Слепое пятно (СИ) - "Двое из Ада"

Первый снимок — Лев был один, ему исполнилось четырнадцать и выгоревшие на солнце светлые волосы походили на солому, в руках он стискивал черную кепку и смотрел виновато, не улыбался. В то время пришел отчим, тогда и появились их первые совместные фотографии. Богданов усмехнулся, вспоминая, что общие с Еленой и более ранние у них тоже есть, но все они в распечатанном виде лежали в альбоме на одной из полок. Глаза нашарили новую картинку памяти — Льву девятнадцать. Взгляд приобрел наглость, посветлели юношеские веснушки, объемная кожаная куртка спрятала дохлое, еще мальчишеское, тельце. Он не улыбался. Рядом стояла Елена, которая только перешла в девятый класс, у которой разбилась первая любовь и в глазах от этого застыли слезы, которую донимали прыщи, волосы изломало гофре. Джинсовая куртка брата сидела не по размеру, но что с ней еще было делать, когда взбалмошная девчонка нашила на карман сердечко? Лев глубоко вздохнул и наяву ощутил запах молодой зелени в апреле. Он помнил этот день. День, когда какой-то очередной праздник окончился скандалом.

Следующая фотография — Льву двадцать три. В руках он держал красный диплом Высшей школы экономики, рядом неизменно стояла сестра на таких каблуках, что они казались одного роста. Еще здесь присутствовал мужчина, блондин с идеально зачесанными назад волосами в дорогом костюме. Отчим. Ему было сорок с копейками на момент снимка, и этот расчетливый прищур Лев узнал бы даже в темноте.

Последняя фотография. Воспоминания нахлынули ледяной волной, когда Богданов взял в руки глянцевую картинку, загнутую ровно пополам. На лицевой стороне стоял Лев. Улыбчивый и довольный, в зубах он держал конфету, и ее хвостик призывно торчал вверх. Богданов развернул — и его ошпарил зеленый взгляд, ухмылка, яростная попытка отстраниться да черные кудри. «Я не люблю фотографироваться!» — резко прозвучало в голове голосом бывшей любви. Сердце сковал болезненный спазм.

— На самом деле ты выглядишь как типичный мудак, — констатировал Лев, рассматривая снимок под разными углами, словно это решало его содержание. — Как я раньше не замечал блядской жилки, а? Горячев по сравнению с тобой принц из сказки… Даже конь есть. И принципы.

Все оборвалось. Лев знал, что больше его фотографий нет нигде. Есть только студийные — Елены. Уже в перчатках. И одна из больничной палаты, где она вымученно улыбалась, когда медсестра проводила перевязку. Богданов отстранился от полок, бросил прочь проклятый клочок бумаги, резко зашагал в ванную, чтобы привести себя в порядок и сбить настойчивое наваждение. Лев обнаружил, что еды дома не оказалось. Пришлось заказывать доставку полезного питания — и это было прекрасным поводом притвориться, что Богданов занят и самокопание не трогает сердце. Антон все не просыпался, а Льва утягивали в трясину собственные черти. Он переставлял в голове воспоминания и пытался понять, в чем причина мести, что, как оказалось, назревала уже давно. Что он сделал? Ушел, когда его жизнь разрушили и чувства растоптали? Не оправдал надежд? Каких надежд, если все, что с ним делали, это крутили, как пешкой в игре? Лев отмахнулся от роя вопросов и ушел в кабинет, где большой дубовый стол по-царски занимал добрую половину площади комнаты. Черное кожаное кресло, бумаги, телефон. Богданов сел.

— Поработаю.

Побег от себя вышел удачным. В смартфоне обнаружились сто и одно сообщение от Елены, последние из которых были написаны исключительно матюками. Кто-то из партнеров просил прислать документацию, чтобы составить новый договор по экспорту сырья («Сраные китайцы кровь пожрали и согласились!»). А потом взгляд наткнулся на свеженькие паспорта. За ними, в углу, стояли два собранных чемодана. Лев взвыл, бросил все и ушел на кухню, да там и остался, разложив по тарелкам песочного цвета прибывшие салаты и яичницу. Во спасение утопающих внезапно зазвонил телефон.

— Да? — Лев облегченно выдохнул.

«Лев Денисович, здравствуйте», — на другом конце в трубку улыбался Роман. С момента как Богдановы поселили его на даче, сисадмин заметно и значительно успокоился. Общее состояние его было удовлетворительным, а личный доктор, которого нанял Богданов, подтверждал воспрявшее настроение хорошими показателями по здоровью. Рома чем-то увлеченно хрустел: «Звоню сказать, что я здоров и меня еще не убили».

