История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции - Сергей Нефедов

Тезис о мальтузианском аграрном перенаселении был общим местом в работах ведущих экономистов дореволюционного периода. Б. Н. Миронов отмечает, что «на рубеже XIX–XX веков мальтузианский тезис получил поддержку большинства авторитетных исследователей того времени: И. И. Игнатович,[1624] А. А. Кауфмана,[1625] П. И. Лященко,[1626] Н. М. Покровского,[1627] Н. Рожкова,[1628] А. Финн-Енотаевского[1629] и других… что отразила энциклопедия Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона[1630]».[1631] Однако некоторые экономисты, признавая факт аграрного перенаселения, утверждали, что оно было относительным, то есть это было перенаселение в рамках существовавшей на тот момент продуктивности земледелия. Строго говоря, в этом смысле любое перенаселение являетсяотносительным, ведь теоретически всегда имеется возможность увеличения продуктивности. В данном случае, однако, имелись в виду перспективы начинающейся модернизации: пример Западной Европы показывал, что имелась возможность к существенному увеличению урожайности с помощью использования новой агротехники. «Как ни увеличивай наделы, единственной коренной мерой все же остается улучшение крестьянского хозяйства и повышение производительности крестьянской земли…» – писал А. А. Кауфман.[1632] Но для повышения производительности крестьянских земель требовались десятилетия и вложение значительных средств, которых у крестьян не было. Поэтому в конечном счете А. А. Кауфман соглашается с М. И. Туган-Барановским: «Расширить площадь крестьянского землевладения нужно уже потому, что повышение производительности труда есть длинный и сложный процесс, требующий для своего осуществления многих лет и даже десятилетий, а крестьянская нужда не ждет и требует помощи немедленно».[1633]

Крестьянская нужда, действительно, не могла ждать. Правительственные комиссии еще продолжали свою работу, когда в марте – апреле 1902 года крестьянские волнения охватили несколько смежных уездов Полтавской и Харьковской губерний. Волнения были вызваны голодом в результате неурожая в предшествующем году; крестьяне врывались в помещичьи экономии и забирали хранившийся в них хлеб; другое имущество и людей, как правило, не трогали. В общей сложности было «разобрано» 105 помещичьих экономий, в волнениях участвовало 38 тыс. человек.[1634] Директор Департамента полиции А. А. Лопухин в докладе о волнениях 1902–1903 годов писал: «Голодные, не евшие в течение нескольких лет хлеба без примеси соломы или древесной коры и давно не знавшие мясной пищи мужики шли грабить чужое добро с сознанием своей правоты, основанном на безвыходности положения и на том, что помощи им ждать не от кого».[1635]

Причины волнений стали объектом рассмотрения Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Полтавский губернатор князь Урусов доказывал, что главной причиной является малоземелье и иллюстрировал земельную нужду крестьян следующими цифрами: при средней по губернии земельной обеспеченности в 6,1 дес. на двор 17 % крестьянских хозяйств были безземельными, 35 % малоземельных хозяйств имели в среднем по 1,5 десятин на двор. За 10 лет численность рабочего скота сократилась наполовину, и 38 % хозяйств вообще не имели лошадей и волов. Цены земли и аренды, отмечал Н. П. Урусов, в последнее время непомерно возросли, а доходы отходников упали вследствие распространения сельскохозяйственных машин в южных губерниях. (В дополнение к данным Н. П. Урусова можно отметить, что стоимость аренды на Полтавщине была такова, что арендатор получал меньше половины урожая с арендованной земли.[1636])

Для решения земельной проблемы Н. П. Урусов предлагал переселить на свободные земли окраин половину малоземельных крестьян губернии – ни много ни мало 337 тыс. человек. Полтавский губернатор стал одним из инициаторов разработки закона о переселении крестьян; предлагалось перейти к форсированному выселению из Центра на окраины деревенской бедноты. Закон 6 июня 1904 года должен был облегчить переселение, установив принцип вознаграждения переселенца за оставляемый в общине надел (правда, вступление закона в силу было отложено до окончания войны с Японией). В августе 1904 года были отменены огромные недоимки по выкупным платежам. В 1903–1904 годах были приняты также законы об отмене круговой поруки в общине и об отмене телесных наказаний крестьян.[1637]

