Слепое пятно (СИ) - "Двое из Ада"

Дневной Невский шумел быстрым потоком автобусов и машин, галдел сотней голосов туристов и горожан, прогуливавшихся в поисках подходящего местечка на обед. Погода улыбнулась субботе: утих вчерашний ветер, остался полунамеком, легкой прохладой на ярко высветленном солнечном проспекте. Резвились кони на Аничковом мосту, будто готовые спуститься со своих постаментов и помчаться во весь опор навстречу огненному диску, раздувая бронзовые бока. На ту сторону реки переходить не стали. Антон уверенно направил Богданова к Гостиному двору, впитывая горящим взглядом раскинувшуюся вокруг свободу. Даже окрасившее в синий его глаза небо, нависшее над крышами старых нарядных домов, казалось ниже. Тянулась вперед и вверх указующая рука — и чуть-чуть только не цеплялась пальцем за облако.

— Вон туда пойдем, — правил маршрут Горячев. — Там на углу шикарное место, лакшери купеческий дворик, все дела. Там кофе вкусный, но мне там сидеть стыдно, я сегодня не боярин. А дальше если еще пройтись — гриль-ресторан. Ну ты наверняка знаешь. А я мяса хочу. Богданов, блин… Все у тебя под боком. Ты вообще в курсе, что от тебя до меня можно за час дойти? Пешком?

— В курсе, я же у тебя ошивался неделю под окном, — Лев важно поправил на носу солнечные очки. — Я вообще всего в курсе.

— Ты на машине приехал, — Антон махнул рукой и улыбнулся. — У вас, богатеньких на тачках, это все по-другому в голове работает.

Помпезное, украшенное скульптурами здание с окнами почти во всю стену открыло гостям свои хрупкие прозрачные двери. Витиеватая роскошь модерна, горящего множеством электрических свечей, играющая золотыми и латунными бликами, многократно отражалась в витринах, стеклышках разноцветных банок с конфитюром и обертках конфет. Пахло кофе, шоколадом и фруктами — смесь французской кондитерской и восточного базара. Горячев ухмылялся, как расшалившийся ребенок, прячась у Льва за спиной, а потом — за пирамидальным стеллажом с дорогими сладостями:

— Если бы я все придумал заранее, то тебя надо было наряжать в пиджак, как обычно, а не крутым дядей. Небось, каждый вечер воскресенья сидишь здесь и пьешь из маленькой золотой чашечки, а?

— Я предпочитаю доставку и есть дома. Или на работе, — улыбнулся Лев, подтолкнув Горячева под спину ладонью. — Так что ты тут хочешь? Хочешь сладкого?

Антон посмотрел на Льва с подозрением, но сперва ничего не сказал. Зато через секунду он уже нависал над витриной с десертами, глотая слюну.

— Да… Горячий шоколад. И мятный зефир. Давай это будет вместо праздничного торта, а стейками я тебя за свой счет накормлю. А то и так все деньги на меня тратишь.

— Ну так ты мой гость, Горячев. На кого мне еще тратить, а? — Богданов поморщился, спуская с носа очки и воровато оглядываясь, но окружение его более чем удовлетворило. Все люди были заняты собственной жизнью; ни один скорый взгляд не касался Льва. В это хотелось верить. — И вообще, отстань от меня со своим расчетом. Деньги меня твои мало интересуют, — проговорил Лев и добавил шепотом: — А вот ты — да.

Антон зафыркал, но улыбнулся, — хотя его гордо задранный подбородок продолжал говорить о твердости намерений.

Богданов в точности передал заказ кассиру, а себе взял только американо, предвзято морщась на сладкую роскошь витрин да так и не преодолев муки выбора. Через пять минут они уже сидели на странноватых посадочных местах друг напротив друга. Лев упирался взглядом в искусственный ананас — или пальму — со встроенными в нее ярко-красными мягкими сидениями, и его чувство стиля неуемно страдало в агонии. Когда мучений становилось слишком много, он переводил взгляд на Антона, чтобы прикоснуться к прекрасному, и безотрывно наблюдал за тем, как тот ел. Это зрелище не могло не расшевелить голод Богданова еще сильнее. Горячев растягивал удовольствие, разрывая свежий мягкий зефир ложечкой, но все же поначалу ел слишком спешно — и со вкусом. В эту минуту он походил не иначе как на дикого звереныша, которого отвели в богатый дом и предложили самый лучший кусок. Иногда Антон влезал пальцами в тарелку и слизывал с них белые крошки — вряд ли умышленно. Но это было блядски сексуально, как и острый язык, мелькающий на губах, чтобы снять с них молочную пенку. Богданов жадно запивал наваждение приторно горьким напитком, иногда глотая больше, чем нужно.

