Тарковские. Осколки зеркала - Марина Арсеньевна Тарковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последних листьев жар сплошным самосожженьем
Восходит на небо, и на пути твоем
Весь этот лес живет таким же раздраженьем,
Каким последний год и мы с тобой живем.
В заплаканных глазах отражена дорога,
Как в поймах на пути кусты отражены.
Не привередничай, не угрожай, не трогай,
Не задевай лесной наволгшей тишины.
Ты можешь услыхать дыханье старой жизни:
Осклизлые грибы в сырой траве растут,
До самых сердцевин их проточили слизни,
А кожу все-таки щекочет влажный зуд.
Ты знаешь, как любовь похожа на угрозу:
Смотри, сейчас вернусь, гляди, убью сейчас!
А небо ежится и держит клен, как розу:
Пусть жжет еще сильней! – почти у самых глаз[124].
Взаимное раздражение разъедало жизнь родителей. Папа старался уходить из дома. Тут – теснота, дети, заботы, уставшая жена, там – стихи, остроумные друзья, новые знакомства, интересные женщины.
По соседству, в Партийном переулке, жил Владимир Тренин, критик и литературовед из круга Маяковского и Бурлюков. Папа влюбился в его жену, веселую и красивую Антонину Александровну.
Помню, как я сижу под столом и плачу: «Папа, не уходи!» Но папа ушел. В молодости он был рабом своих страстей. Это уже потом, когда его жизнь была почти исчерпана, он часто повторял мне придуманный им афоризм: «Каждая последующая жена хуже предыдущей». Значит, мама все-таки была лучшей.
Она никогда не винила в разладе только папу, в равной мере брала вину и на себя. «Эх, Ася, Ася, много глупостей наделали мы в жизни», – писала она папе во время войны…
В один из жарких июльских дней 92-го года мне пришлось посетить Щипок. Теперь метро «Серпуховская» выходит прямо в Стремянный переулок. Совсем рядом – школа, где учился Андрей.
Иду по улице, по которой он каждый день ходил в школу, а мама – на работу в Первую Образцовую типографию.
Вот и наш дом, вернее, то, что было нашим домом. От него остался лишь остов, стены с пустыми окнами. Во время войны наш район сильно бомбили немцы, но наш дом тогда устоял. А вот теперь его разрушили свои…
В дальней комнате, там, где стояла кровать Андрея, растет иван-чай. Что ж, мама и Андрей любили иван-чай. Он рос на земляничных вырубках, на пожарищах рядом с малинниками. Во время войны мы сушили и заваривали его листья.
Лестницы, ведущие в никуда. Или в небо… Одна железная, пожарная, на которую как-то залез трехлетний Андрей. Представляете, что было с мамой? Но она и виду не подала, чтобы не напугать его. Она крикнула: «Андрюша, ну как там тебе наверху, хорошо?» – «Хорошо!» – ответил Андрюша. «Тогда подожди меня, я сейчас к тебе залезу!» Андрей ее подождал на верхней ступеньке, и мама, схватив его «поперек живота», по тонким перекладинам спустилась на землю.
Другая лестница, из белого камня, стертого не одним поколением жильцов, вела на второй этаж, в квартиру семьи Гоппиус. Туда Андрей ходил заниматься музыкой, своего пианино у нас не было.
Руины дома отгорожены от улицы забором. За ним – свалка: битое стекло, тряпки, железки, остатки разноцветной штукатурки, ржавые батареи, которые когда-то грели нас. Философская проблема – красота безобразного. Андрея бы сюда – он бы снял здесь сцену для фильма о бренности всего сущего и о забвении.
Не надо было мне приходить на Щипок.
Но прийти туда еще мне все-таки пришлось. Летом 2004 года в Москву на кинофестиваль приехала из Рима Донателла Бальиво, автор документальных фильмов об известных деятелях кино.
В Италии Донателла сняла об Андрее три фильма.
Сейчас, в Москве, ей хочется увидеть места, связанные с ним, увидеть дом, в котором он вырос. «Найти Андрея» – вот что хотелось этой прекрасной женщине, преданно хранящей память о нем.
В конце июня мы с Донателлой едем на Щипок. Идем с ней проходным двором через Ляпинку. Этот путь меня волнует каждый раз – дома, тротуары, деревья, бывшая церковь – все хорошо знакомо, все наполнено воспоминаниями, тенями близких. Нет, неверно. Не тенями, а ими – прежними, живыми…
Проходим с Донателлой (на плече у нее тяжелая кинокамера) вдоль серого кирпичного дома, построенного в середине пятидесятых годов. Отсюда уже должны быть видны стены нашего дома. Сейчас я их не вижу. Мне становится не по себе. Выходим в 1-й Щиповский переулок. Дома № 26 нет! Забор окружает ровную площадку, и экскаватор сгребает в сторону последнее, что осталось от дома, – стальные балки перекрытий.
Премия «Антибукер»
Само название вызвало у меня некоторое недоумение. «Букер» – премия за лучшее произведение литературы. А «Антибукер» – за худшее, что ли?
Премию эту я получила за первое издание книги «Осколки зеркала» (М.: Дедалус, 1999). Так что претензии снимаю – спасибо главному редактору «Независимой газеты», председателю жюри конкурса Виталию Товиевичу Третьякову и члену жюри кандидату философских наук Елене Петровской.
Благодаря им и друзьям, которые дополнили в долг ее огромную для меня сумму в три тысячи долларов, я купила часть старинного домика-аптечки жившего когда-то в Тарусе фельдшера, аптекаря и охотника француза Тридона.
В истории с премией переплелись и таинственные знаки судьбы, и человеческая трагедия, и скандалы, и абсурд нашей жизни, в перестройку особенно проявившийся. А началась эта история в 1999 году, принадлежавшему к «лихим девяностым», когда мы (я говорю о нас с мужем) еще находились в состоянии растерянных людей, мало понимавших, что нас ввергают в «рыночные отношения», то есть, попросту говоря, грабят. Но еще оставались какие-то либеральные (сейчас это бранное слово) надежды на нормальную жизнь, и иногда мой муж Саша покупал у метро «Независимую газету».
Однажды он купил эту газету, вошел в вагон, уселся, благо наша станция тогда была конечной, развернул ее и прочел, что редакция объявляет конкурс «Антибукер» в разных номинациях, в том числе и в номинации «Четвертая проза» (эссеистика, мемуаристика, историко-документальная литература). Вернувшись домой, он рассказал об этом; и издатель Александр Азадянц и его друг по ВГИКу кинорежиссер Вячеслав Амирханян, вложившие свои средства в издание моей книги, передали ее по указанному адресу. Прошло время (написала эту фразу и вспомнила заставку из фильма «Веселые ребята», помните? Шагают Часы-Время под незамысловатую песенку «Черные стрелки проходят циферблат,/Быстро, как белка, колесики спешат…»).
Да, действительно, прошло-прошагало какое-то время, муж снова покупает «Независимую газету» и опять видит сообщение об этом литературном конкурсе. Почему он купил газету
