Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм - Эллен Датлоу

Кристофер Фаулер

Семь футов

Более всего Кристофер Фаулер известен своей «темной» городской фантастикой; во всех его тринадцати романах содержатся элементы «черной» комедии, тревоги и сатиры. Он написал тринадцать томов коротких рассказов; в последний, под названием «Демонизированный» («Demonized»), включен его сотый опубликованный рассказ. За «Темным аншлагом» («Full Dark House») — первым томом криминальной гексалогии — последовала «Комната воды» («The Water Room») и «Семьдесят семь циферблатов» («Seventy Seven Clocks»). Читателями был восторженно принят его яркий роман «Менц Инсана» («Мет Insana»). Fla основе рассказа «Мастер строитель» («The Master Builder») был снят телевизионный фильм. Фильм, снятый по еще одному рассказу, «Вождение левой рукой» («Left Hand Drive»), был назван лучшим британским короткометражным фильмом 1993 года. В 1998 году Фаулер получил за лучший рассказ Британскую премию фэнтези, премию имени Августа Дерлета (за лучший роман) за «Темный аншлаг» и премию за рассказ «Американская официантка» («American Waitress»). Живет писатель в Англии, в Лондоне.

Автор говорит, что этот его рассказ «родился из жуткого предупреждения, напечатанного в газетах страны, о том, что одичавшие животные перебираются в старые части городов, покинутые людьми. Я всегда чувствовал, что распад городского порядка сопровождается рождением новых верований, и мне нравилась идея о том, что природа сама побуждает к переменам. Я также написал небольшой рассказ о белках, нападающих на людей ради театральных билетов, — это более глупый вариант данного сценария…»

Впервые рассказ «Семь футов» был опубликован в сборнике «Демонизированный».

Клиторпес была никудышной охотницей. Она пряталась под раковину всякий раз, когда к открытой задней двери подходил какой-нибудь зверь — пускай даже не крыса, а белка или соседский кот. Понятное дело, шестнадцать часов ежедневного сна высасывали из нее всю нервную энергию, и она просто вынуждена была прикидываться мертвой, когда ее территории грозила опасность. Она отлично умела делать только две вещи: лупить мотыльков, превращая их крылышки в пыльные лохмотья, до тех пор, пока они не испускали дух, и пристально смотреть в одну точку на стене, фута на три выше головы Эдварда. Что такого видят коты, гадал он, чего не видят люди?

Теперь, когда Сэм умер, а Джилл ушла, Клиторпес осталась единственным его собеседником. Эдвард купил ее, потому что и все остальные купили себе по коту. В тот месяц цены на котов подскочили до небес. Черт возьми, кошачьи приюты по всей стране в считаные дни распродали все, что у них было, и очень скоро самые шелудивые бродячие кошки переходили из рук в руки по немыслимым ценам. Это был самый странный покупательский ажиотаж из всех, что Эдвард когда-либо видел.

Он жил в Кэмдене долгие годы и подумывал о том, чтобы выбраться оттуда, еще до встречи с Джилл. Этот город из-за большого количества грабежей сравнивали с Москвой и Йоханнесбургом, а после восьми убийств на улицах он заработал новое прозвище — Убийственная Миля. В городе работало семьсот полицейских, а ведь он отчаянно нуждался в тысяче или даже больше. И странно было думать, что главная угроза жизни исходит не от грабителей, а от заведений быстрого питания.

Эдвард жил в квартире на Эверсхольт-стрит — одной из самых оригинальных улиц в округе. На отрезке протяженностью в несколько сотен ярдов располагались католическая церковь, спортивный центр, знаменитый рок-паб, муниципальные квартиры, зал для игры в бинго, исправительный центр для несовершеннолетних преступников, итальянское кафе, здание в викторианском стиле — мужское общежитие для мигрантов, ищущих работу, и новостройка с необычными, из зеленого стекла, квартирами-лофтами стоимостью в миллион фунтов. Эдвард жил на первом этаже муниципального дома. Как оказалось, это было неудачное место. Рядом протекал Регент-канал, и в него извергались почти все уличные водостоки. В конце концов городской совет поставил стальные решетки над люками, но было уже поздно.

