Клокотала Украина (с иллюстрациями) - Петро Панч

— Панове послы, прошу ко мне в карету!

Есаул с казаками отъехал на несколько шагов, но совещание послов длилось недолго. Сенатор Кисель высунулся из окошка кареты и с деланным оживлением крикнул:

— Согласны, панове, присылайте своих заложников.

— Со мною сначала поедут ваши, вашмость, заложники, а когда прибудут наши, тогда вам можно будет остановиться в предместье.

— Но это уже диктат! Панове послы, прошу ко мне в карету!

На этот раз послы только сунули головы в окошки, и Кисель сразу же заявил:

— Хорошо. Ради такой приятной встречи мы решили не придерживаться дипломатического этикета. С вами поедет десять шляхтичей. У вас, к сожалению, дворян нет, в таком случае просим прислать в заложники именитых казаков!

Когда казаки с заложниками отъехали. Адам Кисель, успевший уже взвесить все обстоятельства, сказал взволнованно:

— Мне это не нравится, панове.

— Однако есаул хотя и не дворянин, а вел себя вполне учтиво, — удивленно сказал Обухович.

— Панове, — вдруг крикнул Сельский, замигав своими глазками, — вы поторопились послать заложников! Если Кривонос испугался наших трех десятков драгун, значит, у него здесь казаков еще меньше. Ведь мы могли бы его захватить живьем! Или так, может быть, удобнее для пана Киселя? — уже ехидно закончил он. — Но...

— Но, — бесцеремонно перебил его Кисель, — пан Сельский забыл, для чего он сюда послан. А если вам охота воевать, надо было в войско ехать.

Сельский искал любого повода, чтобы не идти в войско, а потому съежился, как побитый пес, и умолк.

Тот же есаул привел своих заложников и разрешил открыть ворота. Кисель нетерпеливо поглядывал в окошко кареты: он все еще надеялся, что послов радушно встретит Кривонос со своими старшинами, но ни Кривоноса, ни его старшин не было, а вместо этого он увидел на улицах множество казаков.

— Вот тебе и «меньше», пане Сельский! — со злостью произнес он, хотя Сельский и не мог его услышать, так как ехал с остальными дворянами сзади в рыдване.

Обухович был прав, когда говорил, что они в несчастливый день выехали из Варшавы. То, что произошло этой ночью, могло стоить жизни не только трем драгунам, но и всему посольству. Накануне вечером Кисель послал к Кривоносу своего секретаря нанести от его имени визит, а главная цель тут была — намекнуть Кривоносу, что пан Кисель может принять его еще сегодня. Но секретаря принял не Кривонос, а полковой есаул. Он учтиво поблагодарил пана секретаря за приветствие и тоже дал понять, что у пана полковника не будет свободного времени, чтобы лично принять послов. Этого Кисель уж никак не ожидал. В сердцах он даже пригрозил отправить обратно посла Сельского, который начал вопить, что зарубит презренного хлопа, и потом не мог уснуть до поздней ночи. А когда пропели уже третьи петухи, Кисель вдруг услышал стрельбу. Вслед за тем в комнату вбежал стоявший на часах драгун.

— Пане сенатор, наши! — закричал он, захлебываясь от радости.

— Пан с ума сошел! — вскочил Кисель. — Какие наши?

— Ну, то есть польское войско, ваша милость. Приступом берут ворота. Прикажите нам отсюда ударить!

— Приказываю всех собрать сюда!

— Но они уже сами...

Стрельба усиливалась. В городе казаки уже все были на ногах. Группы казаков одна за другой вскачь неслись к воротам. Вдруг один отряд остановился перед домом, занятым послами. Сотник крикнул:

— Всех арестовать! Нам о посольстве толкуют, а сами приводят войско!

— Я протестую! — закричал Кисель. — Никакого войска в Польше сейчас нет.

— А где твои драгуны, пане Кисель? Почему они валяются у ворот?!

— Тащи его на перекладину! — раздавались возгласы среди казаков.

— Держать всех в доме под арестом! — еще раз подтвердил сотник и, оставив часть казаков, поскакал с остальными к городским воротам, где стрельба уже утихала. Несколько казаков встало под окнами. Это было своевременно, так как к дому сбегались уже горожане с топорами, дубинками; они угрожающе кричали:

— Где они? Давай их сюда!..

— Мы им покажем, как хитростью воевать!

— Не дорезали вас по поместьям, здесь дорежем!

Казаки охотно помогли бы в этом горожанам, но они были на часах, терпеливо принимали брань и даже тумаки, а до послов никого не допустили.

