11/22/63 - Стивен Кинг

На обратной стороне каждой фотографии он написал одно и то же, четким, аккуратным почерком: Скоро и в Америке. Статистический анализ не лжет.

– Красиво, не правда ли?

Голос звучал ровно и бесстрастно. Она стояла в дверях, завернутая в полотенце. Волосы влажными локонами падали на голые плечи.

– Сколько ты успела выпить, Сейди?

– Только пару стаканчиков, потому что таблетки не действовали. Думаю, я пыталась тебе это сказать, когда ты тряс меня и отвешивал оплеухи.

– Если ты рассчитываешь на мои извинения, то ждать тебе придется долго. Барбитураты и спиртное – сочетание не из лучших.

– Это не важно, – ответила она. – Оплеухи мне отвешивали и раньше.

Я вспомнил о Марине и поморщился. Оплеуха оплеухе рознь, но все равно оплеуха. И я не только боялся, но и злился.

Она прошла к креслу в углу, села, туже замоталась в полотенце, напоминая угрюмого ребенка.

– Мне позвонил мой друг Роджер Битон. Я тебе сказала?

– Да.

– Мой хороший друг Роджер. – Ее взгляд предлагал мне как-то прокомментировать эту фразу. Я предпочел промолчать. Если на то пошло, ее жизнь принадлежала ей. Мне лишь хотелось убедиться, что Сейди жива.

– Ладно, твой хороший друг Роджер.

– Посоветовал обязательно послушать вечером речь этого ирландского говнюка. Так он его назвал. Потом спросил, как далеко Джоди от Далласа. Я ответила и услышала: «Возможно, достаточно далеко, все будет зависеть от направления ветра». Сам он уехал из Вашингтона, как и многие, но я не думаю, что им это как-то поможет. От атомной войны не убежишь. – Она начала плакать, громкие рыдания сотрясали все ее тело. – Эти идиоты собрались уничтожить наш прекрасный мир! Они собрались убить детей! Я их ненавижу! Я их всех ненавижу! Кеннеди, Хрущева, Кастро, я надеюсь, все они сгорят в аду!

Сейди закрыла лицо руками. Я опустился рядом с ней на колени, как старомодный джентльмен, готовящийся предложить руку и сердце, и обнял ее. Она обвила руками мою шею, ухватилась за меня, словно утопающая. Тело было холодным после душа, но щека, которой она прижималась к моей руке, горела.

В этот момент я тоже их всех ненавидел, а больше всего – Джона Клейтона, за то, что он посадил зернышко страха в разуме этой молодой женщины, не уверенной в себе и психологически ранимой. Посадил, поливал, выпалывал сорняки, наблюдал, как оно прорастает.

И разве в этот вечер ужас обуял только Сейди? Разве только она обратилась к таблеткам и спиртному? Как быстро и крепко напивались сейчас в «Айви рум»? Я ошибочно предположил, что люди встретят Кубинский ракетный кризис точно так же, как и любой сложный период международной политической напряженности, поскольку ко времени моего поступления в колледж он превратился в список фамилий и дат, которые следовало выучить к следующему экзамену. Так это смотрелось из будущего. Но для людей в долине (темной долине) настоящего все выглядело иначе.

– Эти фотографии ждали меня, когда я вернулась из Рино. – Сейди не отрывала от меня налитых кровью, затравленных глаз. – Я хотела выбросить их, но не смогла. Смотрела и смотрела на них.

– Как и хотел этот ублюдок. Поэтому он послал их тебе.

Она словно и не услышала.

– Статистический анализ – его хобби. Он говорит, что со временем, когда компьютеры станут более мощными, статистический анализ превратится в самую важную науку, потому что он никогда не ошибается.

– Ложь. – Перед моим мысленным взором возник Джордж де Мореншильдт, обаятельный человек, единственный друг Ли. – Всегда есть окно неопределенности.

– Я чувствую, что день суперкомпьютеров Джонни никогда не придет. Оставшимся людям... если они останутся... придется жить в пещерах. Под небом... уже не голубым. Ядерная ночь, так это называет Джонни.

– Он несет пургу, Сейди. Как и твой приятель Роджер.

Она покачала головой. Ее красные глаза с грустью разглядывали меня.

– Джонни знал, что русские готовятся запустить космический спутник. Мы тогда только-только закончили колледж. Он сказал мне об этом летом, и точно, в октябре они запустили спутник. «Теперь они запустят собаку или обезьяну, – говорил он. – Потом человека. И наконец, двух человек и бомбу».

– И они это сделали? Сделали, Сейди?

– Они запустили собаку, и они запустили человека. Собаку звали Лайка. Помнишь? Она умерла там. Бедняжка. Им нет необходимости запускать двух человек и бомбу. Они воспользуются своими ракетами, а мы воспользуемся нашими. И все из-за говняного острова, где делают сигары.

