Красная Страна - Джо Аберкромби

— Мне не нравится, что здесь только шестеро, чтобы сделать выбор…

— Шестерых достаточно, — сказал Акарин.

Уто видела, что они все остановились на пути стали, вздохнула и неохотно кивнула. — Мы убьем их всех.

— Тогда Собрание высказалось. — Ваердинур встал, взял священный кисет с алтаря, встал на колени и сгреб пригоршню земли с пола, священной земли Ашранка, теплой и смоченной жизнью, положил ее в кисет и предложил Уто. — Ты говорила против, ты должна вести.

Она соскользнула с камня и взяла кисет. — Меня это не радует, — сказала она.

— Не обязательно радоваться. Лишь сделать. Приготовь оружие. — И Ваердинур положил руку на плечо Шебат.

Шебат медленно кивнул, медленно поднялся, медленно надел робу. Он уже не был молод, и это заняло время, особенно когда в его сердце не было страсти, даже если он видел необходимость. Он знал, смерть сидела близко к нему, слишком близко, чтобы наслаждаться, принося ее другим.

Он двигался из пара в проход под аркой, когда резко и скрипуче зазвучал горн, к оружию! К оружию! Молодые люди откладывали задания и шагали в вечер, готовясь к путешествию, целуя близких на прощание. Останется не более шестидесяти, дети и старики. Старые, бесполезные и сидящие смерти на пороге, как он.

Он прошел мимо Хартвуда, сердечно его похлопывая, и почувствовал необходимость поработать над ним; так что он вынул нож, подумал и наконец срезал маленькую стружку. Это будет сегодняшнее изменение. Завтра может принести другое. Он размышлял, сколько Людей работало над ним до его рождения. И сколько будет работать после его смерти.

Он шел в каменную тьму, вес гор нависал над ним, мерцающие масляные фитили освещали чертежи Делателя, вплавленные в камень пола трижды священным металлом. Шаги Шебата эхом отзывались в тишине, через первый зал к месту оружия, его больная нога тащилась сзади. Старая рана; старая рана, что никогда не заживает. Слава победы длится мгновение, раны навсегда. И хотя он любил оружие — поскольку Делатель учил любви к металлу и к хорошо сделанным вещам, подходящим для их целей — выдавал его лишь с сожалением.

— Поскольку Делатель также учил, что каждый удар это неудача, — пропел он тихо, доставая по одному мечу с полки, отполированной пальцами его прародителей. — Победа лишь в поданной руке, сказанных тихих словах, в дарах, подаренных свободно. — Но он смотрел на лица молодых, горячие и страстные, когда они брали у него инструменты смерти, и боялся, что они слышали его слова, но дали смыслу ускользнуть. Слишком часто в последнее время Собрание говорило на языке стали.

Уто пришла последней, как подобает лидеру. Шебат все еще думал, что ей следовало быть Правой Рукой, но в эти тяжелые дни мягкие слова редко находят готовые уши. Шебат передал ей последний клинок.

— Этот я сберег для тебя. Выкованный моими собственными руками, когда я был молод и силен, и не ведал сомнений. Моя лучшая работа. Иногда металл… — и он потер сухие пальцы, словно подбирал слова, — выходит правильно.

Она грустно улыбнулась и взяла меч. — Выйдет ли это правильно, как думаешь?

— Мы можем надеяться.

— Я беспокоюсь, что мы утратили свой путь. Было время, когда я чувствовала такую уверенность в пути, что мне нужно было лишь пройти вперед, и я была бы на нем. Сейчас я окружена сомнениями, и не знаю, на какой путь свернуть.

— Ваердинур хочет того, что лучшее для нас. — Но Шебат думал, что это себя он старается убедить.

— Как и все мы. Но мы расходимся в том, что лучшее, и как этого достичь. Ваердинур хороший человек, и сильный, и любящий, и им можно восхищаться по многим причинам.

— Ты говоришь так, будто это что-то плохое.

— Это скорее заставляет нас соглашаться, когда нужно лучше обдумать. Тихие голоса теряются в болтовне. Потому что Ваердинур полон огня. Он горит, чтобы разбудить Дракона. Чтобы сделать мир таким, каким он был.

— Разве это было бы плохо?

— Нет. Но мир не вернется. — Она подняла полученный клинок и посмотрела на него, отражения огней мерцали на ее лице. — Я боюсь.

— Ты? — сказал он. — Никогда!

— Всегда. Не наших врагов. Нас самих.

— Делатель учил нас, что не страх, но то, как мы его встречаем, вот что важно. Ступай с миром, мой старый друг. — И он заключил Уто в объятья, и пожелал, чтобы он снова был молодым.

Они маршировали через Высокие Врата быстро и уверенно, поскольку раз Собрание обсудило аргументы и сказало суждение, в задержке не было смысла. Они маршировали с заточенными мечами и подвешенными щитами, как это было в древние дни прапрадедушкиного прапрадедушки Уто. Они маршировали по именам их прародителей, вытравленным в бронзе, и Уто спрашивала себя, стали бы эти Люди Дракона прошлого вставать плечо к плечу по таким причинам. Послало бы их убивать Собрание прошлого? Возможно. Времена редко меняются так сильно, как мы предполагаем.

Они оставили Ашранк позади, но они несли Ашранк с собой; священная земля их дома была в ее кисете. Они маршировали быстро и уверенно, и немного времени прошло, прежде чем они достигли долины Озера Поиска; в зеркале поверхности отражался кусок неба. Скарлаер ждал в руинах.

— Ты поймал их? — спросила Уто.

— Нет. — Молодой охотник хмурился, словно побег Чужаков был оскорблением ему одному. Некоторые люди, особенно молодые, все воспринимают как обиду, от ливня, до упавшего дерева. Из этой обиды они могут создать оправдание любой глупости и любому насилию. За ним придется наблюдать. — Но мы нашли их следы.

— Сколько их?

Маслингал сел на корточки, плотно сжав губы. — Знаки странные. Иногда выглядит, будто двое пытаются выглядеть как дюжина, иногда будто дюжина пытается выглядеть, как двое. Иногда есть ощущение беспечности, иногда ощущение желания, чтобы их преследовали.

— Значит их желание исполнится, и гораздо больше, чем они желают, — прорычал Скарлаер.

— Лучше никогда не давать врагу то, чего он больше всего желает. — Но Уто знала, что у нее нет выбора. У кого есть выбор, в конце концов? — Последуем. Но будем осторожными.

Лишь когда пошел снег и спрятал луну, Уто дала знак остановиться. Она лежала, не спя, под грузом лидерства, пока время ускользало, чувствуя тепло земли и боясь того, что случится.

Утром они ощутили первую прохладу, и она махнула остальным надеть меха. Они оставили священную землю и трусцой пробежали лес шуршащей толпой. Скалаер вел их по следам быстро и безжалостно, всегда во главе, всегда маня их вперед, и Уто было больно, она дрожала и тяжело дышала, размышляя, сколько еще лет она сможет так бегать.