Только утром выяснилось, что на Острог набежал небольшой отряд навербованной шляхты, который вел ротмистр Сокол. О пребывании послов в городе он ничего не знал, а послам не было известно о существовании такого отряда. Трое драгун, самочинно ввязавшихся в бой, остались лежать зарубленные, а остальные всю ночь прятались по хлевам и собрались только утром. Однако Кривонос прислал есаула посоветовать послам не раздражать своим присутствием горожан, за которых он поручиться не может.

Адам Кисель и остальные послы, после пережитого страха и на радостях, что остались живы, выполняли теперь приказы Кривоноса ревностнее, чем приказы самого короля.

Когда кареты были уже готовы к отъезду, к ним подскакал гонец с письмом от гетмана Хмельницкого. Адам Кисель прочитал раз и другой, но все никак не мог поверить глазам: его сам гетман просит быть заступником! Он дал прочитать письмо послам.

— Вы что-нибудь понимаете, панове?

— Мне все стало понятно, — заявил Сельский. — Да здравствуют рейментари! Хмельницкий дознался, что рейментари уже собирают ополчение, а этой ночью мы сами в этом убедились, и сразу, как собака, завилял хвостом. Теперь нам нечего с ним разговаривать!

— Нет, панове, мы должны выполнить решение сейма. — Кисель уже ясно представлял, как он будет диктовать Хмельницкому условия и как потом бросит этот договор в лицо Вишневецкому, Конецпольскому, Сельскому. — Немедленно же ехать!

Но гонец, заметив эту суету, холодно сказал:

— Паны послы могут не торопиться. Когда и куда выехать — вам будет сказано! Имею еще поручение от полковника Романенко и сотника Тымоша Хмельницкого передать, что они с полком прибудут в Гощу, в маетность пана воеводы, еще на этой неделе.

— А это зачем? — удивился Кисель.

— Оберегать маетность вашей милости от грабежа. Такова воля пана гетмана.

Кисель растерянно уставился на своих послов.

— Слышали, панове? Пан Сельский, пожалуй, прав.

И верно, через неделю в Гощу прибыл полк казаков. Кисель своими глазами читал письмо, написанное полковником Романенко и сотником Тымошем Хмельницким попу. Привез письмо Киселю дворецкий, которого полковник поставил снова приглядывать за замком, а в письме значилось:

«А ты разберись, поп, кто старший — пан воевода или твои панки сельские, которые тебя не защитят от нас. А твое дело за церковью глядеть, а не за рыбаков стоять и охрану нашу баламутить. Ведает пан воевода, что чинит, а мы то же с ним в согласии приказываем. Так-то, отче, молчи и ни гугу. На сей раз прощаем, если то же еще услышим, не сидеть тебе дома».

Письмо и впрямь было подписано полковником Романенко и сотником Тымошем Хмельницким.

Теперь и Адам Кисель решил, что Хмельницкий испугался посполитого рушения и, натворив беды, ищет дураков, которые подставили бы за него свои спины. Он даже потер руки от удовольствия.

Через месяц войско Кривоноса уже ушло на Константинов, проследовал через Острог и отряд полковника Тыши из Польши, а разрешения от гетмана Хмельницкого на проезд в Белую Церковь все не было. Адам Кисель каждую неделю посылал новых гонцов, но первые вернулись ни с чем, и то лишь через три недели, а последний даже не застал лагеря Хмельницкого в Белой Церкви.

— Сбежал?! — уже готовый трубить победу, закричал Сельский. — Скоро они все побегут. Кривонос тоже удрал, а Тыша не иначе как на Низ подался.

Но выяснилось, что Хмельницкий не бежал, а, напротив, двинулся на Гончариху, значит, навстречу Тыше и Кривоносу. Гонец слышал, что в Константинов Хмельницкий стягивает все повстанческие полки.

Миновал август, а переговоры все не начинались. Почему-то полковник Романенко со своими казаками оставил уже Гощу. Чернь на другой же день разгромила поместье. Адам Кисель просил у Богдана Хмельницкого защиты, но и на эту просьбу не ответил Хмельницкий. Адам наконец понял тактику казацкого гетмана: усыпив его внимание своей просьбой о заступничестве и присылкой в имение казаков с полковником Романенко, казацкий гетман тем временем собрал свое войско и подвел его к границам Речи Посполитой. А посольство Адама Киселя должно было само усыпить внимание казацкого гетмана, пока сейм соберет польское войско и подведет его к границам казацкой земли.

Адам Кисель хватался за голову: как это он, опытный дипломат, дал обвести себя вокруг пальца ничтожному казаку Хмельницкому? Ведь самый последний шляхтич будет иметь теперь предлог обвинить его в измене отчизне.