Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

Но сейчас Алтынай уже несколько часов гоняет жеребца вокруг холмов по оговоренной дороге. И жеребец постепенно устаёт.

– Жеребец‑то хорош, – время от времени цыкают наблюдающие.

Все согласны, что отдыхать коню дочь хана даёт никак не больше положенного. Искренне стараясь держать дистанцию между собой и азара, – это видно всем, кто хоть что‑то понимает в лошадях.

Но азара, категорически не отдыхая, рысит следом за конём Алтынай и через несколько часов после начала состязания точно так же, как и утром. Вызывая невольное уважение всех наблюдающих.

– Неужели сможет перегнать коня? – периодически спрашивает кто‑то из молодых.

– Волки могут… – серьёзно кивает старая Сауле. – Просто надо понимать, что, в отличие от коня, они бегут медленнее. Но не остановятся, пока не загонят добычу…

– Лысый волк, – бросает кто‑то и все смеются.

Азара, правда, периодически прикладывается к небольшой фляге с водой, висящей на боку, но это правилами и не возбраняется. Да и вообще сказать, никто ещё пешком за девушкой гнаться не пытался… На памяти даже аксакалов. Видимо, этот день войдёт в рассказы, которые потом можно будет с удовольствием за пиалой кумыса рассказывать другим родам.

– Загонят хорошего коня, – недовольно и зло бросает от своей юрты Еркен, вызывая смех окружающих.

От которого сам Еркен начинает злиться ещё больше.

– Уговор был, что соревнование длится, пока один не упадёт или не остановится, – время от времени строго повторяет Раушан, как хранительница правил состязания. – Пока движутся оба, соревнование не окончено!

– Волк, – всё чаще слышится ближе к закату.

Когда аргамак Алтынай всё больше выказывает признаки усталости (так хорошо видимые всем кочевникам и просто понимающим в лошадях людям).

В отличие от азара. Который ещё и что‑то бормочет на ходу.

– Возможно, молится, – предполагает кто‑то из детей. – Иначе и не объяснишь… Откуда столько сил?

Наконец, ропот среди стойбища достигает ощутимого предела, и Раушан выходит на дорогу перед конём дочери хана:

– Алтынай, ты проиграла, – звучит голос старухи в полной тишине. – Твой конь сейчас упадёт!

– Да вижу, – с досадой бросает Алтынай, спрыгивая с седла и оборачиваясь назад.

Глядя на набегающего в четверти мили позади азара.

Который, в отличие от коня, видимых признаков усталости не выказывает.

– У него ноги трясутся! – горячится старый Еркен, указывая на коня, под повторный взрыв оглушительного хохота окружающих. – Выводи, выводи его! Запалишь ведь такого скакуна!..

Под смех кочевников, на Еркена, коня, Алтынай и Раушан набегает азара. Останавливается, опирается ладонями о колени и, чуть запыхавшись, спрашивает у Алтынай:

– Почему остановилась? Я ещё могу бежать…

Последние слова азара тонут в раскате смеха всех без исключения присутствующих, кроме Еркена.

__________

Вообще, наш спор с Алтынай изначально был спором Науки против Дикого Энтузиазма. Лично я помню теорию кавалерийских уставов. Больше шестидесяти километров в сутки, марш считался усиленным даже в 1941–1945. Когда нормативы кавалерии были повыше, чем в Первую мировую или раньше. Дистанция в восемьдесят кэмэ в сутки считалась чуть ли не предельной, и более двух суток животное так нагружать крайне не советовали. На уровне статьи кавалерийского Устава, опять же.

В отличие от человека, который в английских марафонах, кажется, года с восьмидесятого, у лошади выигрывал достаточно регулярно.

__________

Примечание:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Марафон_человека_против_лошади

__________

Ещё там, в самом начале своей карьеры , я слышал, что ребята в советском «Вымпеле» проходили и по двести километров в сутки. Причём, такой темп они держали не одни сутки подряд. Ребята, конечно, были хорошо тренированные; но и я в местных реалиях им вряд ли уступаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Уже позже, «во флоте», столкнулся с информацией, что конкретно китайские «Ночные тигры» имеют норматив около трёх сотен километров в сутки. Что, с моей точки зрения не реально. Но у «Тигров», говорили, была какая‑то хитрая техника: двое несут третьего посменно, каждый третий отдыхает.

