Хмельницкий. Книга третья - Иван Ле

Даже Мартин Калиновский первым поприветствовал прибывшего Скшетуского, забыв в этот миг, что он польный гетман коронных войск и ему должны выражать свое почтение прежде всего. Он подошел к поручику, протянув обе руки и не скрывая тревоги.

— Поведж, поведж[34], пан Скшетуский. Вовремя успел на наш военный совет. Лайдаки бунтуют не только по ту сторону Зборовской границы. Мы должны воспользоваться затруднением Хмельницкого и отомстить за поругание Речи Посполитой. Речь идет только о том, на какой город прежде всего надо напасть, чтобы мечом нашего правосудия заставить покориться украинское быдло. Рыцари предлагают Винницу, а не Брацлав. Какое ваше мнение, поручик?

Ежи Скшетускому льстила такая честь, славолюбие туманило голову. Но… Брацлав, Гелена и грамота московского царя… По требованию гетмана должен был рассказать о своих приключениях в Чигирине, в пути. Польщенный вниманием, он так увлекся, что сам не помнил, что в его рассказе правда, а что плод необузданной фантазии. Ведь тут нет никаких свидетелей!

— Так вот, уважаемые панове, будучи грубо оскорбленным полковником Худолеем, я потребовал его наказания. На коленях лайдацкий гетман молил меня простить Худолея, но я был непреклонен, и он вынужден был на моих глазах казнить этого грубияна!..

Поручик врал безудержно, как он требовал от Хмельницкого уважения к себе, как не хотел принимать подарки, оскорблял хлопских старшин.

— Пан Хмельницкий, уважаемый пан гетман, торжественно подарил мне при отъезде самого лучшего коня и двести левков. Приказал старшинам сопровождать чуть ли не до самого Брацлава, а в Городище сам Иван Богун должен был встретить меня со старшинами…

И, почувствовав по настроениям слушателей, что слишком перехватил, умолк. А гетман вдруг спросил его:

— Встретил Богун?

— Нет, ваша милость пан гетман, — опомнился Скшетуский. — Сотники его коня в моем отряде обманным путем увели, и… я должен был мчаться изо всех сил, не пожелав сатисфакции.

Скшетуский свою ошибку все-таки понял — в этот момент ему изменила его собственная фантазия. «Не признаться ли им, что в спешке вместо Павла Тетери назвал полковника Богуна?..»

— Может быть, пан поручик расскажет нам что-нибудь о войске Богуна, находящемся в Виннице. Панове предлагают прежде всего напасть на Винницу… — подсказал Калиновский.

— В Белой Церкви я нагнал полковника Вешняка с полком, который шел на соединение с Богуном. А это чигиринские казаки, уважаемые панове! Да и уманский полковник Осип Глух, который заменил погибшего Назруллу, тоже должен выступить на соединение с войсками Богуна.

— Что же все-таки советует пан поручик? — снова спросил сольный гетман.

— Д-думаю, что Нечай, коль он не пьян, уважаемые панове, тоже тяжел на руку. Но сейчас казацкие праздники, масленица… Уверен, что полковник Нечай будет пьян!..

— Что же, панове рыцари, отправляйтесь к войскам! — приказал Калиновский. — Покуда прибудут войска Вешняка и Глуха, ударим на полковника Богуна. С богом, за святую честь польской шляхты!

26

На следующий день в степи, по дороге на Винницу, гетман почувствовал, что рассказанное Скшетуским встревожило его. Или, может быть, встречный ветер с морозом так донимал Мартина Калиновского, что он не мог усидеть в седле? Доверительный рассказ Скшетуского о какой-то грамоте московского царя очень заинтересовал его. «Любопытно, что заставило так поступить эту шляхтянку, приемную дочь казацкого атамана? — размышлял Калиновский. — Забота о чести жены Чаплинского или честь шляхты, овеянной славой еще со времен Ягеллонов?»

Мартин Калиновский не видел Гелены, но восторженный панегирик поручика о ее красоте тронул и его зачерствевшую душу. И он пообещал Скшетускому, что после разгрома Богуна в Виннице отправится в Брацлав.

Предстоял первый бой гетманских войск после позорного поражения под Корсунем!

Ветер, бивший в лицо, донимал кипевшего от ярости гетмана Калиновского. В тревожных раздумьях гетман несколько раз хватался за саблю.

— Это будет страшная баталия, уважаемый пан Скшетуский, — сказал Станислав Ланцкоронский.

— Ну, уж пан Мартин покажет свое умение! — в тон ему поддакивал Скшетуский.

Приближались сумерки, но от белого снега было-еще совсем светло. На опушке леса показалась группа людей. Вокруг них гарцевали всадники, но люди не спешили, шли медленно. Гетман видел, как всадники замахивались нагайками, как отскакивали от них посполитые. Он свернул с дороги на обочину, завяз в снегу, но продолжал ехать. Остановился только тогда, когда поднялся на бугорок у опушки леса.

