На Муромской дороге - Сергей Шведов

– Это что, слив компромата? – удивился многолюдности Балабанов. – Проститутки с объявлениями, – пояснил Портсигаров. – Слив компромата у Аристарха Журавлёва на заднем дворе. Он у нас жутко чистоплотный. Монархист и государственник, в смысле державник, это тебе ни какая-нибудь либеральная шантрапа.

И пока Балабанов удивлялся, почему это чистоплотный монархист назвал свою газету в честь идеологических противников, и какое отношение к державной идее имеют жрицы свободной любви, Портсигаров провёл его по лабиринту порока, не запачкав ничем кроме губной помады. С Гонолупенко всё было куда сложнее. Возбужденная толпа опознала в нём Стингера с газетных передовиц и готова была растерзать на части от восторга. Совершенно напрасно Гонолупенко кричал «никс фирштейн» и «вот стервы», поднаторевшие в раздевании клиентов жрицы любви стянули с сержанта кожаный пиджак и попытались стянуть брюки, но Гонолупенко, проявив редкостную изворотливость, не уронил честь мундира и штаны спас. Коле повезло гораздо меньше. Что и было отмечено главным редактором «Комсомольского агитатора», как только гости переступили порог его кабинета.

– Я этих шоу у себя под окнами не потерплю, – сказал он бесштанному Коле. – Эта либеральная провокация у вас не пройдёт.

– Какая провокация?! – возмутился Портсигаров. – Твои журналюги у нашего Стингера цепь спёрли, а теперь и кожаный пиджак сняли, португальским королём дареный.

– Неужели королём! – ахнул Аристарх, поправляя очки, чтобы лучше видеть заезжую знаменитость.

– Пиджак свой отдашь, – распорядился Портсигаров. – Он хоть и не королевский, но тоже кожаный.

– Пиджак денег стоит, – поморщился прижимистый редактор. – На объявления цены поднимешь, – утешил «комсомольца» Портсигаров. – Не голым же мне звезду шоу-бизнеса по столице водить. – Подумаешь, Стингер, – отбояривался редактор, которому жалко было пиджака. – Коля вон не последний шоумен в России, а без штанов ходит.

– Я попрошу! – взвизгнул травмированный проститутками Коля. – У меня в тех штанах бумажник был с тремястами долларов. Плюс полторы тысячи за оскорбление личности. Итого: две тысячи зеленых с тебя, Аристарх.

– Да что же это такое! – всплеснул руками Журавлёв. – Кто пустил сюда этих рэкетиров?

– Это мы рэкетиры? – возмутился Портсигаров. – А моральная травма, полученная у стен твоей редакции мировой знаменитостью, это как? А изнасилование лучшего шоумена России? А инфаркт у любимой собачки Стингера из-за украденной цепочки? За нашей спиной всё цивилизованное человечество и отечественная прокуратура. Не говоря уже о Сосновском.

– Ты меня Сосновским не пугай, – запротестовал Журавлёв. – К тому же слух пошёл, что он линяет.

– Как линяет? – ахнул Коля. – А как же мы?

– Частично линяет, – уточнил редактор. – Под оппозицию. – Ещё тысячу долларов с тебя, Аристарх, за ложную информацию, – вздохнул с облегчением Портсигаров. – И ещё столько же за оскорбление в нашем присутствии Сосновского.

– Таких расценок даже в суде нет, – обиделся Журавлёв. – К тому же про Сосновского – чистая правда. Линяет. В связи с появлением то ли Инструктора, то ли Инспектора. А Фидоренко, говорят, и вовсе ушёл в подполье.

– Это что же, перемены у нас? – растерянно произнёс Коля. – Ты нам зубы не заговаривай, – рассердился на хозяина Портсигаров. – Мы этих инспекторов видели – перевидели. Ты нам Химкина с цепью вынь да положь.

– Нет его в редакции. Отправился за интервью то ли к Фаринелли, то ли к Примадонне.

– Когда это Примадонна просто так интервью давала. Да ещё Химкину. – Обещал он ей что-то, – нехотя признался Журавлёв.

– Уж не Стингеров ли амулет, – проболтался Коля. – Какой амулет? – сверкнул глазами из-под очков Аристарх.

Портсигаров бросил на болтливого Колю недовольный взгляд и со словами «с паршивой овцы хоть шерсти клак» принялся раздевать главного редактора «Комсомольского агитатора». Аристарх Журавлёв, сразу же забывший о Стингеровом амулете, отбивался ногами. Подобного хамства гости хозяину не простили, сняв с него за одно с пиджаком ещё и штаны. На протестующий писк редактора, с неразборчивыми призывами о помощи, Портсигаров зловеще пообещал ему рёбра пересчитать. Сцена, что и говорить, вышла безобразная, с откровенным криминальным душком, но расстроился по этому поводу один Балабанов. Гонолупенко же спокойно примерил чужой пиджак и остался вполне доволен обновой. Коля без тени смущения натянул на себя редакторские штаны.