Не знаю, что было правдой из той легенды, но в соревновании со средних кондиций жеребцом, тут, лично я после «тренингов» джемадара Пуна чувствовал себя более чем уверенно.

Алтынай, кстати, сразу сказала: целые сутки жеребец, в отличие от меня, бежать не будет. На что мы с ней и ориентировались.

Попутно, на маршруте, мне почему‑то вспомнилась известная поговорка о том роде войск, который обязан уметь бегать быстрее лошади.

Вероятно, Василий Филиппович Маргелов о безграничности человеческого ресурса тоже что‑то знал. Либо, как вариант, хорошо представлял ограниченность ресурса лошадиного племени.

Глава 14

После нашего эпического забега с Алтынай, в стойбище на следующий день начинают съезжаться многочисленные родственники из других кошей. Якобы по своим внутренним семейным причинам, но на самом деле явно имея в фокусе внимания исключительно меня.

Просто никто из них не в курсе, что любой целитель, в силу прокачанной эмпатии, чужое внимание чувствует очень хорошо.

Алтынай, как и я, отлично чувствует то же самое; но, в отличие от меня, не испытывает никакой неловкости.

Я продолжаю плести основную и запасную сети, поскольку работы ещё дня на полтора. А Алтынай сидит рядом и, от нечего делать, взбивает вручную что‑то типа масла из очень жирных сливок.

– Ну что, ты в конечном итоге довольна? – ворчу себе под нос, сражаясь с неудобной шерстяной нитью. – И зачем тебе это масло? Оно же сейчас всё равно долго не хранится…

– Ты просто не представляешь, сколько будет пересудов, если я сейчас хоть на мгновение скроюсь из виду, – тихо смеётся в ответ Алтынай. – Особенно когда столько соседей в стойбище. А так, все видят, что я порядочная, положительная и хозяйственная. Вон, домашними делами занята. А масло всегда есть кому отдать. Хватает семей небогатых… Не выливать же молоко в землю… А так да, я довольна, – Алтынай искренне лучится таким неподдельным весельем, что поневоле положительно действует и на меня. – Теперь у меня в любой момент готов, как ты любишь говорить, запасной вариант: спрятаться за твою спину, если чьё‑то сватовство станет чересчур навязчивым. И если мирно «сбрить» этих сватающихся никак не получится.

– А как насчёт общественной морали и харама? Слухи не поползут? – интересуюсь чисто для общего развития.

– Не‑а, – снова беззаботно отмахивается Алтынай. – Наши апайки откуда‑то всё как чувствуют… Если бы что‑то было, они бы, сама не знаю, как, но точно бы знали. То, что сейчас ничего нет, они тоже как‑то видят.

– М‑да, похоже, всё и всегда знающие бабушки – это не частная проблема моей родины, – бормочу в ответ. – Я думал, они только у меня на родине такие. Всё знающие внутренние разведчики…

– Апайки везде одинаковые, – Алтынай начинает просто‑таки неприлично громко ржать, привлекая всеобщее внимание. – Ещё мать рассказывала, правда, о своём роде. Но тут то же самое.

– Слушай, а откуда в других кошах узнали о нашем с тобой вчерашнем соревновании? – оглядываясь по сторонам, замечаю, что людей вокруг сегодня как бы не втрое больше, чем обычно. – Ведь эти же все гости не случайны?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Не случайны, конечно, – веселится Алтынай. – Ну а что, у неграмотных жизнь же скучная. А тут такая новость! А узнали очень просто. Кто‑то родне вечером свежий каймак отправлял, кто‑то – молодой курт. Вот в одном месте гонец обмолвился, в другом второй, а по Степи новости быстро летят. Вот сегодня все, кому делать особо нечего, отправились сюда: интересно же лично поглазеть. На тебя и меня.