Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

у меня как раз есть и новомодные, резиновые, и старинные, из бычьих кишок. Захочу – убью, ни за что, просто так, потому что захотелось. Так что ты думай, что говоришь. Над каждым словом своим думай, поэтому лучше будет, если ты вообще будешь молчать, пока тебе не прикажут говорить… Так что ты хотел?

– У меня же нет ничего!!!

– Хорошо, – кивнул Халиль, – напиши, что тебе понадобится. И где взять. И смотри, – не забудь ничего, потому что за твою плохую голову расплатится твоя спина. И… И чего ты еще хочешь сказать?

– Да я же не конструктор!!! Мы по одному не работаем! Конструктор дает конструкцию, а я, я только композиции под нее составляю! Просто не выйдет ничего…

– Хитрый, да? – Яростно выдохнул Халиль. – Целую банду хочешь у меня, чтоб сговориться? Последний раз говорю, – он навел на пленника палец, как будто это был ствол пистолета, – забудь о том, что я когда-нибудь потеряю бдительность и ты, червь, сможешь меня провести. Сам забудь, потому что иначе удалением этих лживых мечтаний придется заняться мне… Один все сделаешь. – Буркнул он, остывая. – Жить захочешь, так сделаешь. А не захочешь, так будет одним русским слизняком меньше. Другого найдем.

Да не хитрил же он!!! Чистую же правду говорил! Но не возражал, потому что относился к той породе людей, которой хватает одного урока, – только они почему-то не бывают слишком счастливы от этой своей понятливости. А конструкторы в их деле и впрямь значили ничуть не меньше, чем композиторы. Вообще же наступило время, когда людей, хоть чего-то смыслящих в "черной", "серой" или хотя бы "белой" "мозаике", отчаянно не хватало. Не то, что полноценные композиторы, не то, что конструктора-мозаичники, была крайняя, прямо-таки позарезная нужда в системных технологах, – даже в дикой их разновидности, именуемой "мастрягами"! – тех, кто умел пользоваться готовыми кусками информации, устройствами, носителями, материалами, комбинируя и сводя все это для создания уже готовой продукции, конкретных изделий, разработанных другими. Теоретически эти люди были квалифицированными пользователями, но на самом деле наступил этап, когда дело это тоже начало требовать серьезной подготовки. Высокого профессионализма. И вот ведь какой парадокс: чем более совершенным, удобным, простым в обращении становился инструментарий "мозаики", тем большим умением надо было обладать, чтобы пользоваться всем этим не как-нибудь, но – по-настоящему. Инструкции, – и дай бог, если на зашифрованные каким-нибудь милым профессиональным кодом, – исподволь превращались во все более толстые талмуды, и тому, кто не посвящал ремеслу большей части времени, в серьезные дела лучше было и не соваться. Халилю, – взять бы чего попроще, а то он, пользуясь неразберихой, размахнулся, – прихватил основного композитора Кировской семьи "Черного Ромба", некоего Юрия Постникова, чахлого субъекта двадцати пяти лет от роду, бледного, с гнилостным запахом изо рта, почти гениального в композиции, – и до умиления наивного, как почти что каждый настоящий талант, который вовремя заметили и пригрели. Системный технолог не мог сработать за композитора, но вот композитор, разумеется, мог делать все то, что умел системный технолог. Не так ловко, не так – быстро, но, в конечном итоге, по крайней мере не хуже, – из-за четкого представления о том, что же именно он делает. Другое дело, что нынешнего кавказского пленника никто и никогда не заставлял заниматься подобными вещами, – это было все равно, что забивать гвозди микроскопом, причем электронным, – так что он и думать-то забыл про саму эту возможность. А тут – враз вспомнил.

Халиль Газиев блефовал, внушая пленнику, что жизнь его ни гроша не стоит, а заменить его точно таким же – легче легкого. Первая попытка удалась, потому что не было обычая, – красть композитора, как невесту в родо-племенном обществе, но вот теперь "Черный Ромб" стоял на ушах, и вторая попытка запросто могла бы закончиться плохо. Скорее всего – закончилась бы. Дело в том, что, говоря о возможности сговора, якобы возможного между пленниками, если будет их двое, он тоже делал хорошую мину при дурной игре, потому что – пытался-таки прихватить того же Богомила Димова, ставшего знаменитостью в свои двадцать три, что, – в отличие от композиторов, – для конструкторов было порядочной редкостью. Но и тогда оказалось поздно – шухер уже поднялся. Прямо-таки всесоюзного значения. Свежим ветром промчался по городам и весям необъятной родины, набатным колоколом донесся до имеющих уши, – и уши эти мгновенно насторожились. Горцы угодили в поспешно организованную засаду, потеряли двоих убитыми, – они были буквально изорваны в клочья очередями из модной в тех суровых местах девятимиллиметровой "Пихты", – и, что куда более существенно, одного раненым и без сознания. Его наскоро подремонтировали, чтобы следом подвергнуть допросу третьей степени, красиво сочетая методы и традиции, освященные столетиями, – с самыми последними достижениями науки. Большого опыта у расследователей не было, так что к концу подследственный все-таки чокнулся, но дело было сделано, и уже на следующее утро прибыли сельские жители из соседнего региона. Такой сложился порядок: мелкую шантрапу вразумляли собственными силами, а в случае серьезных дел приглашали специалистов из соседней "семьи", – взаимообразно. Тридцать семей обосновавшихся в городе горцев вынуждено было спешно распродавать имущество и сматываться, куда глаза глядят, те, кто пробовали сопротивляться, – сгинули, потому что пришельцы нападали врасплох, каждый раз создавая подавляющее преимущество в силах, и во всяком случае делая совершенно невозможной любую мало-мальски нормальную жизнь. Проблема состояла в том, что след похищенного и похитителей так и затерялся. Меры предосторожности, предпринятые Халилем Газиевым и его нукерами оказались все-таки достаточно эффективными, – другое дело, что кое-кто из соплеменников считал, будто за ним теперь водится должок. Он лучше других знал, чем чреваты такого рода задолженности, так что теперь пленный, помимо всего прочего, должен был окупить и ее. Со временем ему доставили почти все, что требуется, хотя времена менялись и кое-что уже было невозможно купить. Ни за какие деньги, – если иметь ввиду бумажки. Так что в ход шло старое, доброе золото с серебром, металлы платиновой группы, кое-какие редкие элементы, – даже в виде обогащенной руды. С элементами, – быстро и хорошо решались технологические проблемы, которые без них решались куда медленнее и хуже, в ювелирных магазинах было пусто, хоть шаром покати, а досужие туристы выгребли все, до чего смогли дотянуться в доступных странах, как социалистических, так и не вполне, – им было, что загнать в отсталом зарубежье.

Медленно, со скрипом не вполне привычное дело пошло. Не имея навыка, он зато исходил из смысла действий,