Двенадцать королей Шарахая - Брэдли Бэлью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боги милосердные, это был Эмре.
Глава 52
Рамад сидел на балкончике третьего этажа, любуясь видами Таурията, нависавшего над каимирским посольством. Дворцы – двенадцать для Королей и церемониальный тринадцатый – представляли собой величественное зрелище не только из-за размеров и богатой отделки: они были символом власти Королей, Дев и асиримов, знаком божественного благоволения.
Попивая сладкое маласанское вино, Рамад раздумывал об игре, в которую они с Мерьям ввязались. Они играли с огнем, и огонь этот грозил опалить не только их, но и людей посторонних. Ценой мог стать весь Каимир.
В глубине души хотелось пойти к Королям и рассказать все: что Масид ищет Хамзакиира, давно умершего сына Кулашана, Короля-Странника, что он раздобыл «легкое дыхание», чтобы поговорить с ним, что Юваань Синь-Лэй снабжает Воинство деньгами и сведениями. Но доказать это было бы сложно. К тому же, Рамаду, как каимирцу, не хотелось первым заговаривать о Хамзакиире.
Связь Хамзакиира с Каимиром была крайне выгодна Ювааню. Возможно, именно он или его императрица и предложили Воинству этот план, а не наоборот. Так им легче было бы отрицать все перед Королями: «Что бы мы выгадали от этого союза?»
Не меньшей проблемой оставался Масид. С годами ненависть Рамада и желание убить этого подонка не уменьшились. И теперь он так близко…
«Следуй за Белой Волчицей», – сказал эрек, и он следовал. По Шарахаю ходили слухи, что какой-то проповедник привез женщину в Обитель Дев, и по описаниям он понял, что эта женщина – Чеда. Много ночей он прождал в ее доме, надеясь, что кто-нибудь покажется: она или ее любовник Эмре. Наконец, как и предсказывала Мерьям, она явилась. И в ту же ночь Дана'ил принес новости об Эмре. Рамад успел пожалеть, что отпустил ее и дал обещание дождаться, пока она не поговорит с Эмре. Но те слова эрека…
Мерьям велела следовать им, так что оставалось лишь ждать и тревожиться. Что бы ни уготовила судьба, они скоро об этом узнают. Царь Алдуан щедро заплатил шпионам за новости о том, что Воинство что-то планирует в ночь Бет За'ир, через два дня.
Ветер пробежал по зелени в цветочных горшках. Рамад отхлебнул еще вина. Неплохое, но слишком уж приторное…
В дверь постучали.
– Войдите.
Снова стук.
– Войдите, я сказал!
Микал, его племянник и паж, выбежал на балкон как наскипидаренный, с серебряным подносом, на котором лежало одинокое письмо.
– Боги милосердные, Микал! – Рамад взял письмо. – Выглядишь так, будто на похороны свои опаздываешь. Соберись.
Микал покраснел, глянул на конверт, на Рамада, на поднос…
– Ты понял? – спросил Рамад.
– Да, мой господин.
– А по-моему, не понял. Подумай над этим, однажды сообразишь. Теперь иди.
– Слушаюсь, мой господин.
И убежал, умудряясь выглядеть при этом еще глупее. Рамад усмехнулся его наивности и лишь теперь заметил печать Обители Дев – двенадцать шамширов веером вокруг щита.
Он сломал печать, просмотрел письмо и, сложив его, поспешил в комнату напротив, к Мерьям. Он даже громко постучал из вежливости, но вошел, не дождавшись ответа.
Мерьям сидела вместе со своей горничной на южном балконе. Обе они были заняты тем, что рисовали на холстах янтарные виды Шарахая.
– А если б я была не одета? – спросила Мерьям, не оборачиваясь.
– Но ты одета.
– А могла быть и не одета. – Рамад протянул ей письмо, но Мерьям даже не посмотрела в его сторону. – Я рисую, мне сейчас не до записок.
– Это из Обители Дев.
Мерьям отложила кисть и цапнула письмо, сделав горничной знак уйти. Девушка принялась мыть кисти, но Мерьям щелкнула пальцами, и она спешно удалилась.
– Вижу, ты произвел впечатление, – сказала Мерьям, перечитав письмо еще раз.
Оно было от некой Наставницы Заидэ, объяснявшей, что юная послушница Чедамин Айянеш'ала готовится пройти последнее испытание перед вступлением в ряды Дев и свою свободную ночь перед Бет За'ир она с удовольствием проведет в компании Рамада шан Амансира Альмаданского.
Все, что произошло с их поединка, калейдоскопом пронеслось в голове Рамада: охота на Масида, разговор с царем, визит к эреку, встреча с Чедой в ее доме… ему казалось, что боги играют с ним – со всеми ними, – все время сводят его с Чедой ради им одним понятной цели.
– Ты, разумеется, с ней встретишься, – сказала Мерьям.
Рамад был рад, что она не упомянула эрека. Мерьям верила этому существу куда сильнее, чем он. Даже если его предсказание верно и они найдут Хамзакиира с Масидом, он чувствовал, что в сделке есть какой-то подвох. С детьми Гожэна никогда не обходится без подвохов.
– Я-то встречусь, однако в прошлый раз она ничего не знала и с тех пор, насколько мне известно, не покидала Обитель Дев.
– Ты все еще веришь, что она говорила правду и ничего не знала о планах Воинства?
– Прямо она этого не сказала, но да, думаю, она ни при чем. Ей не нравятся их методы, она считает их слишком жестокими.
– Перемены порой требуют жестоких методов, – сказала Мерьям тем же тоном, которым Рамад только что разговаривал с племянником. – Ибо перемены – это столкновение с не менее жестокой реальностью. – Она отложила письмо, взяла с мольберта тряпку и принялась оттирать с пальцев синюю краску. – Возможно, она просто защищает этого своего Эмре.
– Возможно, но я так не думаю. Она удивилась, когда я рассказал ей о его связях с Масидом и участии в атаке на Обитель Дев.
Мерьям неодобрительно взглянула на него запавшими глазами.
– Ты что-то ей пообещал.
– Я пообещал ей, что она сможет поговорить с Эмре прежде, чем я им займусь. Я не говорил, что могу устроить им встречу.
– Просто пытаюсь понять, насколько ты непредвзят.
– В этот спор я больше ввязываться не собираюсь, Мерьям.
– Итак, в ночь перед испытанием асиримами она зовет тебя. У нее что, во всем городе больше никого нет?
– Эрек предвидел это, что тебя так удивляет?
– Эреки, как и боги, читают в сердцах людей. Странно, что именно тебе он велел следовать за Белой Волчицей.
– Она могла бы позвать Эмре, но вряд ли знает, где его искать.
– Эмре, да… – тихо и задумчиво произнесла Мерьям. – Но не сбрасывай себя со счетов. Как давно ты уже не…
– О чем ты, Мерьям?
– Ты мог бы сыграть на ее симпатии. Перетянуть ее на нашу сторону.
– Она использует меня, мы используем ее. Больше между нами ничего нет.
Мерьям склонила голову к плечу, приподняла брови, очевидно не