За гетманом вынуждены были последовать и другие шляхтичи. Князь Корецкий немедленно послал отряд драгун. Они протаптывали по снегу дорогу для польного гетмана.

Человек тридцать крестьян, окруженных отрядом конницы, растерянно посматривали на гетмана. Они вынуждены были идти, потому что их подгоняли жолнеры, наезжая на них своими лошадьми.

В руках у кавалеристов обнаженные сабли, за поясами — пистоли.

— А ну-ка, оборванцы, мерзкие завистники! Что мы тут, до ночи будем возиться с вами?

Драгуны Корецкого подскочили к толпе людей, остановили их. Среди них были две женщины, едва тащился седой старик, несколько пожилых мужчин, а остальные — молодежь, парни. Корецкий врезался в толпу, чуть было не сбив с ног молодицу.

— Тьфу, бешеный конь, проше ясновельможного пана, — воскликнула молодуха, защищаясь рукой, словно от удара.

— Цо? — крикнул князь больше для видимости. В его возрасте женская красота еще много значила.

А крестьянка, раскрасневшаяся от мороза, показалась ему такой красивой, что можно было сменить гнев на милость.

— Красивой хлопке надо бы не коня, а всадника бояться… Что за люди, откуда идут? — спросил.

— Хлопы, проше пана. Взяты по приказу пана гетмана как «языки». Есть среди них ворошиловские, краснянские…

— Краснянские? — поинтересовался гетман, подъезжая к толпе.

К Калиновскому подскочил старшина и доложил ему, что большинство из них схвачены в лесу — собирали сухие ветки на топливо. Около десятка краснян вершами ловили рыбу в озере. Одна молодуха шла с мужем из Красного в гости к родителям в Ворошиловку. Муж ее убежал, прыгнув в провалье на опушке леса, а она заговаривала зубы жолнеру…

— Лайдачка, пся крев! Ко мне ее, — приказал польский гетман.

Молодуха, с которой заигрывал князь Корецкий, пугливо взглянула на грозного гетмана.

— Ясновельможный пан меня зовет? — показала рукой на свою грудь и шагнула к Калиновскому.

— Из Красного?

— Да, из Красного, паночку. Явтухова теперь я с масленицы. Ориной зовут. С мужем своим Явтухом Голодрабенко к родителям шли заговенье отметить.

— Хватит болтать!

— Вот те и на, люди добрые…

— Ну!.. Отвечай, раз спрашиваю, быдло украинское!

— Спрашивайте, паночку.

Из толпы вышел вперед пожилой крестьянин:

— Она… молодая еще, только что женщиной стала. Глупая, уважаемый пан, что она там знает. Может быть, пан у нас, мужиков, расспросили бы?

— Молчать, лайдак! — Гетман ткнул саблей прямо в черную бороду крестьянина и яростно повернул ее. Мужчина замертво упал на снег.

— Л-лайдак! — выругался гетман, запнувшись. — Кто сейчас в Красном?! — грозно спросил он Орину.

— Да уже… прошу прощения у пана, как вам угодно, люди там.

— Не о том спрашиваю, грязная схизматка! Какое войско в Красном?

— Матушка моя родимая!.. — застонала молодуха. — О каком войске спрашивает пан? Жолнеров, как и у пана, несколько…

— Какие жолнеры? Врать вздумала, пся крев, хлопка!..

Орина только вскрикнула и закрыла лицо руками, чтобы не видеть своей смерти.

Но даже рассвирепевший гетман считал бессмысленной ее смерть. Он почувствовал, что ничего не добьется от крестьян. Ему нужна правда, а не их трупы.

— Нех пан воевода допрашивает свое непокорное быдло, — сдавленным голосом велел Ланцкоронскому, отъезжая от толпы крестьян, чтобы не видеть страшного взгляда зарубленной молодухи.

Приближался вечер. К воеводе один за другим подходили перепуганные люди. Ланцкоронский каждого спрашивал, знают ли они своего пана. Оказалось, что знают, а о чем-то другом не осмеливались говорить.

Наконец воевода спросил их о Нечае.

— Вот это, пан воевода, полковник! Сказывают, что взял быка за рога, разорвал голову до самых ноздрей, когда разгневался!.. — сказал стоявший в толпе парень.

— Я не о рогах спрашиваю. Что делает этот полковник в Красном? Ведь его полк должен быть в Брацлаве…

— Да мы его видели без полка. Как, бывало, заскакивал летом…

— Спрашиваю: что он делает сейчас в Красном?

Парень развел руками, оглянулся на людей, словно просил их подтвердить.

— Может быть, сейчас, когда вечер наступил… А утром его не было в Красном. Нас черт понес за этой рыбой. А люди паши собирались просить попа-униата, чтобы службу отслужил в церкви…