Шаман - Ной Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роб Джей прочитал записи, сделанные Шаманом во время вскрытия собаки, и счел их многообещающими, хоть и бесхитростными. Он решил, что его собственные записи могли бы научить Шамана составлять подобные отчеты, и Шаман изучал их всякий раз, когда у него появлялось свободное время. И он совершенно случайно натолкнулся на отчет о вскрытии тела Маква-иквы. Когда он читал документ, у него возникло странное ощущение: он понял, что, когда происходили все ужасы, описанные в отчете, он, маленький мальчик, мирно спал в лесу неподалеку.
— Ее изнасиловали! Я знал, что ее убили, но…
— Изнасиловали и содомировали. Такое ребенку не расскажешь, — коротко бросил его отец.
Он снова и снова перечитывал отчет, словно загипнотизированный.
Одиннадцать ранений, нанесенных холодным оружием, спускающихся неровной линией от яремной выемки через грудину и заканчивающихся примерно в двух сантиметрах от мечевидного отростка.
Треугольные раны, шириной в 0,947 и 0,952 сантиметра. Три из них проникли в сердце: 0,887 сантиметра, 0,799 сантиметра и 0,803 сантиметра.
— Почему у ран разная ширина?
— Это означает, что оружие имело заостренный конец и расширялось ближе к рукояти. Чем с большей силой нанесен удар, тем шире рана.
— Как ты считаешь, того, кто это сделал, когда-нибудь найдут?
— Нет, не думаю, — признался отец. — Их было трое, скорее всего. Долгое время по моей просьбе этого Элвуда Р. Паттерсона разыскивали по всей стране. Но он исчез, и исчез бесследно. Возможно, это было вымышленное имя. С ним был человек по фамилии Кофф. Я никогда не встречал и даже не слышал о человеке с такой фамилией. И был еще молодой человек с капиллярной гемангиомой на лице; он хромал. Раньше я весь сжимался, замечая человека с пятном на лице или страдающего хромотой. Но всегда у них были либо пятно, либо хромота. И никогда — и то и другое. Власти даже не пытались найти их, а теперь… — Он пожал плечами. — Слишком много времени прошло, слишком много лет. — Шаман почувствовал печаль в голосе отца, но понял, что большая часть гнева и страсти давно сгорели.
Однажды в апреле Шаман с отцом ехали мимо женского католического монастыря. Роб Джей повернул Труди на подъездную дорогу, и Шаман последовал за ним на Боссе.
Когда они въехали на территорию монастыря, Шаман отметил, что несколько монахинь поздоровались с его отцом, назвав его по имени, и, похоже, совершенно не удивились, увидев его здесь. Роб Джей представил сына настоятельнице Мириам Фероции. Она предложила им садиться: Робу Джею — на кожаный трон, а Шаману — на деревянный стул с прямой спинкой, под висящим на стене распятием, изображавшим деревянного Иисуса с грустными глазами. Какая-то монашка принесла им хороший кофе и горячие булочки.
— Придется мне в следующий раз опять взять с собой мальчишку, — сказал его отец, обращаясь к настоятельнице. — Обычно мне никто не приносит булочек к кофе. — Шаман понял, что Роб Джей — человек удивительных способностей и, скорее всего, он никогда не сможет до конца понять отца.
Шаман видел, как монахини время от времени ухаживают за пациентами его отца, всегда в паре. Роб Джей и монахиня кратко обсудили несколько случаев, но вскоре перешли к политическим вопросам и стало очевидно, что визит был неофициальным. Роб Джей покосился на распятие.
— В «Чикаго трибьюн» процитировали слова Ральфа Уолдо Эмерсона о том, что Джон Браун сделал свою виселицу такой же прославленной, как и крест, — сказал он.
Мириам Фероция заметила, что Браун, аболиционист-фанатик, повешенный за то, что присвоил склад оружия Соединенных Штатов на западе Виргинии, быстро превращался в мученика в глазах тех, кто выступал против рабства.
— Все же рабство — не настоящая причина ссор между регионами. Главное — экономика. Юг продает свой хлопок и сахар в Англию и Европу и покупает у них товары промышленного назначения, вместо того чтобы торговать с индустриальным Севером. Юг решил, что он совершенно не нуждается в остальной части Соединенных Штатов Америки. И что бы там мистер Линкольн ни говорил насчет рабства в своих речах, болезнь вызвана именно этой гноящейся раной.
— Я не разбираюсь в экономике, — задумчиво произнес Шаман. — Я должен был изучить ее в этом году, если бы вернулся в колледж.
Монахиня спросила его, почему же он туда не вернется, его отец ответил, что Шамана временно отстранили за то, что он провел вскрытие собаки.
— О Боже! Но она в тот момент была мертва? — уточнила настоятельница.
Когда ее заверили, что так все и было, она кивнула.
— Ja, тогда все в порядке. Я тоже никогда не изучала экономику. Но это у меня в крови. Мой отец начинал с того, что чинил телеги для сена. Теперь ему принадлежат вагоностроительный завод во Франкфурте и фабрика по производству карет в Мюнхене. — Она улыбнулась. — Фамилия моего отца — Броткнехт. Она означает «булочник», потому что в Средние века мои предки были пекарями. А вот в Бадене, где я была послушницей, был пекарь по фамилии Вагенкнехт!
— А как вас звали, прежде чем вы ушли в монастырь? — спросил Шаман. Он заметил, что она задумалась, а отец бросил на него хмурый взгляд, и понял, что сказал бестактность, но Мириам Фероция ответила на вопрос.
— Когда я жила в миру, меня звали Андреа. — Она встала со стула, подошла к полке и сняла с нее книгу. — Возможно, вы захотите взять ее, — сказала она. — Ее написал Дэвид Рикардо, английский экономист.
Шаман в ту ночь не ложился спать допоздна: он зачитался. Кое-что в книге было тяжело понять, но он увидел, что Рикардо приводит доводы в пользу свободной международной торговли, на чем настаивал и Юг.
Когда он наконец заснул, то увидел Христа на кресте. Ему приснилось, что длинный орлиный нос мученика постепенно становится короче и шире. Кожа потемнела и покраснела, волосы стали черными. У него выросла женская грудь с большими темными сосками, украшенная руническими символами. Появились стигматы. Во сне, даже не считая, Шаман понял, что ран ровно одиннадцать, и, пока он смотрел, кровь хлынула из ран, стекла по телу и закапала с ног Маквы.
44 Письма и запискиВесной 1860 года на овечьей ферме Коулов родилось сорок девять ягнят, и все члены семьи принимали роды и кастрировали новорожденных. «Отара растет с каждой весной, — с волнением и гордостью сказал Олден Робу Джею. — Вам придется объяснить мне, что вы собираетесь делать с такой оравой».
Выбор у Роба Джея был невелик. Забить они могли лишь нескольких. Предлагать соседям купить мясо — бессмысленно, потому что те и сами выращивали животных на убой. Везти мясо в город, на продажу — оно, конечно же, успеет протухнуть. Живых животных можно и перевозить, и продавать, но это было сложно и требовало времени, сил и денег.