Сквозь всю блокаду - Павел Лукницкий

И что нужно сделать, чтобы все было совсем по-иному?

Разгорелась горячая дискуссия.

Арсеньев заявляет о специальной службе:

— Многое недоделано. Много ненужной болтовни. Противник, подслушивая, узнает наш замысел. Сегодня ночью бойцы четвертой роты на расстоянии полусотни метров от обороны застрелили немецкого слухача.

Арсеньев об этом знает от командира разведки, который был там. Но официально из роты ему не доложили.

— А вы уверены, что этого слухача убили?

— Командир пулеметной роты докладывает, что убили.

— А я могу не верить вам. Вы сделали попытку его вытащить? Может быть, слухач ушел? И вы такому важному случаю не придаете значения!

Помначштаба лейтенант Жигарев горячится:

— У нас КП командира роты — у самого завала, там, в пяти метрах, и рация и телефон. Дверей нет и палаткой не завешено. Орут так, что на двести метров слышно!

Арсеньев отдает приказание о маскировке шума, затем в крайне суровом тоне продолжает:

— Завтра будем судить судом чести командира связи. Завтра утром. Надо кончать с этой беспечностью! А если бы противник просочился сюда? Это угрожало бы нескольким дивизиям. А это значит — возникла бы угроза Ленинграду, который мы защищаем. Где же достоинство и честь командира?.. Итак, заканчиваю, времени у нас мало.

Первое: привести в порядок оружие.

Второе: закончить рекогносцировку в направлении вероятного контрудара.

Третье: созданные подвижные противотанковые группы должны заниматься по шестнадцать часов в сутки. Научиться бегать, окапываться, научиться вести борьбу с танками и с десантом противника.

Четвертое: научить бойца не бояться танка.

Пятое: создать штурмующую роту…

И, наконец, поднять дисциплину! Продумайте, как это сделать, чтоб это не комедией было, чтоб не появиться вдруг перед подчиненным этаким зверем, дескать, меня накрутили и я буду накручивать. Это большая, кропотливая, а главное — систематическая работа… Все! По боевым местам, товарищи!

…После этих слов командира полка офицеры, теснясь, выходят из блиндажа, каждый отправляется в свое подразделение.

8 часов вечера

Немцы ведут обстрел. Снаряды свистят над головой и рвутся неподалеку в тылу. В блиндаж зашел гармонист Туманов, и сразу — веселая песня. Арсеньев поет: «Эх, я ль виноват, что тебя, черноокую…».

Входит связной. Приносит газету «Отважный воин» с заголовком «240 лет Ленинграду». Это — сегодня!

Сразу, серьезные, принимаемся за чтение. Арсеньев получил пачку писем. Туманов, прочтя газету, тихонько заиграл что-то меланхолическое.

9 часов вечера

Противник бьет по переднему краю тяжелыми. Блиндаж содрогается. Явился старший лейтенант, докладывает о результатах рекогносцировки, подает на утверждение свой личный план на завтра.

Писк зуммера. Слышу донесение:

— Багаж присылаем, шестьдесят пять килограммов!

— А вы его накормили, этот багаж? — спрашивает Арсеньев. — Слушай, семьсот девяносто четвертый! Сколько там карандашей пошлете?

В полк все прибывают пополнение и боеприпасы. По сравнению с прошлым годом насыщенность здешнего участка фронта войсками огромная. Да и немцев здесь насчитывается не меньше шестнадцати дивизий!

10 часов вечера

Стараюсь хоть коротко записать эпизоды, которыми полк может гордиться. Например, историю трехсоткилометрового пешего перехода полка в район Апраксина городка. Или случай в наступательных боях между Гайтоловом и Гонтовой Липкой, когда полку удалось прорвать оборону противника, чтобы дать возможность бойцам и командирам 2-й ударной армии выйти из окружения…

Арсеньев рассказывает мне о бое 10 мая. Разговор прерван телефонным звонком. Докладывают из тыла полка: «катюша» ахнула по немцам, в ответ — двадцать немецких снарядов по тылам полка; исполняющего обязанности начальника штаба майора Гордина тяжело ранило, писаря Калистратова убило, еще человек десять ранено и убито.

Арсеньев выругался, звонит капитану Сычу (помощнику командира полка по материальному обеспечению):

— Сыч? Как дела? Плохо? Ты принял меры для рассредоточения? Надо немедленно закопаться… Медработники оказали помощь? Доложи!..

Оборачивается ко мне, продолжает свой рассказ о Круглой роще. Звонок.

— Шесть раненых, два убитых, включая Гордина и писаря Калистратова. Да, Гордин умер.

11 часов вечера

Я с Арсеньевым сейчас выходил в траншею. Внезапно три выстрела «коровы». Арсеньев рванул меня за рукав:

— Идите сюда!

Мы кинулись под накат. Разорвалось совсем близко, нас обдало землей и воздушной волной.

— Это новая «корова»! — отряхиваясь, объяснил Арсеньев. — От Гонтовой. Липки, откуда не била! Значит, подвез! Возможно, сегодня начнет!

Это «начнет» о наступлении, которого все напряженно ждут. Оно, вероятно, начнется ночью, часа в три-четыре, либо днем — между четырьмя и пятью. Третьи сутки все у нас готово к немедленному отпору.

12 часов ночи

Над нами гудят самолеты. Где-то близко идет ожесточенная бомбежка, разрывы часты — один за другим. Бьют зенитки. Артиллерийский обстрел идет круглосуточно.

Мне понятно, почему Арсеньев проводит ночи в разговорах со мной: нервы у него напряжены от непрестанного ожидания, и, хоть полк в полной боевой готовности, Арсеньев боится, заснув, пропустить какой-либо ему одному понятный признак начала немецкого наступления. Поэтому он все время начеку, все время прислушивается…

28 мая. 9 утра. КП полка

Погода сегодня пасмурная. Проснулся в 7.30 от канонады: утро началось сплошным беглым огнем, налетами немецкой артиллерии, длившимися минут сорок. Били главным образом по Круглой роще, несколько 105-миллиметровых разорвалось неподалеку. Арсеньев проснулся, стал сонным голосом опрашивать, выясняя причины. Оказалось, стреляли сначала наши, а немцы озлились.

28 мая. День. КП полка

Рассматривая немецкий передний край в стереотрубу с НП минометчиков, я хорошо вижу мертвые, оголенные деревья знаменитой Круглой рощи. Она — правее позиций полка Арсеньева, Находясь теперь в наших руках, Круглая роща клином выдается в расположение немецких позиций. Ее обороняют соседние подразделения. Только маленький «язычок» этой рощи остается пока нейтральной зоной.

За Круглую рощу велись бои кровопролитные и жестокие. Не раз и не два после удачных атак казалось уже, что этот клочок болота остался за нами, что фашисты навсегда лишились рощи, позволявшей им простреливать весь наш передний край фланкирующим огнем.