Эдвард взглянул на фотографию Джилл, приклеенную к пробковой доске рядом с плитой. Когда-то глаза Джилл были цвета дикой сирени, волосы полны солнечного света, но сейчас фотография словно выцветала. Точно кто-то вознамерился убрать Джилл из этого мира. Эдвард тосковал по ней сильнее, чем по Сэму, — ведь сына не вернешь, а Джилл была здесь, жила с двумя братьями в Хэкни. Эдвард знал, что вряд ли когда-нибудь увидит ее снова. Время от времени, ни с того ни с сего, он вслух звал ее по имени и вспоминал, что в дни после смерти Сэма Джилл так похудела и побледнела, что казалось, будто жизнь вытекает из нее. Эдвард беспомощно смотрел, как у нее начинают выпирать ключицы и ребра, как одежда болтается на исхудавших руках. Светлые волосы Джилл, подстриженные чуть ниже ушей, падали ей на лицо, когда она бесконечно отдраивала и отчищала кухонные столы и шкафы. Она перестала говорить Эдварду, о чем думает, и сделалась почти такой же незаметной, как потеки воды на стенках у нее за спиной. Подняв палец, она призывала мужа к молчанию, когда в стенах, под шкафами или на стропилах раздавалось торопливое царапанье когтей.

Крысы. Самые страшные кошмары многих людей, но Эдварда больше не тревожили мысли о мерзких тварях. То, что случилось с его семьей, происходило с людьми по всему городу.

«Крысы, — думал Эдвард, наглухо заваривая заднюю дверь, — в живых ни одной не оставили кошки, у повара соус лакали из ложки, кусали младенцев за ручки и ножки…»

Он не мог вспомнить поэму Роберта Браунинга дальше. Все происходило не совсем так, ибо город Эдварда вряд ли был Гаммельном, но и Кэмдену Крысолов не помешал бы. Однако все, что у них было, — это растерявшийся мэр и дрожащие чиновники с их безнадежными попытками одолеть кризис.

Эдвард сдвинул защитные очки на макушку и осмотрел свою работу. Стальные пластины доходили только до середины двери, но это лучше, чем ничего. Теперь можно разобраться с прогрызенной внизу дырой. Не больше двух дюймов, но крыса размером с кошку умеет так распластаться, что с легкостью проскользнет внутрь. Эдвард вспомнил, как однажды вечером видел тысячи крыс, текущих по задним садам. Крысиная туча колыхалась, словно коричневый гобелен. Бывали вечера, когда Эдвард сидел в полутемной гостиной, поджав ноги и положив на колени крокетный молоток. Он прислушивался к тяжелым шагам крысиных стай по крыше, к топоту уродливых лап в кухне, под кроватями, под его стулом. Он видел, как жирная коричневая крыса с глазами, будто капли черной смолы, прошмыгнула между книгами на полке, заставив его жалко и запоздало дернуться.

Лучше всего было бы закрепить стальной брус поперек отверстия под дверью, но тот единственный, что у него остался, оказался слишком коротким. Эдвард подумал, не рискнуть ли сходить в магазин, хотя большая их часть на главной улице закрылась навсегда, а все скобяные лавки распродали свои запасы много недель назад. Трудно представить, как сильно может измениться миллионный город за каких-то четыре месяца. Очень многие уехали. Разумеется, подземка стала запретной зоной, и было опасно выходить на улицу по ночам. Крысы больше не боялись людей.

Он все еще думал, что же делать, когда зажжужал мобильник на верстаке.

— Это Эдвард? — спросил вежливый мужской голос.

— Да, кто это?

— Не думаю, что вы меня помните. Мы встречались один раз, на вечеринке. Я Дэймон, брат Джиллиан.

В трубке настороженно замолчали. Дэймон, ханжа, религиозный придурок, старший брат Джилл. А как зовут второго? Вроде Мэттью. Черт! Черт…

— Вы меня слушаете? — продолжал голос.

— Да, извините, просто вы меня немного удивили.

— Думаю, это вроде грома с ясного неба. Вы все еще живете в Кэмдене?

— Один из последних, кто покинет эпицентр. Здесь на улицах довольно тихо.

— Я видел в новостях, даже не узнал это место. Собственно, я никогда его толком и не знал. Наша семья родом из Гемпшира, но я думаю, что вы это помните.

«Да хватит трепаться, черт возьми, и скажи, какого дьявола тебе нужно!» — подумал Эдвард. Следующая мысль больно ударила: «Джилл стало хуже, и она заставила его позвонить мне».

— Речь пойдет о Джиллиан, верно?

— Боюсь… ей в последнее время намного хуже. Стало очень трудно за ней присматривать. У нее проблемы, знаете, с грязью и микробами…

«Спермофобия, — отметил Эдвард, — и мизофобия». С нашествием крыс у многих людей появились такие беды.

— А теперь возникло и другое, — продолжал Дэймон. — Она стала ужасно бояться заболеваний.

«Нефофобия, патофобия». Когда-то загадочные медицинские термины, а сейчас — практически повседневные слова. Ничего удивительного, если вспомнить, через что Джилл пришлось пройти.

— Это очень усложняет нам жизнь! — звучал в трубке тот же приторно-вежливый голос.