Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм - Эллен Датлоу

Огромное черное пятно мерцало на дороге, как пленка вскипающего моторного масла, разделялось и исчезало между зданиями. Не понимая, что делает, Эдвард так вцепился в скользкий от пота руль, что ногти врезались в ладони.

Rattua rattus. Никто не знал, где впервые появились черные крысы, поэтому латинское название ничего не объясняло. Бурые крысы — английские, Rattus norvegicus, — прибыли из Китая и жили в норах. Они вырастали в полтора фута длиной и ели абсолютно все. Они могли пробуравить дорогу сквозь кирпич и бетон; им приходилось все время грызть что-нибудь, иначе резцы врастали в череп. Черные были мельче, с более крупными ушами, и жили над землей, в круглых гнездах. Две недели назад Эдвард проснулся среди ночи и обнаружил дюжину таких в кухне — они жрали из мусорного ведра. Он кинулся на них с метлой, но они вскарабкались вверх по занавескам и сквозь дыру, прогрызенную в потолке, исчезли в водосточных трубах снаружи здания. Черные были акробатками; они обожали высоту. И хотя вели себя менее агрессивно, казалось, что числом они превосходят своих бурых собратьев. Во всяком случае, днем Эдвард видел больше черных.

Он продезинфицировал мебель и ковры, чтобы уничтожить блох, но все-таки на его лодыжках, руках и на спине появилась красная болезненная сыпь. Эдвард радовался, что Джилл больше не здесь, хотя все сильнее тосковал по ней. Она ускользнула, ее сознание растерялось под ударами будущего, которого она не могла ни представить, ни вытерпеть.

Дэймон и Мэттью жили с отцом над конторами в Хокстоне. Они купили это здание на гребне бума торговли недвижимостью. Когда-то там были дома обеспеченных семей торговцев, затем, после полувека с лишним запустения, район открыли для себя внезапно разбогатевшие художники. Этот мыльный пузырь тоже лопнул, и теперь дома быстро разрушались, поскольку тысячи крыс заполонили подвалы.

Когда Эдвард поднимался на крыльцо, зажегся свет. Он слышал непрестанное движение вокруг. Эдвард посмотрел вверх и в ореоле белого света увидел старика. Отец Джилл молча наблюдал за ним из открытого окна наверху.

Звонок не работал. Эдвард постучал по стеклу парадной двери и подождал. Дверь открыл Мэттью. Что же есть такого в чрезмерной религиозности, что заставляет их так аккуратно укладывать волосы? Светлая челка Мэттью лежала идеальной волной над гладким, тщательно отмытым лицом. Он улыбнулся и пожал Эдварду руку.

— Я рад, что вы смогли приехать, — произнес он, словно Эдвард был приглашен на ужин. — У нас не часто бывают гости.

Мэттью повел Эдварда наверх, затем по пустому белому холлу в ничем не украшенные жилые комнаты. Там не было видно никаких личных вещей. В центре ярко освещенной комнаты стояли голый дубовый стол и четыре стула; на одном из них сидел Дэймон. Он поднялся, чтобы пожать Эдварду руку. Эдвард совсем забыл, до чего похожи братья. У обоих были глаза фанатиков — черные, блестящие и мертвые. И говорили братья веско, отмеряя каждое слово и наблюдая за Эдвардом.

— Расскажите, что произошло, — велел Эдвард, усаживаясь.

Он не хотел оставаться здесь дольше, чем требовала необходимость.

— Отец больше не может сам передвигаться, поэтому мы переселили его из квартиры наверху и навели там чистоту для Джиллиан. Мы думали, что раз уж вылечить ее не можем, то, по крайней мере, должны сделать так, чтобы она чувствовала себя в безопасности, поэтому и разместили ее там. Но черные крысы…

— Они отлично лазают.

— Верно. Они выходят из водосточных труб и пробираются внутрь сквозь чердак, поэтому пришлось Джиллиан оттуда перевезти. Нам пришло в голову, что единственное место, где она будет в безопасности, находится в нашей церкви.

«О да, — подумал Эдвард. — Церковь Психов Последнего Дня. Я слишком хорошо помню это». Джилл ссорилась с отцом из-за религии. Он воспитал сыновей в крайне правом христианском учении, где требований больше, чем в правилах дорожного движения.

Каким образом лицемерие проникло в эту тихую библейскую заводь, оставалось для Эдварда тайной. Джилл не имела с родичами ничего общего. Ее братья, когда началась крысиная чума, повели себя до омерзения самодовольно, и поначалу это еще сильнее отдалило их от Джилл. Мэттью был отцом троих идеально причесанных детей, которых Эдвард прозвал «мидвичскими кукушками». Жена Дэймона была наибелейшей женщиной, какую только можно встретить, — из тех, кто почитает вязание как лекарство от стрессов на христианских утренних сборищах за чашкой кофе. Эдвард не любил их самих, их религию и манеру поведения, но не мог не признать, что они, по крайней мере, полезны его жене. И все же — едва ли они заботятся о Джилл. Для них важнее соблюсти приличия. Видимость приличий.