— Это хорошо, Роман! — засмеялся Богданов. — Меня, как видишь, тоже.

«Ага. Еще я переживаю. Звонил Горячеву, просто проверить. А он со вчерашнего позднего вечера не отвечает. Вы не знаете, где этот придурок?»

— Понятия не имею, — честно соврал Лев. — Наверное, отдыхает. Выходной же, Рома, все отдыхают. И тебе надо бы. Или погуляй в лесок, там рядом есть…

От разговора Льва отвлек шум из глубин квартиры. Затопали босые пятки по паркету, совсем неподалеку раздался громкий хлопок двери в ванную, щелкнул закрывающийся изнутри замок — а после на несколько минут все затихло. Богданов улыбнулся ощущению живого дома, которое уже давно позабыл.

«Да я гулял уже! — не унимался Рома, кажется, больше соскучившийся по общению, нежели действительно хотевший сообщить нечто важное. — Но все-таки Горячев всегда с мобилой и на связи. А вдруг его тоже за жабры поймали?»

— Да нет, Роман, с ним действительно все в порядке.

Зашумела вода в душе, и заглушенным эхом сквозь стены просочился короткий стон. Лев усмехнулся, приосанился.

«Это вы откуда так уверенно заявляете? — хихикнул Роман. — Слушайте, Лев Денисович, а вы на Антона виды имеете? Я так интересуюсь, чтобы недопонимания не возникло».

Стон повторился, но на этот раз стал протяжнее — зазвеневший первой высокой напряженной нотой, он красиво снизошел до вибрирующего рыка и потонул в плеске воды. Богданов не мог не вспомнить утренних сообщений Горячева, которые тот присылал все то время, пока они переписывались: темпераментный мальчик нередко просыпался очень ярко, особенно после сильных сексуальных переживаний. А прошедшей ночью он покорил новую вершину.

— Я просто хорошо знаю Горячева, он без мыла в любую жопу пролезет, — нервно смеялся Богданов, оттягивая внезапно придушивший его ворот белой футболки. — А какого рода недопонимание?

«Ну как какого… Мы с ним спали в одной кровати, и я подумал…»

— Что вы с ним? — здесь снизошел на рык сам Лев. Но, осознав внезапно повисшее молчание в трубке да и собственного внутреннего голоса, отрезвился и, нервно подскочив, с грохотом поставил турку с кофе на электрическую плиту. — Ну вы же просто спали?

«Может быть! — выдохнул Роман, словно действительно не мог определиться, как назвать то, что они делали вместе. — Ну так вот, если у вас нет на него прямых планов никаких, я бы попробовал…»

Лев ощутил, как у него начал дергаться глаз. Теперь на мраморную столешницу кухни опустились две пузатые кружки, а Богданов посуровел:

— Рома, блин, попробовать ты можешь тайскую кухню.

«А еще, — словно не слышал сисадмин, — он спрашивал меня о геях и всех подводных камнях этого дела».

— Что он у тебя спрашивал?! Зачем ему это?

«Ну я не знаю! Возможно, потому, что мы спали вместе, Лев Денисович, — пропустил смешок Роман. — Так что, вы имеете виды?»

— Определенно. Особенно на то, чтобы тебя уволить, засранец, который издевается надо мной, — угрожал Богданов ложкой невидимому собеседнику. Роман взорвался смехом, да так по-мальчишески, что Лев сразу понял, что шалость удалась.

«Ладно вам, Лев Денисович, не велите сразу звать палача. Просто Елена мне сказала утром, что вы ей не отвечали. А мне не отвечал Горячев. Я сложил два и два, получил четыре. Что, уже пошутить нельзя? Я никому ничего не сказал!»

— В каждой шутке, Рома…

Разговор они закончили на веселой ноте. Лев про себя удивлялся, зачем узнал об утренней суматохе Романа, чем он сегодня позавтракал и что собирается делать дальше. Наверное, это и называлось «дружеские разговоры» — бесцельно, но приятно. Сисадмин сообщил, что уже начал помалу работать и, хотя его травмы серьезны и дают о себе знать каждый вечер, даже пообщался с Настей и взломал «мыло» бухгалтера. В подтверждение этому Лев нашел письмо-жалобу в электронном почтовом ящике от Антонины Ивановны, которая скинула скан своей докладной: «Составили подборку ссылок на ролики порнографического характера…» Богданов усмехнулся, разливая кофе по кружкам, и отправил ей в ответ обнадеживающее: «Разберемся!»