Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В мае 1946 года владыка Лука был переведен на должность архиепископа Симферопольского и Крымского, к великой печали его тамбовской паствы. Семидесятилетний старец воспринял это как волю Божию. Можно усмотреть в этом решении, явно продиктованном Патриарху Советом по делам религий, отдаленные последствия знаменитой Фултонской речи У. Черчилля, в марте 1946 года сказавшего о «железном занавесе», разделившем Европу, и призвавшего к противостоянию с СССР. Сотрудничество с Западом оказалось невозможным. Вследствие этого наметился резкий поворот и во внутренней политике, ее ужесточение. В этих условиях власти решили убрать подальше слишком яркую и известную фигуру, к тому же известную своей непримиримостью к господствовавшей коммунистической идеологии.
На новом месте архиепископ Лука приступает к своему служению столь же ревностно, как и ранее. Правда, сил становилось все меньше, слабело зрение, и от штатной медицинской службы пришлось отказаться, лишь в отдельных случаях владыка консультировал, нередко поражая врачей точностью диагноза.
Политика Советской власти в отношении Церкви после очевидного подъема патриотизма в годы войны поначалу заметно изменилась. «Надо мягче, – заявил в январе 1945 года М. И. Калинин. – Главное все-таки – пропаганда, разъяснение. Увидел у парня крестик – поговори с ним мягко, скажи о крестике, что это отжившее дело…» (198, с. 329). Однако на местах сохранился «советский дух», враждебное отношение властей к «мракобесам-церковникам». Из опубликованных недавно секретных документов открывается руководящая роль Крымского обкома КПСС в кампании вражды к Церкви и лично архиепископу Луке. Так, в апреле 1947 года секретарь обкома Чурсин предупредил уполномоченного по делам Церкви, что обком партии считает чтение лекций владыкой в рясе «явлением недопустимым, хотя он и лауреат Сталинской премии, и дал указание не допускать чтения лекций и докладов [владыкой] Лукой в своей духовной одежде (в рясе) и если последний желает их делать, то пусть делает в гражданской» (155, с. 38). В следующем докладе уполномоченный сообщает, что архиепископ Лука «…уже с лекциями и докладами по вопросам хирургии не выступает, но больных у себя на дому иногда принимать продолжает» (155, с. 48).
Случалось, коллеги-медики срывали его выступления перед врачами: например, его не допустили читать лекции в Крымском мединституте. «Как вы можете, профессор, верить в Бога, которого никто никогда не видел?» – спросил его как-то один военный хирург. «Вы верите в любовь? В разум?» – задал ответный вопрос архиепископ-профессор. – «Да». – «А вы видели ум?» – «Нет». – «Вот так и я не видел Бога, но верю, что Он есть» (90, с. 68).
Фигура святителя Луки оказалась крайне неудобной не только для власти, но и отечественной интеллигенции. Всей своей деятельностью он недвусмысленно опровергал укоренившееся в России мнение о неизбежности для интеллигента либерального мировоззрения, вольнодумства или безразличия к вере. Он не вписывался и в романтическую дворянскую традицию оппозиционности власти, отсчет которой велся от мятежа декабристов, ведь власть преследовала его не за идеи вольности, не за политику, а за Православие. Он принадлежал к православному меньшинству в образованном слое российского общества, до настоящего времени в целом безразличного к вере.
Главным образом святителю Луке приходилось постоянно спорить с местным уполномоченным по делам религии, отстаивая то свое право перемещать священников, то его обязанность обращаться к архиерею не по имени и отчеству, а «владыко» или «ваше преосвященство». Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР при Крымском облисполкоме в 1946–1955 годах Я. Жданов часто сообщал в Москву, что архиерей «с моими замечаниями или советами не считается» (155, с. 19). Основной причиной их конфликтов было противодействие уполномоченного открытию новых церквей и стремление к закрытию существующих. Механизм был прост: или уполномоченный длительное время не регистрировал священника, и потому владыка не мог назначить его в храм, который закрывался как «недействующий», или община не имела средств для ремонта здания и тем самым нарушала один из пунктов договора с местным Советом, который получал право закрыть церковь, как «аварийное здание». Во всех случаях владыка категорически отказывался закрывать церкви сопротивлялся до последнего, но возможности его были невелики.
В одном из своих докладов в январе 1948 года Я. Жданов сообщал, что указал архиепископу Луке на отказ общины церкви в селе Черноморском выполнить указание райисполкома о побелке церкви.
«Я обратил его внимание, – пишет Я. Жданов, – что данная церковь находится в центре села, в окружении зданий, занимаемых советскими учреждениями, вид ее невзрачный, с момента открытия в 1941 году совершенно не ремонтировалась, штукатурка на наружных стенах обвалилась, крыша протекает и здание церкви подвергается разрушению, а поэтому райисполком вправе потребовать, согласно договора, не только побелки церкви, но и полного ее ремонта…», а невыполнение пункта договора «может повлечь за собой его расторжение». И владыка Лука не смел сказать советскому чиновнику, что церковное здание находится в бедственном состоянии по вине именно власти, которая отобрала церковь у верующих, но не тратила средств на ее содержание. Когда же в годы немецкой оккупации церковь открыли, то у людей не было возможности заняться ее ремонтом. Владыка говорил лишь о бедности приходской общины, о том, что священник и псаломщик этой церкви просто голодают и средств на ремонт нет. «На это я ему еще раз разъяснил о взятых на себя обязательствах верующими при заключении договора с райисполкомом…» – с удовлетворением заключил уполномоченный (155, с. 51). В октябре 1950 года Жданов сообщал: «Ряд церквей по области давно бы прекратили свою деятельность, если бы архиепископ Лука их не поддерживал материально за счет епархиальных средств, как то: по ремонту, по содержанию священников и т. д., таких церквей до десятка…» (155, с. 95).
Стоит отметить, что архиепископ не лицемерил с чиновником, говорил в глаза Я. Жданову: «При моем предшественнике в Крыму было более 60 церквей, когда я прибыл в Крым, принял 58 церквей, а сейчас осталась 51, а через пару лет останется 40 или еще меньше… вы, коммунисты, ведете к тому, чтобы церкви и религиозность среди населения свести на нет, а новых церквей не разрешаете открывать, хотя население их желает иметь… Поэтому вас, коммунистов, и ругают везде за границей, что в СССР гонение и преследование Церкви… я 11 лет пробыл в тюрьмах, в ссылках, и никакого мне обвинения не предъявлялось». «Мои замечания и разъяснения о неправильном его суждении, – осторожно объясняет уполномоченный, – убедить его не могли» (155, с. 88). Бороться в открытую было не только бесполезно, но
