Опасности прекрасный лик - Уинслоу Элиот

— Я испытала это, — понимающе сказала Ларк.

Продолжая играть ее пальцами, Дом сказал:

— Мне кажется, что в значительной степени страданий можно было избежать, расскажи ты обо всем сразу. Разговор — великая вещь. И даже простое письмо. Всего лишь средство общения, в котором все можно выяснить. Мне было бы тяжело жить в неведении, как прожила жизнь моя мать.

— Если бы мне пришлось прожить жизнь заново, — сказал Карл, — я бы прожил ее так, как говоришь ты. Я бы дал волю словам.

— Благодаря Ларк незадолго до смерти моя мать узнала правду, — произнес Дом.

— Да, именно благодаря Ларк. — Карл благодарно посмотрел на нее. Но Ларк не могла смотреть ни на одного из них. Она отошла от Дома.

Карл выглядел усталым. Дом взял его тонкую, костлявую руку, которая лежала поверх одеяла.

— Нам еще не поздно стать друзьями, — сказал он. — Я бы хотел прийти еще раз.

— И я бы хотел увидеть тебя снова. — Глаза Карла наполнились слезами. — Благословляю тебя, мой дорогой мальчик.

В машине Ларк сказала Дому:

— Знаешь что? Ты временами бываешь действительно отличным парнем.

Он рассмеялся.

— Вот. — Он бросил ей сверток. — Лишнее доказательство, что я действительно отличный парень.

— Это к чему?

Дом искоса посмотрел на нее.

— Ларк, не забывай, когда у тебя день рождения, а то народ решит, что ты скрываешь свой возраст.

Ларк показала ему язык и развернула сверток. В нем оказались золотые сережки, браслет, ожерелье, и на всем этом красовался озорной купидон с луком и стрелами, который был выбран в качестве эмблемы к сериалу «Любовная история!».

Ларк охватило радостное волнение — не только по поводу подарка, но и по поводу растущей популярности сериала. Пусть ее имя еще и не стало звучать у всех на устах, оно совершенно определенно приобрело известность в киноиндустрии.

Джонни вернулся в Бразилию, где снимал «Пылающий лес».

Грум сообщил о своей с Джонни договоренности Дому, и тому удалось убедить членов правления АПГ разрешить Джонни доснять фильм. Тем не менее Дом был сбит с толку вмешательством Грума в съемки этого кинофильма. Даже для того, чтобы заручиться благожелательным отношением к себе защитников окружающей среды, казалось невероятным, чтобы Грум поставил под удар свое положение в деловых и банковских кругах, поддержав такой фильм, как «Пылающий лес».

— К тому же, — как сказал Дом однажды Ларк, когда они возвращались к нему домой после долгого рабочего дня, — Джонни совершенно не представляет, насколько велики окажутся расходы. Он тратит миллион долларов так, будто это сотня. Декорации на его съемочной площадке настолько роскошны, что обходятся в сумасшедшие деньги, а у него есть еще слабость к использованию сотен статистов в массовках, а им ведь всем надо платить. Боюсь, вместо того чтобы потратить грумовский миллион на завершение фильма, он увлечется еще какой-нибудь новой завиральной идеей.

— А кто занимается монтажом фильма?

— Роджер Гриджио. Ему уже приходилось работать с Джонни. Они друг из друга душу вытягивают, но и понимают друг друга. Сейчас он с Джонни в Манаусе. Роджер превосходно делает монтаж, но Джонни уже отснял больше сотни часов. Роджер собирается переработать их в два, самое большое — в три часа.

Ларк застонала.

— Я хочу, чтобы фильм был выпущен к июню, — сказал Дом. — Я знаю, что правление не потерпит, если фильм будет отложен снова.

— А Джонни завязал со спиртным?

— Насколько мне известно, да. Я думаю взять несколько дней и съездить туда. Хочу заставить его завершить съемки. Он рассматривает этот фильм как гимн окружающей среде. А будет ли фильм идти пять или десять часов, его не волнует. Джонни всегда было плевать на кассовость. Но Роджер свое дело знает. — Дом взглянул на Ларк. — Хочешь поехать со мной в Бразилию? Мне бы хотелось переговорить с Роджером и посмотреть, как идут дела у него в монтажной в Манаусе. А у тебя есть подход к Джонни, как нам обоим известно. К тому же тебе, наверное, доставит удовольствие посмотреть на тропические леса, пока они еще существуют. Мы будем отсутствовать самое большое неделю.

— Звучит великолепно, — ответила Ларк.

Она до сих пор не могла привыкнуть к тому, как легко Дом срывается с места. Ларк понимала, что он богат, но все равно Амазонка находилась слишком далеко, чтобы слетать туда вот так на несколько дней. Она помнила, как Нью-Йорк, находящийся в двух часах езды от Догвудской фермы, казался ей другой планетой.

Они прибыли в Рио-де-Жанейро утром в пятницу и направились в отель «Копакабана Пэлас». Прямо под балконом проходила широкая, шумная улица. Необычная дорожка из выложенных волнообразно черных и белых камней отделяла шоссе от пляжа Копакабана. Полоса великолепного золотого песка изгибалась идеальным полумесяцем от горы до горы, стоявших по краям.

Пляж уже начал заполняться любительницами солнца, сверкающими медными телами, многие из которых были с обнаженными грудями; почти на всех, и мужчинах и женщинах, были надеты крошечные, едва приметные полосочки ткани.

— Зачем они вообще что-то надевают на себя? — смеясь, сказала Ларк.

— Это возбуждает больше, чем просто обнаженное тело, — ответил Дом.

Одетые в одинаковые гостиничные купальные халаты, они позавтракали на веранде: черный кофе, булочки и почти в фут длиною папайя с ароматными, горчащими косточками. Ларк уселась Дому на колени, повернувшись спиной к солнцу, и между поцелуями откусывала сочные ломтики папайи.

— Я не могу больше этого выносить, — наконец простонал Дом.

— Чего? — обиженно спросила Ларк.

— Тебя. Ты сводишь меня с ума.

Он поцеловал ей подбородок, слизнув с него стекающие капли папайи.

— Пойдем в номер.

— Отнеси меня, — приказала Ларк.

Пошатываясь, Дом отнес Ларк в номер и опустил на мягкую кровать, которая податливо прогнулась под ее тяжестью.

— Надеюсь, у меня не сдвинулись позвонки, — сказал Дом, падая на нее сверху.

Ларк рассмеялась, проводя длинным пальцем по мускулам на его обнаженной руке.

— Сомневаюсь.

Халаты полетели в сторону. Они лежали, тесно прижавшись и заглядывая глубоко в глаза друг другу.

— Все хорошо, — наконец прошептала Ларк, как бы прочитав его мысли. — Мне на самом деле сейчас хорошо, Дом.

Он взял ее нежно, ощущая удовольствие, которое испытывала Ларк, как свое собственное.

— Моя Ларк… вся моя. — Он покусывал сбоку ее шею и ухо. — Такая прекрасная… такая сексуальная… моя…

Ларк закрыла глаза и пролепетала его имя.

— Открой глаза, — приказал Дом.