Вологодские кружева. Авантюрно-жизнерадостный роман - Сергей Филиппов (Серж Фил)

– А кто орал, что будет работать, как Павка Корчагин?!

– А кто мне сказал, что главное не работа, а получение удовольствий?!

Ну что тут сказать, молодец, Вовочка, далеко пойдёт!

– Танюша, бери рюкзак, иди на полянку и ищи пока репер, а мы через десять минут подгоним ход.

– А что такое репер?

– Репер – это бетонный столбик, вкопанный в землю на два метра.

– Ты, видно, совсем офанарел! Я что, землеройка или экскаватор, чтобы зарываться на два метра?

– Ну, ты уж совсем меня за идиота считаешь, – оторопел я от такой логической выкладки. – Неужели ты, девочка, думаешь, что я способен заставить тебя проделывать такие вещи?

– Я, Серёжечка, ещё слишком мало с тобой знакома, чтобы ведать обо всех тайниках твоих мозговых загогулин! А вдруг ты в душе садист?

Я только пожал плечами:

– Вполне возможно. Но сегодня обойдёмся без зверств. Значит так: найдёшь на полянке деревянный столбик. Вокруг него – колечком – выкопана канавка. Это и есть репер, вернее, сторожок над ним. В землю, Танюша, – запомни, в землю! – зарываться не надо!

– Ну, где репер? – спросил я Таню, устанавливая нивелир на полянке.

– Вот уж не знаю! Но одно точно: нету тут никаких ни сторожков, ни колечек, ни треугольничков, ни даже параллелограммиков! Ни шиша!

– Быть того не может. Вот видишь, тут, на карте, да и на снимке, чётко обозначено: репер №1042.

Таня посмотрела на меня, как Ленин на Фаню Каплан:

– Я охотно верю, что на твоей карте это всё есть и даже, думаю, что ещё очень много всего интересного можно на ней отыскать, если постараться. Но здесь, – Таня показала рукой на полянку, – здесь есть только травка, полупустой рюкзак да я, дура, пытающаяся тут отыскать какую-то хренатень!

– Эх, девочка, – снисходительно улыбнулся я, – искать надо уметь!

За два часа мы общупали каждый сантиметр этой долбаной полянки, площадью соток в десять, но, кроме злости и разочарования, ни шиша не нашли.

– Серёга, – проявил догадливость Вовик, – а вдруг это не номер репера, а год его закладки?

– Ты знаешь, Вовочка, я не удивлюсь, если это так!

А в это время к нам подкрался волчий аппетит и вцепился мёртвой хваткой в наши желудки. И первой не выдержала Таня:

– Да в гробу я видела эти сторожки и реперы! Да пропади пропадом вся ваша топография и геодезия! Вовик, разжигай костёр, будем пить чай и есть тушёнку!

Таня расстегнула рюкзак, чтобы вынуть из него чайник, но тут же отскочила в сторону:

– Господи, ужас-то какой!

– Что, тушёнку забыли? – тревожно спросил Вовик.

– Ты посмотри, что тут творится!

Вовик сунул свой буратинный носик в рюкзак и воскликнул:

– Вот это кишмиш!

Потом он поднял рюкзак и засмеялся:

– Рюкзак-то на муравейнике лежал!

Мы долго вытряхивали наглых оккупантов, но они упорно цеплялись за всё что можно, особенно, за сахар.

– У, гады, сладенького захотели! – и Таня недобро пнула ногой по муравейнику.

И муравейник неожиданно развалился на две части, показав внутренность, которая оказалась деревяшкой, испещрённой несметным количеством дырочек.

И тут я всё понял:

– Так это же и есть сторожок! Просто подгнил чуть-чуть, а муравьи гнилинку любят, им здесь тепло.

– Да? – недоверчиво ухмыльнулась Таня. – А где же колечко?

– А хрен его знает, – пожал я плечами. – Может, заросло, а может, наши коллеги, заложившие этот репер, поленились его окопать.

– Нет, не так, – засверкал глазами Вовочка, – они заложить-то заложили, но только – за воротник, а потом сами тут и окопались!

– Ничего, – утешил я ребят, зато мы теперь знаем, как искать реперы.

– Точно, – воскликнула Таня, – нужно взять рюкзак, бросить его как можно дальше, потом два часа где-нибудь поболтаться, после – вытряхнуть из рюкзака муравьёв, чуть-чуть поматериться, хлопнуть себя по лбу, и готово! Репер найден!

ХVII

В лёгкой работе и тяжёлом отдыхе промчалось недели три.

Судьба, а, вернее, тот, кто трассировал наш маршрут, вторично свела нас с деревенькой Волонгой.

Был уже поздний вечер, когда мы, прилично уставшие и абсолютно промокшие от нудного, не летнего дождика, подрулили прямиком к домику своего земляка, размечтавшиеся провести эту ночь под крышей, обсохнуть, отогреться и на халяву чего-нибудь пожевать. Но, видно, у главного распорядителя халяв на сегодня все лимиты были исчерпаны: земляка дома не оказалось!