– Будешь возникать – натравим на тебя Джульбарса, чёрного шамана с Каймановых островов, – пообещал Аристарху Портсигаров. – Это тебе не цивилизованный Сосновский – враз все перья из хвоста выщиплет.

– Ладно, – сказал Журавлёв, потирая ушибленную в суматохе голень. – Ты меня ещё попомнишь, Портсигаров. Я выведу вашу банду на чистую воду.

Не давая врагу времени опомниться и сосредоточить под своей дланью превосходящие силы, гости ретировались из здания скандальной газеты через чёрный ход. На заднем дворе пованивало, то ли компроматом, то ли дерьмом. Из чего Балабанов сделал вывод, что с канализацией в «Комсомольском агитаторе» не всё в порядке.

– Гиблое место, – подтвердил его предположения Портсигаров. – Чёрт бы их побрал с этим компроматом. Ассенизаторы хреновы. Забьют все столичные коммуникации, в дерьме утонем.

– Теперь жди от Аристарха подлянки, – со вздохом оглянулся на покинутое здание Коля. – Штаны ещё так-сяк, но кожаного пиджака он нам не простит.

– Языком не надо было мести, – огрызнулся Портсигаров, на полусогнутых пробираясь к машине.

– А кто про Джульбарса ему рассказал? – обиделся Коля, ныряя на заднее сидение.

Обманутые проститутки кинулись было преследовать «Мерседес», но забугорная машина оправдала данные ей лестные характеристики, без труда оторвавшись от разъярённых фурий. – Знай наших! – торжествующе захохотал Коля. – Химкина надо перехватить, во что бы то ни стало, – остудил его радость Портсигаров. – Наверняка Журавлёв ему сейчас звонит и исходит ядом. – Рули к Фаринелли, – подсказал Коля. – Если журналюга там, то мы ему быстро руки выкрутим.

«Мерседес» лихо вилял среди обидчивых собратьев по московским улочкам, то узким, то широким. Балабанов с интересом смотрел в окно, пытаясь хоть как-то разобраться в мешанине вывесок и крикливой рекламы. Занятие увлекательное, но практически бесперспективное. Столица напоминала большой муравейник, вот только муравьи здесь были какие-то странные. Суетились они много, но бестолку и вразнобой, управляемые не инстинктом, а тщеславием и глупыми претензиями. Балабанов не рискнул бы предсказать этому муравейнику счастливое будущее. А тут ещё нечистая сила в нём завелась.

В хоромах Фаринелли гостей встретили нелюбезно. Можно даже сказать, по хамски. И вместо приличествующего случаю «здравствуйте» на гостей из уст нервного молодого человека обрушилось «ворьё поганое». Балабанов, узнав в смазливом юноше кастрата Фаринелли, душевному его волнению нисколько не удивился. – Тихо, Витя, – остудил пыл хозяина Портсигаров. – Накличешь на свой дом проклятие шамана.

– Ты мне зубы не заговаривай, – взвился Фаринелли. – Где машина? – Машина у подъезда, – сказал Коля. – Но думаю, это не главная твоя проблема. Беда пришла к тебе, Витя. Пришла, откуда не ждали. Из «Комсомольского агитатора» – Шут гороховый, – отмахнулся кастрат. – На порог не пущу.

И действительно не пустил дальше прихожей. Балабанов с тихим изумлением разглядывал шикарное убранство этой самой прихожей и прикидывал в уме, какие сокровища таят апартаменты звёзд шоу-бизнеса, если диковин, уже открывшихся его взору от порога, вполне хватило бы для средней руки провинциального музея.

– Химкин у тебя был? – деловито спросил Портсигаров.

– Был, – нехотя отозвался Фаринелли. – Полчаса как уехал. – Цепь оставил? – спросил Балабанов.

– Стингерову, что ли? – проговорился кастрат. – Вот! – поднял палец к потолку Портсигаров. – О машине скорбишь, а тем временем краденное скупаешь.

– Ничего я у Химкина не покупал, – возмутился Фаринелли. – И никакой такой цепи не видел. И вообще: шли бы вы отсюда.

Агрессивный тон смазливого молодого человека, который при ближайшем рассмотрении не казался таким уж юным, покоился на основательном фундаменте в лице набыченных и накаченных охранников, которые в напряженных позах ждали команды «фас», живописной группой расположившись вокруг нанимателя.

– Мы не уйдём, – гордо сказал Портсигаров. – Мы уедем, а машину твою возьмём в залог, до возвращения украденной коварным Химкиным цепи.

– Это ты брось, – взвизгнул Фаринелли. – За ржавую железяку машину отбирать – разбой в чистом виде.

– О как ты ошибаешься, Витя, – воздел руки к лепному потолку Коля. – Иван-царевич ты наш дорогой. И хорошо если превратят тебя всего лишь в серого волка, но боюсь, что выше лягушачьего твой новый статус не поднимется. – Иес, – подтвердил молчавший до сих пор Гонолупенко. – Берегись Джульбарса. – Слышал, – торжествующе воскликнул Портсигаров. – Иностранец волнуется. Не гневи каймановских богов, Витя, отдай цепь.