— Антон, — сказал Лев, когда смог откашляться. Он не мог не улыбаться Горячеву, хотя и одними глазами. — Ты, правда, как мясо после сладкого кушать будешь? Живот не заболит?

— Богданов, я тебе что, маленький? Нет! Гулять так гулять. Организм сказал — надо.

— Маленький, — подтвердил Богданов и прикончил кофе. — Ну организм Антона диктатор, его слушать надо.

— Взрослый. И диктатор, — улыбнулся Горячев.

Впрочем, разумным решением было все же оживить телефон перед тем как осесть в новом месте. От сжимающего в ладонях свой подарок Антона сложно было оторвать глаза — он восхищался формой и гравировкой вслух настолько ярко, насколько это мог бы делать и впрямь настоящий ребенок с новой игрушкой. Даже процесс запуска системы и регистрации отпечатка пальца увлек его настолько, что, забывшись, Горячев повис на плечах у Богданова прямо на глазах менеджера мобильного салона. Девушка чмокнула накрашенными губками, откровенно раздраженная тем, что этакий красавец удостоил своего взгляда только гаджет да Льва, но никак не ее. А она так старалась предложить любую помощь, которую могла в этой ситуации!

Зато до ресторана Лев с Антоном добрались почти во всеоружии. Они расположились в самом углу зала — друг напротив друга на укромных диванчиках, — заказали по стейку, салат, клюквенный морс. Запах настоящей еды в воздухе равно тревожил и отвлекал от большинства посторонних раздумий; даже слегка насытившийся Горячев перестал крутиться — и, как обещал, нырнул в мир социальных сетей и звонков. Удрученно объявив, что прочитать двести девяносто три сообщения в мессенджере ему вряд ли удастся быстро, он сразу же решительно набрал Лехе.

«Блин, Антоха! — динамик по случайности оказался настолько громким, что Антон от неожиданности отшатнулся, а Лев отлично слышал все, что говорили на том конце — даже после отладки связи. — А мы уже тебе обзвонились, обписались! Ты где есть?!»

— Да, простите, — нервно скреб ногтем столешницу Горячев, опуская виноватый взгляд, будто его мог видеть кто-то, кроме Богданова. — У меня телефон сдох. Временно был недоступен.

«Ну а ноут? „Телега“ на ноуте тебе зачем?»

— Да я вообще никакой был, честно, — оправдывался Антон. Лев ухмыльнулся и покачал головой, не понимая, почему нужно отчитываться за уже распределенный временной ресурс. Поздно пить «Боржоми», когда почки отказали.

«Ну а домофон? Звонок квартиры? Настолько никакой, Горячев? Мы же к тебе сегодня утром приехали! Ну болеешь ты, ладно, так мы тебя даже болезного поздравить хотели, встряхнуть, привезли тебе лечебного всякого!»

— Да… Я не дома ночевал просто. И сейчас не дома.

В динамике на время повисла тишина, нарушаемая тихими переговорами — разобрать их содержание было уже сложно. Антон, нахмурив брови, сидел совсем напряженный. Но когда спор по ту сторону разгорелся нешуточный, он тут же вставился:

— Да все же нормально сейчас. Правда, простите. Я просто захотел развеяться… Ну, вернуться в колею. Ночевал не один. А там в процессе с мобилой не разберешься ведь! Вот как только пришел в себя, как только обновился — там сразу звоню. Живой. Здоровый. В общем счастливый, — он прижался кроссовком к ботинку Богданова под столом и улыбнулся. У Льва на сердце потеплело и тянуло защитить, выставить себя виноватым в том, что чьи-то чувства вновь ущемлены. Он же украл это время, ему по закону чести и платить, но тут в динамике зазвучал другой голос, и все порывы свернулись скисшим молоком.

«Горячев! — стартовал с жестких нот говоривший, Богданов узнал Влада. — Ты что-то совсем страх потерял со своими исчезновениями, серьезно! Даже я зол. Ну это же праздник, блин, ты сначала от нас отделался, бляха-муха, а потом пропал. Не охренел так делать? Кто там у тебя настолько важнее нас?»