Опасности прекрасный лик - Уинслоу Элиот

— Я бы подъехала, — наконец сказала она.

— Хорошо.

Под сильным, холодным хлещущим дождем такси было поймать нелегко, но наконец Тони это удалось. Движение на улицах было очень оживленным. По дороге к центру она немного вздремнула.

Пьер поцеловал ее и потянул с собой в постель. Он смотрел телевизор. Свет в мансарде не горел, мерцал, освещая ее, только экран телевизора.

Тони сразу почувствовала себя легче, когда легла рядом с Пьером. Она не могла объяснить, отчего неубранная, грязная мансарда, в которой не было почти никаких красивых или ласкающих взор вещей, казалась ей такой умиротворяющей. Тони закрыла глаза и облокотилась головой о спинку кровати. Ей не мешал даже включенный телевизор. Ей было покойно от того, что не надо говорить. Пьер протянул ей свой стакан с сельтерской и рассмеялся над чем-то, что говорилось по телевизору. Тони отпила из его стакана. Она понимала, что Пьер ощущает ее присутствие так же остро, как и она его, хотя и ведет он себя по отношению к ней так пренебрежительно. Но это тоже было частью умиротворенности от пребывания рядом с ним.

— Отлично, — сказал он, когда программа закончилась. Он выключил телевизор пультом дистанционного управления. — На сегодняшний вечер все. Дождь еще идет? Ты вся промокла.

— Льет, как из ведра.

— Пойдем-ка со мной. Устроим тебе горячую ванну.

В длинной ванне, стоящей на когтистых лапах, Пьер намылил ей спину и груди. Он помыл ей каждый пальчик на ногах и руках. Перевернув Тони, Пьер сделал ей массаж спины и ягодиц.

Тони трепетала от удовольствия.

Пьер погладил ей бедра изнутри, и она застонала. Забыты были и Дом, и Грум, и офис, и Нью-Йорк, она ощущала только грубую, мозолистую руку Пьера, которая нежно ласкала ее.

Пьер помог ей выбраться из ванны; Тони была мокрой, с нее стекала вода. Она раздела его. На широкой кровати она села на него, и они снова начали древний ритмичный, завораживающий танец.

— Ну вот тебе и удалось немного снять с себя напряжение, — заметил Пьер, когда, обессиленные и довольные, они могли лишь лежать, обвив друг друга руками. — Ты была вся напряжена, как кошка, когда пришла сюда. Что случилось?

— Наверное, из-за работы. Эта грязная кампания заставляет Джастина Грума вести себя очень странно. Я никогда не видела, чтобы он был так холоден и так много оправдывался. Он хочет, чтобы мы начали собственную кампанию по очернению Тима Маршалла. Беда в том, что мы не можем найти ничего против него. Его преимущество в том, что он очень молод. Честно говоря, чем больше я о нем узнаю, тем больше он мне нравится. Мне кажется, что я бы даже проголосовала за него.

— Ну так брось свою нынешнюю работу и вместо этого иди работай на Маршалла.

Тони рассмеялась.

— Это не так просто. Грум по-прежнему остается нашим самым крупным клиентом. Он меня вмиг раздавит, если решит, что я нелояльна.

— Это плохо, — сказал Пьер. — Никогда нельзя так подчинять себя мужчине. Я ему не верю.

— О, Джастин — не тот человек, которому можно верить! Это просто человек, которого можно использовать, и наоборот. Таковыми были и останутся наши взаимоотношения.

— Я бы послал его в черту.

— И я бы с удовольствием.

— А то, что о нем пишут в газетах, — медленно спросил Пьер, — это правда?

Тони молчала.

— Это правда? — настаивал Пьер.

— Не знаю.

— Тони, посмотри на меня. — Он оперся на локоть, глядя на нее сверху. — Девушка, которую убили, была твоя сестра. Неужели вы никогда не говорили о ней?

Она покачала головой.

— Почему?

— Я не в состоянии, — прошептала Тони, вновь закрывая глаза от прилившей неожиданной, отчаянной волны слез.

Пьер крепко прижал ее к себе. Спустя некоторое время он сказал:

— А если бы я попросил тебя отправиться со мной в плавание по Карибскому морю, ты бы послала этого Грума к чертям собачьим?

— Возможно, — удалось выговорить Тони.

Они пролежали в постели весь следующий день. На улице по-прежнему шел дождь, но когда им хотелось есть, они заказывали еду на дом. Главным образом они занимались любовью и смотрели кино по «видику» Пьера. Тони даже не прослушала сообщения на своем автоответчике. Она решила, что может побыть по-настоящему счастливой еще один день.

Похороны Сьюзан Уитфилд были недолгими. Джонни прилетел из Бразилии — изнуренный, с красными кругами вокруг глаз. Казалось, его не удивило то, что Ларк и Дом были вместе.

Сначала Ларк не хотела оставаться на похороны. Дом не мог понять почему.

— Мы все это время были вместе, — сказал он с обиженным и возмущенным видом. — Давай же будем вместе до конца.

Ларк не хотела говорить ему, что боится вновь увидеть Джастина Грума. Она не желала вызывать у Джастина ни малейших подозрений относительно того, кто она такая на самом деле, а ее участие в похоронах Сьюзан наверняка показалось бы ему подозрительным.

— Кто придет на похороны? — уклончиво поинтересовалась она.

— Большинство жителей деревни. Думаю, мама пользовалась здесь всеобщей любовью. Не думаю, что приедет много людей из Нью-Йорка. Во всяком случае Тони не будет, если тебя это беспокоит. Марианна, которая работает в «Уитфилд коммьюникейшнз», будет представлять фирму.

— А больше из Нью-Йорка никто не приедет?

Внезапно Дом догадался.

— О, так ты интересуешься, будет ли Джастин Грум? Нет, его мы не приглашали. — Впервые за несколько дней лицо его осветилось улыбкой. — А мне-то казалось, что ты мечтаешь встретиться с ним, просто чтобы узнать, какой он на самом деле.

— Мне кажется, я уже знаю, какой он на самом деле.

Тем не менее Ларк сказала, что остается.

Сьюзан хоронили на кладбище в Норткилле. Поминки состоялись в доме приходского священника, потому что Дому и Джонни не хотелось устраивать их на ферме. Если бы Ларк не была так потрясена смертью Сьюзан, поминки могли бы доставить ей чуть ли не удовольствие. Она с серьезным видом пожимала руки своим старым друзьям, Билли и Мэри, был там даже Грэм, обнимавший за талию девушку, которую Ларк не знала и которая держала на руках маленького ребенка.

— Что будем делать с фермой? — спросил Дом, когда позднее тем же вечером они трое — Дом, Джонни и Ларк — наконец остались одни на теплой кухне.

— Думаю, продадим, — с надеждой произнес Джонни.

— Мне кажется, нам не следует этого делать, — смущенно сказал Дом.

— Почему?

Дом посмотрел на Ларк.

— У меня по-прежнему такой ощущение, что этот дом принадлежит Пенни, — медленно пояснил он. — Мне тяжело при мысли о том, что, вернувшись, она узнает не только о конце Сьюзан, но и фермы.