— Мы отвели ее в нашу церковь, — объяснил Мэттью. — Она построена в тысяча восемьсот шестидесятом году. Стены толщиной три фута. Там нет электрических проводов, нет водосточных труб, ничего такого, чтобы даже самая маленькая крыса могла проникнуть внутрь. Двери в ризницу деревянные и некоторые витражные окна уже шатаются, но эта церковь всегда была очень безопасным местом.

Эдвард был вынужден согласиться, что мысль очень толковая. Бороться с состоянием Джилл без психиатров и лекарств невозможно, но сейчас больницы превратились в кошмарные запретные зоны: беспомощные больные стали там лакомством для крыс.

Мэттью сел напротив.

— Джиллиан устроилась в церкви, и мы надеялись, что она найдет немного утешения под защитой Господа. Потом некоторые члены нашей общины стали там ночевать, и она начала тревожиться, что они принесут на себе чумных блох, хотя мы и дезинфицировали людей перед входом. Мы не могли переносить ее страданий и построили для нее особую комнату, прямо в середине апсиды…

— Мы устроили ее как можно удобнее, — перебил Дэймон. — Комната десять футов на двенадцать. Четыре стены, потолок, пол, дверь, которую можно запереть, и вентиляционная решетка, сделанная из очень прочной сетки. — Дэймон выглядел глупо, как школьник, рассказывающий о своем столярном изделии. — Отец руководил работой, потому что у него есть кое-какой плотницкий опыт. Мы перенесли туда постель Джилл и ее книги, и в конце концов она начала понемногу спать. И даже перестала принимать снотворное, которое вы ей давали.

«Таблетки, от которых она начала зависеть, когда мы жили вместе, — с горечью подумал Эдвард. — И обвинили в этой привычке, конечно, меня».

— Я не понимаю, — произнес он вслух. — И что произошло?

— Думаю, нам лучше пойти в церковь, — тихо сказал Мэттью.

Церковь находилась приблизительно в тысяче ярдов от дома. Она оказалась меньше, чем помнил Эдвард, изящная и простая, без контрфорсов и арок и почти без ажурных переплетений. Бывшая валлийская пресвитерия была зажата, как сандвич, между двумя высокими строениями из бетона и стекла. Коммерция наступала на религию, заливая улицы неотвратимо, словно лондонский дождь.

Возле единственной двери на скамейке сидел чернокожий мужчина с бочкообразной грудью. Он мог бы сойти за вышибалу из ночного клуба, если бы не крикетные наколенники, примотанные к его ногам. Он неуклюже отодвинулся в сторону, когда подошли Дэймон и Мэттью. Маленькую церковь освещали сотни разноцветных свечей, украденных из магазинов, торгующих предметами роскоши. Многие были сделаны в виде популярных мультяшных персонажей. Бэтмен, Покемон и Даффи Дак непочтительно горели вдоль алтаря и апсиды. Скамьи убрали и составили штабелями вдоль стен. В середине прохода стоял прямоугольный деревянный ящик, привинченный к камню и укрепленный досками, как задник на съемочной площадке. В стене этого короба была прорезана небольшая дверь, которую охраняла пожилая женщина, читавшая в кресле с высокой спинкой. В нефе тихонько беседовали человек двенадцать, сидя на пластмассовых оранжевых стульях вокруг низкого дубового стола. Они разом замолчали, когда Эдвард проходил мимо. Мэттью вытащил из куртки ключ и отпер дверь короба, толкнул ее и включил свет.

— Мы подсоединили лампочку к автомобильному аккумулятору, потому что Джиллиан не могла спать в темноте, — объяснил Дэймон, обведя наманикюренной рукой комнатку, в которой ничего не было, кроме развернутого белого футона, индийского коврика и стопки зачитанных религиозных книг. В комнатке пахло свежей краской и фимиамом.

— Вы построили ее из дерева, — сказал Эдвард и стукнул кулаком по тонкой стенке. — Это бессмысленно, Дэймон. Крысы прогрызут ее за минуту.

— А что еще мы могли сделать? Она чувствовала себя здесь в большей безопасности, и только это было важным. Мы хотели уменьшить ее боль. Вы можете себе представить, каково это — видеть кого-то из твоей семьи, так сильно страдающего? Наш отец боготворил ее.

В голосе Дэймона открыто звучала неприязнь. Эдвард и Джилл решили не сочетаться браком. С точки зрения ее братьев, это был грех, не позволяющий считать Эдварда членом семьи.