Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

заставить его идти на такой идиотский риск: он, конечно, мужик рисковый и с гонором, но это…

– Ты говоришь о нем так, как будто являешься его лучшим приятелем.

– Слушай, Григорий, – голос Сергея Ивановича был полон яда, – ты вот не сочти за труд, съездий туда, прямо в областной центр.

– Ну?

– Прямо с утра сходи на центральный рынок…

– Ну?

– Подойди к первой попавшейся бабке, которая торгует у входа семечками. Или пакетами.

– Ну?

– И спроси ее, кто таков есть Александр Сергеевич Воронов! Ответит она тебе или нет, – другой вопрос, но она, в отличие от тебя, – знает!!! И в каждом областном центре, сколько их ни есть на необъятных просторах нашей ненаглядной Родины есть такой человек, которого знает каждая бабка на рынке… Но не ты!!! А что, – ищете?

– Это, сам понимаешь, – государственная тайна, но дело не в том, что ищем мы. Тут куда как более существенно, что активно ищет товарищ Гаряев. У него, к сожалению, весьма реальные шансы, а нам не хотелось бы, чтобы он успел первым…

– Ойй… Про этот вариант я как раз и позабыл, а это непростительно. Слушай… Я чуть ли ни в первый раз за все время нашего знакомства прошу тебя: не сочти то, что я тебе сейчас скажу, за провокацию. Обещаешь?

– Посмотрим, – с омерзительным высокомерием ответил Григорий Фролович, – ты излагай.

– Я предлагаю тебе глянуть на ситуацию под совершенно неожиданным углом зрения: подумай, – а зачем тебе нужно, чтобы его изловила Контора? Не Шефу, не Государственным Интересам, которые непонятно чего из себя представляют, – тебе лично? Я не тороплю, – а пока ты думаешь, я изложу тебе ряд резонов. Попробуй найти, где я кривлю душой, и где тут спрятано мое ядовитое жало… Его поймают, и потрошить его будет, скорее всего, собственный подкожный следователь Юрия Валентиновича. Распотрошат. Дальше-то – что? Может быть – ничего, может быть – будет негласный, но отчаянный торг между твоим и моим шефом. А может быть, – старички возбудятся и наломают дров. От этого никому не будет лучше, а в первую очередь – им. Гриша, честное слово, – они прожили страшную жизнь и теперь, на старости лет, заслужили немного покоя. Бодрая, здоровая старость, при осознании того, что жизнь удалась, и достигнуто вообще все, о чем только можно было мечтать, – это лучшая награда человеку на склоне его дней. Планы перевыполняются, и это правда, Советская Армия крепка, как никогда, и это опять-таки правда, бескрайние нивы колосятся на диво, и самое смешное, что даже это правда, – так что не будем беспокоить таких уважаемых людей столь незначительным обстоятельством, что это не вся правда и даже не двадцать ее процентов… Они сделали все, от них зависящее, так что пусть получат, – право же! – трижды заслуженный покой… Наше дело – поберечь пожилых людей от… От совершенно непродуктивных волнений.

– Предположим, – только предположим! – что ты меня убедил. Что делать-то? Как лично ты предполагаешь останавливать две такие машинищи? Это только как минимум – две, а так…

– Для этого человечество придумало только один способ, – он пожал плечами, – найти первыми.

– И всего-то навсего? – Григорий расплылся в сладчайшей из улыбок. – Только я, знаешь ли, не оперативник. И ты, если мне не изменяет память, – тоже.

– Я лично считаю, что у нас с тобой нет особого выбора, а ты лично – говоришь о несущественных обстоятельствах. Как раз сейчас мы можем и потерять – все, и приобрести – очень много. В зависимости от того, успеем ли мы крутануться, или будем ждать сложа руки…

– Мы! – Взвизгнул Гриша.

– Как хочешь, – с равнодушным видом пожал плечами Сергей, – тогда жди, как баран: у них выбор невелик, – остригут или зарежут. Дурак, – проговорил он, не меняя интонации, – ты забыл, что существует инструмент, специально предназначенный для разрешения именно таких вот ситуации. И не говори, что не имеешь к нему отношения!

По-особому, строенной трелью промурлыкал "комбат" и это означало, что связи просят через "скремблер", по закрытой от всех посторонних линии. Никто посторонний не мог бы этого сделать просто по определению, но, однако же, – факт: голос звонившего был Воронову совершенно незнаком.

– Александр Сергеевич, – проговорил незнакомец, – нам совершенно необходимо с вами увидеться. Право же, – это прежде всего именно в ваших интересах.

– Интересно, – полюбопытствовал Воронов, – а, пытаясь соврать, – вы сказали бы что-нибудь другое? Любопытно было бы узнать, – а что именно?

– Вы даже не удивились, что посторонним известен этот номер?

– А какой смысл удивляться? – Лениво проговорил Воронов. – И без того ясно что либо кто-то сдал, либо где-то прошляпили. И то, что вы не собираетесь рассказывать мне кто и где, – тоже ясно. Интересно только, – зачем я вам понадобился?

– Надо бы встретиться, поговорить о проблемах, представляющих собой обоюдный интерес…

– Я не фотогеничен.

– Простите, – что?

– Мы с вами не встречались, так что, полагаю, вы держите перед собой мою фотку, а я на ней, наверное, похож на идиота. Вот я вам и говорю, что впечатление от снимка может быть обманчивым.

– Хорошо. Я вам сейчас расскажу одну притчу, а там уж вы сами решите, как поступать. Хотя у меня есть сильнейшее искушение положить трубку и предоставить вас вашей печальной судьбе.

– Оп! А мешает вам поддаться искушению исключительно только забота о моем процветании, – или все-таки недвусмысленное распоряжение начальства? Но я вас слушаю: если уж вы знаете этот номер, вас все-таки следует послушать.

– Есть такая страна – Советский Союз, а в нем – Новогородская область. Там, в райцентре Курчино, располагается фармацевтический заводик, комбинат "Новфарм", головное предприятие объединения "Симплекс". Комбинат как комбинат, вот только Режимный Отдел в нем, – и во всем объединении, – возглавляет всего-навсего генерал-лейтенант КГБ Гаряев. Звание, конечно, не самое высокое, зато отчитывается Дмитрий Геннадиевич разве что перед двумя лицами в государстве. Как находит нужным, так и отчитывается. Когда отчитывается. Если отчитывается. Официальный контроль над ним не предусмотрен вполне сознательно, а все неофициальные попытки он пресекает