– Ты знаешь, что говорят фокусники?

– Фоку?.. Это ты к чему?

– Они говорят, что ты можешь обдурить ученого, но тебе никогда не обдурить другого фокусника. Твой бывший знает науки, но он точно не фокусник. А вот русские – те еще фокусники.

– Это какая-то чушь. Джонни говорит, что русские должны схватиться с нами, и скоро, потому что сейчас у них превосходство по количеству ракет, но оно тает. Вот почему они не отступят в вопросе Кубы. Это предлог.

– Джонни насмотрелся новостных сюжетов о ракетах, которые проезжают по Красной площади Первого мая. Только он не знает... как, вероятно, не знает и сенатор Кучел... что у половины этих ракет нет двигателей.

– Ты не... ты не можешь...

– Он не знает, сколько этих баллистических ракет взорвется на пусковых площадках в Сибири из-за плохих расчетов. Он не знает, что половина ракет, сфотографированных нашими У-2, на самом деле раскрашенные деревья с картонными стабилизаторами. Это фокус, Сейди. На нем можно провести ученых, таких как Джонни, и политиков, таких как сенатор Кучел, но другого фокусника не проведешь.

– Это... не... – Она помолчала, кусая губы. Потом спросила: – Откуда ты можешь это знать?

– Не могу сказать.

– Тогда я не могу тебе поверить. Джонни говорил, что Кеннеди станет кандидатом на выборах президента от демократической партии, хотя все остальные сходились на том, что это будет Хамфри, так как Кеннеди – католик. Он проанализировал результаты праймериз во всех штатах, свел все цифры и оказался прав. Он говорил, что баллотироваться Кеннеди будет в паре с Джонсоном, потому что Джонсон – единственный южанин, которого сочтут приемлемым к северу от линии Мейсона—Диксона. И в этом оказался прав. Кеннеди стал президентом, а теперь собирается убить нас всех. Статистический анализ не лжет.

Я глубоко вдохнул.

– Сейди, я хочу, чтобы ты выслушала меня очень внимательно. Ты уже проснулась и способна на такое?

Какое-то время мой вопрос оставался без ответа. Потом она кивнула.

– Сейчас у нас раннее утро вторника. Противостояние продлится еще три дня. Может, четыре, не могу вспомнить.

– Что значит – не можешь вспомнить?

Это значит, что в записях Эла об этом ничего нет, и знания я черпаю из курса «История Америки», экзамен по которому сдавал чуть ли не двадцать лет назад. Просто удивительно, что я помню так много.

– Мы установим блокаду Кубы, но на единственном русском корабле, который досмотрим, обнаружатся только продукты и промышленные товары гражданского назначения. Русские поднимут дикий шум, но к четвергу или пятнице сами напугаются до смерти и начнут искать выход. Один из крупных русских дипломатов станет инициатором тайной встречи с каким-то телевизионщиком. – И тут, как по мановению волшебной палочки – такое со мной бывало при разгадывании кроссвордов, – я вспомнил фамилию. Или почти вспомнил. – Его зовут Джон Скейлари... или вроде того...

– Скейли? Ты говоришь о Джоне Скейли, репортере новостной редакции Эй-би-си?

– Да, о нем. Это произойдет в пятницу или субботу, когда все остальные, включая твоего бывшего и твоего приятеля из Йеля, будут ждать команды сунуть голову между ног и на прощание поцеловать жопу.

Она порадовала меня смехом.

– Этот русский скажет что-то вроде... – Тут я заговорил с русским акцентом. Освоил его, слушая жену Ли. А может, Бориса и Наташу из «Рокки и Буллвинкля». – «Перредайте своему пррезиденту, что мы хотим выйти из этого с честью. Вы соглашаетесь убррать ваши ядеррные рракеты из Туррции. Вы обещаете никогда не вторргаться на Кубу. Мы говоррим «хорошо» и забирраем рракеты с Кубы». Именно так и будет, Сейди.

Теперь она не смеялась. Смотрела на меня глазами-блюдцами.

– Ты все это выдумываешь, чтобы поднять мне настроение.

Я промолчал.

– Ты не выдумываешь, – прошептала она. – Ты действительно в это веришь.

– Нет, – покачал я головой. – Я это знаю. Большая разница.

– Джордж... никто не знает будущего.

– Джон Клейтон утверждает, что знает, и ты ему веришь. Роджер из Йеля утверждает, что знает, и ему ты тоже веришь.

– Ты к нему ревнуешь, верно?

– Ты чертовски права.

– Я никогда с ним не спала. И не хотела. – И после паузы добавила совершенно серьезно: – Никогда не лягу в одну кровать с мужчиной, который выливает на себя так много одеколона.