маленькая была или крестик, которые им туда их мать положила. И они, как и мы, рядовые бойцы, тоже про себя шептали: «Господи, помилуй!» и «Господи, спаси и сохрани!» Им, командирам, труднее ведь, чем нам, рядовым, было. Они не только за себя отвечали, а и за нас тоже. И решения принимать надо

было непростые. Приходилось и на верную смерть посылать. Я рядовым связистом был. Мое дело простое – исполняй приказ, исправляй повреждения на линии и отвечай сам за себя.

– Папа, а ордена-то за что, если все так просто? Ведь не просто так ты прогулялся от Москвы и до Берлина? Неужели не страшно было? Связь ведь ты не в тылу исправлял!

Папа призадумался, аккуратно повесил китель с боевыми наградами на спинку стула. Глаза его повлажнели. Он боролся с волнением и, так и не сумев с ним справиться, глухо сказал:

– Очень страшно! Но не за жизнь, а за семью свою. Страшно было представить, что, если я не выстою, не выдержу, пущу фашистов в свой дом, они убьют мою мать, они будут издеваться над моей женой, они сделают рабами моих дочек и сына, которого я еще даже и не видел.

Папа справился с волнением и с улыбкой произнес:

– Складывай медали на место да собирайся. Утром в дорогу. Быстро отпуск твой пролетел.

Я не спешил убирать награды в шкатулку, а достал из своего чемодана зеленый твердый кусочек пасты, которым до золотого блеска натирал бляху на своем ремне, и приступил к работе.

Я чистил папины награды и представлял его, молодого и сильного.

Он уходил на фронт в июле 1941 года вполне зрелым мужчиной – сыном, мужем, отцом двоих детей, ожидавшим рождения третьего.

Я представил те мгновения прощания его с мирной жизнью, с семьей. Серьезный и спокойный папа (он всегда в минуты тревожные был спокоен и на войну уходил не в первый раз: участвовал в финской кампании) крепко прижимает к себе своих любимых дочек и что-то тихо говорит плачущей маме. Она кивает, сложив руки на большом животе, придерживая его, потому что там, внутри, беспокойно вертится ребенок. Малышу передается мамино волнение, и он тоже в такую минуту не может оставаться спокойным. Наверное, он знает и понимает, куда уходит папа.

Рядом стоит бабушка с образом Спасителя. Она не плачет. Она тихонько про себя читает молитву и ждет, когда сын попрощается с женой и с дочками и подойдет к ней за благословением.

Вот папа опускается на колени, а бабушка крестит его святым образом со словами: «Помилуй, Господи, сына моего – раба Твоего Дмитрия! Спаси и сохрани! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Аминь!»

Папа прикладывается к образу, трижды целует его, поднимается с колен, обнимает и целует бабушку. Бабушка и сейчас не плачет, а строго напутствует сына: «Береги себя, сынок, и помни: Господь милостив и справедлив. Проси – и всегда поможет. И еще помни, что за детей своих воюешь, за семью свою. Нас защищаешь. Образ Спасителя всегда в голове держи, а мы перед ним за тебя просить каждый день будем. А еще вот тебе иконка Божией Матери. Она с отцом твоим всю Первую мировую прошла и в плену побывала. Спрячь во внутренний карман, где сердце. С ней и вернешься. Теперь иди с Богом!»

Бабушка еще раз крестит сына. Папа быстро, не оборачиваясь, выбегает на улицу. Здесь крепко обнимает 17-летнего младшего брата Ваньку, бледного и растерянного, остающегося за главного в доме, потом ловко и легко запрыгивает в кузов полуторки, где его поджидают другие новобранцы. Машина срывается с места, оставляя за собой клубы дыма и дорожной летней пыли. Следом за ней еще долго бегут мальчишки.