– А он уж недели две как в Ленинград уехал, – объяснила нам говорливая соседка.

– По делам, наверно? – машинально спросил я.

– Да где там! Он тут неделю куролесил, надоел всем хуже смерти!

– Песни пел? – припомнил я угрозы земляка несговорчивой очереди.

– Ага, ага, – закивала соседка, ничуть не удивившись моей осведомлённости. – И ведь как, зараза, делал! Залезет ночью на крышу и начинает объявлять: «Песня арлекина», исполняет Алла Пугачева!» И давай орать всю ночь вместе с хором!

– А он что, не один пел?

– Да это собаки. Видать, им понравилось. А нам каково? Ажно мурашки по коже! Так орал неделю, а потом собрался, всех обматерил, особенно какую-то Ностальгию – замучила она, видишь, его! – и умотал в Ленинград. Мы всё думали, что за Ностальгия такая? Нет у нас такой. Потом решили, может это Настасия? Так она отказывается, знать, мол, ничего не знаю! Ну, уехал, и слава Богу! – и соседка три раза перекрестилась.

Мы весело посмеялись, но недолго – сырость и усталость не идеальный катализатор смеха.

На нашу просьбу переночевать соседка замахала руками, мол, негде, но дала совет сходить к бригадиру. По тону и уважению, с какими она произносила слово бригадир, мы поняли, что он здесь, в Волонге, заместитель не только Господа Бога, но и самого генсека КПСС!

Можно было даже не спрашивать, где живёт бригадир, его домище был виден из любой точки деревни, как Эйфелева башня из каждого закоулка Парижа.

Мы постучали раз, другой, и, не дождавшись никакого ответа, Андрюха рванул массивную дверь на себя и первым прошёл внутрь. Я осторожно скользнул следом. Посредине большой комнаты стоял большой-пребольшой стол, за которым сидел, конечно же, большой-пребольшой мужик.

«Если это не бригадир, – подумал я, – то пусть меня отправят в самый женский монастырь!»

– Здравствуйте, нам бы бригадира, – несколько оробел Андрей.

Огромный мужик только кивнул головой, словно говоря: это я. Потом так же молча достал из-под стола трехлитровую банку, наполнил до краёв два стакана содержимым этой банки и неторопливо, по очереди, поставил их перед нами.

– Спасибо, – прижал руку к груди мой друг, – но мы люди вообще-то непьющие, а привело нас к вам исключительно дело…

Но тут я, увидев в глазах бригадира недобрые огоньки, ткнул Андрюху локтем в бок. Потом взял стакан и медленно, сквозь зубы, процедил в себя крепко пахнувший самогон. Когда дыхание, сбитое адским горючим, восстановилось, я пошарил глазами по столу в поисках чего-нибудь съедобного, но, кроме нескольких стаканов, обнаружил лишь большую миску с клюквой. Как ни странно, но вкус болотной ягоды легко убил во рту самогонный аромат.

Андрюха, последовавший моему примеру, чуть-чуть поторопился – он поперхнулся самогонкой и закашлялся, но смог быстро взять себя в руки.

Густые брови бригадира отползли немного от переносицы, что, вероятно, означало улыбку, и он пробасил:

– Пятро, разберись!

И тут я увидел щуплого мужичка, который находился рядом с бригадиром, но, из-за более чем внушительных габаритов хозяина, терялся за столом, как Венера в лучах восходящего Солнца.

Пятро шустренько вскочил, пожал нам руки и, узнав суть проблемы, мгновенно разрешил ее:

– Мы вам дадим комнату в комсомольско-молодёжном общежитии. Только мебели там нет.

Какая к аллаху мебель, мы же не институтки из Смольного! Главное – крыша над головой, а если это крыша молодёжного общежития, то разве можно пожелать что-то более великолепное!

XVIII

Как нас тупо давит однообразие жизни! Как стремительно мы покрываемся тоскливой плесенью от монотонности будней!

О, слава вам, буйные сюрпризы Судьбы! О, слава вам, ехидные сарказмы Фортуны!

В длинном деревянном бараке, который и был тем самым общежитием, и правда было много комсомолок и комсомольцев, но пик их активности, увы, пришёлся на двадцатые-тридцатые годы! И сейчас, несомненно, некоторые из комсомолок были душою молоды и даже озорны, но тела их давно потеряли свои холмистые формы и превратились в унылые, однообразные равнины и болота.

Что ж, разочарование мы перенесли стоически, к тому же усталость требовала удовлетворения.

Палатку мы бросили на пол, и постель была готова. Долгожданный сон пришёл бодро и неумолимо.

Первым среди ночи заныл Вовочка:

– Да что ж это такое! В лесу жрали-жрали и здесь покоя не дают!