Вологодские кружева. Авантюрно-жизнерадостный роман - Сергей Филиппов (Серж Фил)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Танюшей вышли на берег реки, немного постояли и решили искупаться, благо ночь была мягкая, тёплая. Весело барахтаясь около берега (Сухона – река очень солидная, широченная и глубоченная, и ночью заплывать далеко просто страшно), мы неожиданно услышали сначала какой-то дикий свист, потом скрип и скрежет, и я догадался, хоть тоже был изрядно наклюкавшийся, что это включился громкоговоритель, висевший на здании пристани. И вскоре начали из динамика выскакивать интересные слова и фразы и, падая на тёмную поверхность воды, разлетаться в разные стороны подобно разнокалиберным шарикам.
– Ща-а-а-а-с, Андрюха, мы их все-е-е-е-х направим куда надо! – язык начальника пристани зацеплялся за каждый его зуб.
– И ты думаешь, Петрович, они тебя послу-у-у-у-шают? – а язык Андрюхи зацеплялся, вероятно, ещё и за гланды.
– Меня-а-а-а? – и Петрович заорал во всю мощь. – А ну, слушай сюда-а-а-а! Всем паровым – на-а-а-а-лево! Всем дизелям – на-а-а-а-право!
– А па-а-а-а-русным?
– Каки-и-и-и-м?
– Па-па-а-а-русным. Корветам, там, катамаранам…
– Катараманам? А катараманам всем – прямо!
– А прямо – это куда?
– Прямо – это прямо!
– Не-е-е-ет, Петрович, прямо катара, тьфу, камара, тьфу, катамараны не плавают!
– А я говорю: прямо!
– Так прямо же – берег!
– Это не моё дело!
Собаки всей деревни уже давно весело перелаивались, обмениваясь впечатлениями. Мы же с Таней дико смеялись и торопливо гребли к берегу, дабы не утонуть от действия этого смеха.
И тут мы услышали пароходный гудок и увидели, как из Вологды поворачивает направо, в Сухону, большой трёхпалубный красавец. Обалденные колёса бешено молотили чёрную воду широкими лопастями, и она, переливаясь, искрила отражёнными от парохода огнями.
– Петрович, смотри, – донёсся Андрюхин голос, – а этот пароход пошёл напра-а-а-а-во, а должен – нале-е-е-е-во.
– Кто разрешил? Назад! – Петрович ввернул несколько изумительных фраз, потом, словно что-то вспомнив, присвистнул. – Так это же «Шевченко»! Щас, Андрюха, возьмём водки – он у нас заправляется!
Динамик ещё раз треснул, свистнул и наконец-то заткнулся.
А мимо нас, солидно шумя работающими машинами, проходил расцвеченный огнями, огромный, как «Титаник», пароход, и на его грязно-белом борту большими тёмными буквами было гордо выведено название: «Шевченко Т. Г.»
Пароход и правда, пройдя метров двести, отшвартовался, знать, Петрович не всю ещё соображалку пропил!
Когда мы оделись и уже собирались возвращаться в свою квартирку, откуда-то появился Мишка:
– Всё, Серёга, когда нас выгонят с пристани, будем жить у Коли, я договорился. Места у него много, он сейчас один живёт.
– Что значит сейчас?
– Ну, жена с сыном приедут на днях. Но, я думаю, они нам не помешают.
– Они-то нет, – уверенно сказала Таня, – да вот, боюсь, что мы им создадим некоторые неудобства!
– Да? – удивился Мишка. – А я об этом как-то не подумал.
В это время показалась обнявшаяся пьяная парочка: Андрюха и Петрович. Они прошли в полушаге от нас, но, кроме пароходных огней, для них сейчас не было ничего интересного в нашем мире.
Через несколько секунд они скрылись во тьме, но, после минутного затишья, из неё вылетело с рёвом и взвизгиванием:
– Лю-у-бимый го-о-о-род может спать спо-о-к-о-о-ойно-о-о-о!..
XXIII
Как ни странно, но после вчерашних, мягко говоря, излишеств, все мы себя чувствовали довольно-таки сносно, и, пусть мы сюда приехали не за деньгами, но работу всё же надо делать.
Самый первый ход начинался в двух километрах от Устъя-Вологодского. Туда мы и почопали. Ход в основном должен был проходить по берегу Сухоны, но первый же опознак нам нужно было сделать километрах в полутора правее, в лесу. Тогда, чтобы не терять времени даром, мы решили оставить Вовочку, дабы он прорубил визирку. Мы же погоним ход, а этот опознак сделаем позже, привязав его петлёй.
Итак, выстворив для нашего самого ценного члена бригады направление рубки, мы отвязались от сигнала и погнали ход.
– Вовик, ты смотри там, лишних километров не нарубай, – напутствовал Мишка парня, – береги лес, нам ещё там жить!
Но студент-практикант уже шустро махал топором, делая вид, что ничего не слышит.