Эти новые законоположения означали коренную переоценку правительством роли общины, как в поддержании благосостояния крестьян, так и в обеспечении уплаты податей. Община уже не считалась ни «главной опорой порядка», ни «страховым учреждением от безземельности и бездомности». Новый взгляд на общину был обоснован С. Ю. Витте в известной «Записке по крестьянском делу».[1638] С. Ю. Витте указывал на рост малоземелья как на главную причину крестьянских бедствий. Если крестьянам по-прежнему будет закрыт выход из общины, то в общине будет действовать закон Мальтуса, писал С. Ю. Витте. Он считал, что «надо установить, чтобы каждый крестьянин, освобождающий землю, получал известное вознаграждение за нее и мог уйти».[1639]

Таким образом, политики того времени, имея на руках подробную информацию, вполне реально оценивали роль перенаселения и даже ссылались на мальтузианскую теорию.

«В умах всех деятелей провинции того времени, т. е. 1903–1904 гг., – писал С. Ю. Витте, – бродила мысль о необходимости для предотвращения бедствий революции сделать некоторые реформы… Все революции происходят от того, что правительства вовремя не удовлетворяют назревшие народные потребности».[1640] В препроводительной записке к журналам Совещания С. Ю. Витте сообщал царю, что сложившийся порядок держится только на долготерпении крестьянства и оно слишком долго подвергается перенапряжению.[1641] На последнем заседании Совещания С. Ю. Витте сказал: «Я не хотел бы быть пророком, но боюсь, что в близком будущем… быть может, в этом самом зале, придется обсуждать вопрос о дополнительном наделении крестьян землей».[1642] И действительно, не прошло и года, как ставший премьер-министром С. Ю. Витте поручил своим помощникам разработать законопроект о «дополнительном наделении крестьян землей».

Альтернативой дополнительному наделению землей было предложенное князем Н. П. Урусовым переселение крестьян. Согласно демографически-структурной теории, одним из признаков Сжатия является развитие переселенческого движения, уход крестьян из малоземельных районов на слабо заселенные окраины. Переселение было доступно далеко не всем крестьянам, для этого требовались определенные средства и помощь властей. Между тем нужду в переселении испытывали прежде всего беднейшие крестьяне, а переселяться приходилось далеко – главным районом колонизации была Сибирь. Важным обстоятельством, препятствовавшим переселению, было то, что отбывавшие крестьяне не получали вознаграждения за свои оставляемые наделы. Положение осложнялось еще и тем, что в 1880-х годах правительство не стремилось придать переселенческому движению массовый характер; существовали опасения, что это осложнит проблему обеспечения дворянских экономий дешевой рабочей силой.[1643] Закон 1889 года допускал переселение только с разрешения властей, и лишь в этом случае крестьянам предоставлялись небольшие ссуды.[1644]

Однако крестьяне, побуждаемые бедностью и голодом, игнорировали закон. Переселенческое движение развивалось стихийно, и власти в конце концов были вынуждены смириться с этим. Особенно сильный толчок движению дал голод 1891–1892 годов; если в 1890 году количество переселенцев в Сибирь составляло 40 тыс., то в 1891 году – 87 тыс., а в 1892 году – 92 тыс. Резко увеличился наплыв переселенцев в Туркестан. К 1891 году в Сыр-Дарьинской области имелось лишь 19 русских поселений, а в годы голода возникло еще 23 поселения.[1645]

Голод побудил правительство изменить свою политику в отношении переселения; другим фактором, действовавшим в этом направлении, было строительство Сибирской железной дороги, открывшей новые возможности для колонизации восточных территорий. Одной из задач созданного в 1893 году «Комитета Сибирской железной дороги» стала колонизация прилегающих к дороге районов и поощрение переселения крестьян из центра страны. Переселенцам все в больших размерах стали выдавать ссуды: в 1894 году было выдано ссуд на 0,3 млн. руб., в 1897 году – на 1,4 млн. руб.; при этом на каждого переселенца пришлось в 1894 году 4 руб. ссуды, а в 1897 году – 16 руб. Количество переселенцев в Сибирь достигло к 1896 году 200 тыс, то есть увеличилось за десять лет примерно в 6 раз.[1646] В целом однако это не могло существенно облегчить ситуацию с перенаселением, так как естественный прирост в 1896–1899 годах составлял в среднем 1496 тыс. в год.[1647]