Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

надежно и со всей решительностью. Проблема состоит в том, что в связи с некоторыми обстоятельствами, не относящимися к делу, он приступил к активным поискам одного человечка. Ищет он вовсе не тебя, но тут, как на грех, вы, Александр Сергеевич, умудрились засветиться ТАК, что уж вас-то он по пути не минует, прихватит непременно…

– Это… Не телефонный разговор. Давайте встретимся.

– Когда?

– Через час у "Близнецов". Держите в руке… ну, хоть "Огонек", свернутый в трубку. Подойдет машина.

– А почему не вы к нам?

– Потому что мне не может быть никакого резона вас обижать. А вот ваших резонов я не знаю.

– Вы поскромничали, – сказал вместо приветствия визитер, невысокий жилистый мужичонка с неприметной внешностью и в неприметном костюмчике, зыркнув на Воронова маленькими, острыми глазками.

– Что?

– Ну да. Когда сказали, что не фотогеничны.

– А-а… Это, типа, что на идиота я похож не только на карточке? И откуда такой вывод?

– Да ведь думали, поди, что теперь-то уж, после подвига своего молодецкого, будете пользоваться непререкаемым авторитетом, жить в почете и стричь купоны со своей системы связи? Мол, – и посадят, так и в зоне буду жить, как хочу? Думали, ничего хуже с вами случится не может? Са-амую капельку только ошиблись. Товарища Гаряева не учли.

– Слыхал я о нем, – задумчиво проговорил Воронов, – большая, говорят, сволочь. Ну так на такой работе других и не держат. Если дергаться из-за каждой сволочи, или даже только из-за каждой очень большой сволочи, которая хочет за меня подержаться, так это было лучше с самого начала не жить…

– Сволочи, – как правило, чего-то нужно. Умной сволочи – всегда чего-нибудь нужно. Достаточно бывает понять, чего именно, и можно договориться. Или откупиться. Или подловить интересующегося на этом самом интересе. Возможны варианты, – если есть хоть какое-нибудь пересечение интересов. А тут ничего подобного нет. Единственный его интерес – это через вас добраться до интересующего его лица, и никакие ваши интересы, никакое ваше положение, никакое ваше влияние тут во внимание приниматься не будут. Вы будете материалом, – а потом превратитесь в отработанный материал. Никому не нужный и не интересный мусор, который просто из чистоплотности подцепят на совок.

– Вы говорите так, как будто я уже в его руках.

– Непременно попадете. Даже мы не все знаем о его возможностях, а стопора, – я уже говорил вам, – у него просто нет.

– А кто это – "мы"? Ежели не секрет, конечно.

– У нас маленькая, – правда, очень маленькая, – организация.

– Еще меньше, чем "Моссад"? Тогда это… может быть серьезно. И по какой же это причине маленькая организация хочет увести меня из-под товарища генерал-лейтенанта? Неужели из чистой филантропии?

– В своем профессиональном раже товарищ Гаряев может получить слишком точное представление об истинной обстановке в стране. Недопустимо – точное. Настолько, что это может подвигнуть его на… неадекватные действия.

– В таком случае почему вы меня просто не устранили? Дешево, а уж надежно-то как!

– Мы крайне немногочисленная организация, нам ни в чем не отказывают, но вот ресурсов собственных у нас нет никаких. Мы не можем себе позволить разбрасываться… ничем. Наш статус таков, что, случись чего, – слишком просто остаться на бобах.

– Но, если этот ваш генерал так опасен, то возможен и прямо противоположный выход: устранить его. Нет человека, нет и…

Визитер вздохнул.

– Может быть, вы и правы. Может быть! Но мы настолько крохотная организация, что нам не положено оперативников. Считается, что было бы слишком опасно, – нам, да еще оперативников. А привлечь посторонних мы просто не можем, потому что мы – негосударственная организация.

Воронов задумался, а потом осторожно сказал:

– Поначалу вам и вправду удалось поразить меня в самое сердце, но потом мне в голову пришла парадоксальная мысль: а ведь партийные-то органы – формально к государству не относятся! С формальной точки зрения товарищ Сталин в тридцать седьмом был никто. Но тогда чем вы можете мне помочь, если вы уж такие уж маленькие?

– Мы можем дать вам работу в отдаленных районах страны. Вы даже получите возможность по-прежнему руководить своей… артелью, – это было бы даже желательно, вы понимаете? Видите ли, – изготовление новых, с иголочки, биографий, которые неотличимы от настоящих вообще никак, – это, как раз, часть наших обязанностей. Это мы умеем, без ложной скромности, – недурно. Отсидитесь, пока все не уляжется. Не один только Гаряев, слишком многие жаждут вашей крови. МИД – так просто рвет и мечет, особенно после того, как там узнали, что военные к ракете не имеют отношения, а тому бедолаге голову сняли просто так. А они и внутри страны не так безобидны, как это может показаться. Не забудем и ваших… коллег. Сейчас, когда у вас, помимо естественного авторитета и всего прочего, еще и закрытый канал такой мощности в руках, вас, понятное дело, трогать не должны, – это если по уму. Но вы теперь слишком на виду, и в нашей грешной реальности кто-нибудь обязательно позавидует, или глупо пожадничает, ничего, понятно, не получит, но вам от этого легче не станет…

– Но работа-то хоть приличная?

– Отчасти… отчасти связана с вашей основной специальностью. Вы же, если не ошибаюсь, МАРХИ заканчивали? И не расстраивайтесь так: вы, при всех ваших способностях, не вполне годитесь для нынешнего рода занятий. Вам не гангстерский синдикат возглавлять надо, а просто синдикат. Разница невелика, но она, уверяю вас, – есть.

XXIV

За то время, пока они не виделись, отец, казалось, не изменился вовсе. Та же невысокая, широкоплечая фигура с прямой спиной. Кривоватые ноги ладно вбиты в аккуратные валяные сапоги с кожаными галошами по щиколотку. Белая папаха, ясные светло-карие, как у кречета, глаза чуть прищурены. Опрятный бешмет подпоясан щегольским наборным поясом. Дом… наверное почти таким же был он и во времена деда, и при дедовом прадеде. Может, – так оно, в конце концов, и правильно. Ведь