Пройдя километра два, мы обнаружили старую ржавую баржу, валявшуюся на берегу. Ну как можно было пройти мимо, не облазив её всю сверху донизу!
Удовлетворив любопытство и не найдя там ничего ценного, мы галопом помчались дальше. Темп нашего продвижения действительно был таким, ибо берега Сухоны открытые и с минимальными перепадами высот, а что может быть для нивелировки прекраснее?!
Когда начало темнеть, заканчивался десятый километр хода, а это – почти три дневных нормы! Всё происходящее казалось нам, далеко не стахановцам, невероятным трудовым подвигом.
Мы уже радовались и поздравляли себя с первой удачей, начисто позабыв, что Судьба всегда подкарауливает радостных, самоуверенных и счастливых с резиновой дубинкой за каким-нибудь углом жизни!
До репера, чтобы привязаться, оставалось каких-то семьсот метров, а это, при нормальных условиях, полчаса работы. Но стремительно темнело, и вскоре видимость ухудшилась настолько, что ни о каких наблюдениях через оптику нивелира не могло быть и речи.
– Всё! – констатировал Андрюха, – ни черта не вижу: ни реек, ни уровня. Баста!
– Что же делать? – спросил я почему-то у Тани.
Но та, изрядно уставшая, лишь равнодушно пожала плечиками.
– Значит, – решил я, – придётся закрепить ход и идти домой, а завтра снова возвращаться и доделывать.
– Что-о? – равнодушие Тани упорхнуло ласточкой, – ты хочешь сказать, что завтра снова сюда тащиться за десять километров, а потом чухать обратно?
– Есть ещё вариант, – почесал я подбородок, – переночуем здесь, а рано утром…
– Да иди ты на фиг! Причём, не рано утром, а прямо сейчас, поздно вечером! – прервала меня девушка, ярко вспыхнув прекрасным негодованием. – Неужели ничего нельзя придумать? Ну, мальчики, вы же такие умные!
После таких слов действительно нельзя было что-нибудь не придумать.
Андрюха предложил сделать три факела, и одним дать подсветку инструменту, а оставшимися освещать рейки.
Как ни странно, но всё у нас получилось. Правда такие вещи, по технологическим правилам, делать нельзя, но я думаю, что если бы те, кто придумал эти правила, попали в аналогичную ситуацию, то меньше всего они думали бы о такой ерунде!
Наш маленький отряд, уставший, но довольный, возвращался берегом Сухоны, а светлое ещё небо делало ночь не такой уж тоскливо-непроглядной.
В одном месте река заворачивала петлю километров в пять, но если срезать и продраться сквозь кустарник, разбавленный редкими вкраплениями берёзок, то можно было сократить это расстояние более чем в пять раз. Мысль эта пришла в голову мне, и я её тут же обнародовал.
Все настолько обрадовались такому варианту, сулящему огромную экономию сил и времени, что те семьсот-восемьсот метров, которые необходимо было пробираться сквозь кусты, вызвали лишь лёгкую досаду…
Отчаянье стало появляться только к исходу третьего часа блужданий в непроходимых ивово-ольхово-берёзовых джунглях. До этого же мы бодро отыскивали сначала север и юг (но небо давно заволокло тучами), а потом, естественно, виновного в наших злоключениях. Впрочем, я не совсем точен, потому что виновник был найден сразу. Нет, я не отрицал своей вины, но всё же рискнул напомнить своим соскитальцам, что они уже давненько покинули детские садики и даже школы. Тогда они, легко отказавшись от своей взрослости, тут же навешали на меня ещё столько собак, что я счёл разумным надолго замолкнуть, чтобы не оказаться виноватым в иных катаклизмах, как планетарных и галактических, так и локальных. Я решил выждать время, ведь, когда усталость возьмёт своё, ни у кого не останется сил заниматься поисками крайнего.
Так и случилось. Теперь ночная тишина нарушалась лишь чавканьем сапог по болотистой поверхности да хиленькими всхлипами и стонами. Очень редко доносился шум проходящего судна, но звук настолько ровно расходился в ночном воздухе, что определить точно направление на него было невозможно…
В нашу квартирку мы ввалились часов в пять утра, и очень напугали своими лохмами, замусоренными листьями и паутиной, и лицами, иссечёнными ивовыми плётками, Вовочку и ещё троих мужиков, сидевших за богато накрытым, но изрядно опустошённым столом.
– А вот и мои друзья, – очень даже заплетающимся языком промямлил сквозь набитый рот Вовочка.
Один из мужиков, чернобородый красавец, поднялся со стула, пристально посмотрел на нас и недоверчиво протянул:
– Так это и есть твои симпатичные ребята и красотка-девушка?
Таня зло, по-мужски, сплюнула на пол кровь, сочившуюся из рассечённой веткой нижней губы, и шагнула вплотную к красавчику:
