Ричард Длинные Руки — виконт - Гай Орловский

Один ушел направо, другой, по-мужски, налево. Я прокрался за тем, кто по-мужски, налево, на цыпочках, оглянулся, как вор, вроде бы никто нас не видит. Монах заслышал за спиной топот, голова начала медленно поворачиваться. Я с силой ударил кулаком в латной рукавице.

Вместо затылка угодил в висок. Хрустнуло, хотя я хотел только оглушить. Монах начал опускаться на пол. Я подхватил, тело легкое, словно кости пустотелые, быстро затащил в нишу. Поколебавшись, повернул кольцо, ставши видимым, дрожащими руками содрал плащ, чувствуя себя как никогда уязвимым. Плащ тесен в плечах и коротковат, но это я на будущее, сейчас же опустил на лоб капюшон, быстренько повернул кольцо обратно и с великим облегчением вздохнул, когда все тело мое, в том числе и плащ, стало невидимо.

По соседнему проходу двигается процессия, загородив его от стены до стены. Я дождался, когда прошли последние, втихую выскользнул и поспешно пристроился сзади. Идут, к счастью, не строем, когда всем известно, сколько в ряду, так что никто не обратил бы на меня внимания, даже если стал бы видимым, но я человек осторожный, а рыцарство меня не видит и не упрекнет в трусости.

Так прошли по длинному залу, я начал опасаться, что в конце будет перекличка, как можно незаметнее скользнул в одну из комнат, показавшуюся особенно значительной.

Великолепие ошеломило: пухлые старинные тома вдоль стен поднимаются от пола и тают в сумраке свода, а вдоль стен тянутся тоже в бесконечность. На широком столе кипа книг и темные старинные карты. Куда более старинные, чем я мог представить, от них пахнет тысячелетиями. И изготовлены не на пергаменте или бумаге, а на чем-то совершенно неведомом, я просто вообразить не могу… Карта в две краски, нарисована грубо и схематично, однако обладает гипнотизирующей силой. Рисовал либо сверхгений, либо могучий маг, сумевший частицу своей мощи воплотить в рисунки.

Я торопливо повернул кольцо, схватил, свернул в рулон. Пальцы дрожат, я страшился, что хрупкий материал рассыплется от моего прикосновения, но обошлось, сунул за пазуху и попятился, как вдруг заметил книгу в солидной толстой обложке, старинной, с тиснением золотом, с вензелями и гербами.

Пальцы осторожно приподняли край, там всего одна страница, дальше переплет. Странная книга. Очень странная. Впервые вижу, чтобы в такой солидный переплет заключили всего одну страницу.

Я всмотрелся в текст, странные знаки, их обычно называют каббалистическими, попробовал бумагу на ощупь… вздрогнул.

Глава 9

Едва коснулся пальцем края страницы, буквы тут же исчезли, взамен выступили другие. Я прикоснулся еще, еще, но, сколько бы ни пробовал, всякий раз возникают разные страницы. Сколько таких страниц, так и не понял, да и надо уходить, а то уже слышны голоса и приближающиеся шаги. Видимо, древний маг пытался, как мог, воссоздать эффект смены страниц на экране. На своем уровне, понятно. В своем понимании.

Я ухватил книгу, сунул и ее за пазуху, снова повернул кольцо в режим невидимости, отступил и встал, спрятавшись в нишу.

— …пусть вырежут вельмож, — донесся приближающийся голос, — и как можно больше местного быдла… своенравного и непокорного…

— Да, — ответил другой голос, — мы заселим более послушными…

В комнату вошли двое, от обоих повеяло силой и властностью. Один в черной, как ночь, сутане, другой в епископском одеянии, но ряса разрисована наглыми козьими мордами, перевернутыми распятиями и голыми бабами с гипертрофированными вторичными половыми признаками. Я почему-то не упал в обморок от такого кощунства. Наверное, потому, что сам такие рисовал где-то в пятом классе.

У того, что в епископской рясе, еще и длинные козлиные рога на митре, из-за чего голову приходится держать только прямо, чтобы тяжелые рога не перевесили, черная маска скрывает лицо.

— Что с альбигойцами потом?.. — спросил в черном. — Похоже, их набирается больше, чем планировалось.

Сатанинский епископ сделал нетерпеливый жест.

— Ереси — не выживают! Еретики не понимают мира, в котором живут. Победив, сразу же начнут резать друг друга. Как же, надо добиться еще большей чистоты в своих рядах! Народ возмутится, тут мы и возьмем полноту власти в свои руки…

Один вдруг повернулся в мою сторону. На лице начало проступать изумление. Я понял, что маг видит меня, пусть и смутно. Лезвие моего меча воткнулось ему в горло в тот миг, когда губы изогнулись для заклятия, что то ли убило бы меня, то ли связало бы.

Кровь ударила почти черной струей, я выдернул меч и нанес удар в спину второго мага. Он даже не понял, что случилось, а я не чувствовал угрызений совести, что не совсем по-рыцарски. Тут уж как аукнется: они тоже не пожертвования в пользу голодающих негров собирают.

Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если тщательно обыскать, а здесь и обыскивать нечего: я сорвал с первого сатанинский плащ, как раз мне по фигуре, разве что не висит складками и не волочится по полу, рогатая митра села достаточно плотно.

Я торопливо вспоминал все, что мог вспомнить о черной мессе. Единого ритуала, насколько помню, нет и не было. Черная месса возникла как пародия на католическую мессу, дожила до моих дней в виде сексуальных шалостей со всякого рода разрисовкой тел непристойными рисунками, которая называется теперь боди-артом.

Черная месса — все та же месса, только задом наперед, крест вешается вниз головой, на него рекомендуется плевать, мочиться и вообще… чем непристойнее, тем лучше. Вместо святой воды — моча, вместо вина — тоже моча или гнилая вода, белые свечи заменяются черными с примесью нечистот. Службу проводит лишенный сана священник, ряса у него цвета запекшейся крови, расшитая козлиными головами, перевернутыми крестами.

Назад пробираться куда труднее: во-первых, уже не пытаюсь прикидываться невидимым, кольцо повернул, естественно, во-вторых, за пазухой старинная книга и волшебная карта. К тому же на мне сатанинский плащ, а на голове рогатая митра. Дважды повстречались фигуры в черных балахонах, я прошел мимо величаво и надменно, они же, напротив, кланялись так, что едва не стукались о пол лбами.

Вот и та комната с зеркалом, я перевел дыхание, прошептал:

— Ну, давай, Ваше Сатанинское Преосвященство…

О зеркало ударился, как о стену. Холод прошиб от страха до пят, я набрал в грудь воздуха и уперся плечом, начал продавливать, поверхность подается, как застывающая смола. С огромным трудом сумел прорвать пленку поверхностного натяжения и ощутил себя мухой, попавшей в густой клей. Воздуха не хватает, сердце колотится уже у самого подбородка, жар разламывает череп. Я ломился, закрыв глаза и стиснув зубы, начал задыхаться, грудь заходила ходуном, в ушах зазвенело… Внезапно поток свежего воздуха хлынул с такой силой, что я едва не захлебнулся, как «Титаник», выдрался из зеркала, в комнате у стены — пять фигур в черных плащах.