Я Пилигрим - Терри Хейз

– Можете ехать, – сказал пограничник, – только жмите на гудок.

Я принял это к сведению, а он посигналил нескольким большим трейлерам, чтобы они остановились и дали мне дорогу.

– Проезжайте между ними, – распорядился болгарин, и я под аккомпанемент шипения мощных пневматических тормозов втиснулся в узкий коридор на середине дороги, который, как утверждалось на полудюжине языков, предназначался исключительно для служебного пользования.

– Быстрее! – сказал офицер.

Уговаривать меня не пришлось.

Полицейская машина со вспыхивающими фарами шла сзади, пограничник висел на подножке – мы быстро миновали множество тягачей и одноэтажных автобусов, добравшись до ряда стеклянных будок, украшенных разнообразными гербами и огромным болгарским флагом.

Офицер, ехавший на подножке, взял мой паспорт, вошел в одну из будок и проштамповал его, позаимствовав печать у своего коллеги. Вернувшись, он отдал мне паспорт и, наверное, собирался сказать, что его сослуживец тоже должен получить мзду. Но не успел он открыть рот, как я нажал на газ и вырвался в ночь.

Я ехал быстро, свет фар пронзал тьму, освещая бесконечный лес и – словно бы жизнь в новых странах – членах Евросоюза и без того недостаточно сюрреалистична – стайки женщин в мини-юбках и туфлях на высоченном каблуке, предлагающих свои услуги у обочины дороги в этом пустынном месте. В других странах на маршрутах грузовых автомобильных перевозок стоят многочисленные рекламные щиты, а в Восточной Европе – проститутки, особенно здесь, в Болгарии.

Я миновал, наверное, несколько сот этих женщин, похожих в основном на цыганок, – их бесприютные фигурки белели в ночи. Девчонки с холодными глазами, в кружевном белье и фальшивых мехах, чья жизнь крутится между кабиной трейлера и задним сиденьем автомобиля. Если они беременеют, их услуги продаются со скидкой, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: производство сирот – единственная растущая отрасль индустрии этой страны.

«Пораймос» – вспомнил я слово на цыганском языке, которое услышал много лет назад от Билла. Теперь я наблюдал еще одну форму истребления.

В конце концов этих юных женщин сменили автозаправочные станции и кафе быстрого питания. Я въезжал в городок Свиленград, поселение с двадцатью тысячами жителей, ничем не примечательное, если не считать главной улицы, превращенной в пешеходную зону, и разнообразных магазинчиков, открытых далеко за полночь, чтобы удовлетворить нужды многочисленных водителей грузовиков.

Припарковав машину в укромном месте, я нашел в одной точке все четыре магазина, которые мне были нужны. Выбрал самый бедный из них, где, по моим расчетам, отсутствовали система видеозаписи и камеры для наблюдения за посетителями. Здесь я купил два предмета, ради которых за двенадцать часов проехал семь сотен миль, с оконечности Азии до страны бывшего советского блока: дешевый мобильный телефон и заранее оплаченную анонимную сим-карту.

Вернувшись в свою машину в темном закутке безвестного болгарского городка, окруженного сельскохозяйственными угодьями и юными цыганскими проститутками, я под единственным на этой улице фонарем позвонил на номер с несуществующим кодом зоны.

Глава 61

Пользуясь мобильником, который не мог быть отслежен, поскольку звонок производился через болгарскую телефонную систему, пребывая почти в абсолютной уверенности, что турецкая контрразведка меня не подслушивает, я ждал соединения, чтобы поговорить с Шептуном напрямую.

Мне надо было сообщить ему настоящую фамилию Лейлы Кумали, сказать, что она арабка и именно та самая женщина, которая была в телефонной будке. Самая важная задача любого агента, который жив и находится вдали от дома, – сообщить добытые им сведения. Это единственная страховка в случае его ареста или смерти. Еще в годы учебы я твердо усвоил: информации не существует до тех пор, пока она не передана. Более того, мне нужно было обсудить с Шептуном проблему выдачи Кумали иностранному государству и опасность того, что ее подвергнут пытке.

Раздалось не меньше пяти гудков, пока наконец я не услышал голос Шептуна.

– Кто это? – спросил он.

В Вашингтоне день только начинался, и я был неприятно удивлен, слыша его усталый голос.

– Дэйв, это я.

Я намеренно назвал его мало кому известным крестным именем, на случай, если нас вдруг подслушивали. Я старался, чтобы, несмотря на сильное волнение, голос мой звучал легко и неспешно.

Хотя Шептун, конечно, был удивлен, услышав меня, но мгновенно подхватил заданный мною тон разговора.

– Привет, что случилось? – спросил он столь же беззаботно. Все-таки этот человек был мастером своего дела.

– Помните ту женщину, о которой мы говорили, Лейлу Кумали?

– Из полиции?

– Да. Ее девичья фамилия – аль-Нассури.

– Похоже на арабскую.

– Так и есть. Это она была в телефонной будке.

На другом конце провода наступила мертвая тишина. Несмотря на профессиональное спокойствие Шептуна, его многолетний опыт и незаурядный талант разведчика, я все-таки вывел его из равновесия.

Тогда я этого еще не знал, но эффект моих слов был усилен нашими многократными предыдущими неудачами. Сто тысяч шпионов, работающих на множество разведывательных управлений, – все они, как предполагалось, искали человека, пытавшегося создать самодельное бактериологическое оружие, – все это лишь накаляло обстановку, но не проливало на ситуацию абсолютно никакого света: было непонятно, как вообще решить эту задачу. В глубине души Шептун смирился с мыслью: мы имеем дело с человеком, нигде не засветившимся, и шансы поймать его уменьшаются с каждым часом.

– Ах да, в телефонной будке, – повторил Шептун, восстанавливая прежний тон разговора, стараясь, чтобы его голос звучал так, как будто не происходит ничего существенного. – Вы в этом уверены?

– На сто процентов. Я тут встретил одного человека, который играл на музыкальном инструменте – я даже не буду пытаться произнести его название, – сделанном из кости орлиного крыла. Он показал мне видеозапись.

– Звучит причудливо, – сказал Шептун таким тоном, словно услышал что-то весьма забавное. – А вы можете продиктовать мне его по буквам? Я имею в виду имя женщины, а не название инструмента.

Я выполнил его просьбу. Далее всякий нормальный резидент поинтересовался бы, откуда я звоню, но он наверняка и так уже знал это. Учитывая характер его деятельности, все звонки на мобильник Шептуна записывались. Думаю, он успел черкнуть пару слов своему помощнику, чтобы «Эшелон» отследил, откуда ему позвонили.

Пока он ждал ответа на свой запрос, я продолжал говорить:

– У меня возникло одно опасение, Дэйв, очень сильное. Вам надо действовать неспешно, проявлять осторожность в выборе собеседника.

– В чем причина? Думаете, кто-то, использовав сказанное мною, сумеет овладеть ситуацией и нанести вред людям?

– Именно так. Мы предполагаем, что женщина может вступить с ним в контакт, но я совершенно уверен: система имеет скрытые ловушки.

– Предумышленная ошибка в случае лишения свободы, вы это имеете в виду?

– Да.

Несколько секунд он обдумывал сказанное.

– Этот парень сделал бы большую глупость, если бы не предусмотрел нечто подобного.

– И тогда мы можем навсегда потерять его след.

– Понимаю, – сказал мой собеседник. – Наступила очередная пауза, пока он обдумывал, что делать дальше. – Мне нужно обсудить проблему по крайней мере еще с одним человеком. Вы меня слышите?

Шептун имел в виду президента.

– Вы можете убедить его воздержаться от поспешных действий?

– Думаю, да. Он умный человек и, надеюсь, поймет нас. Вы сумеете закрепить успех?

– Найти этого парня? Думаю, у меня появился хороший шанс.

Я услышал в трубке легкий вздох облегчения, – наверное, его кровяное давление начало приходить в норму.

– Что ж, будем заниматься и дальше этим строго секретным делом. Мои люди постараются разузнать что-нибудь новенькое об интересующей нас женщине.

– Вы видели результаты их предыдущих усилий?

– Да, к сожалению, они мало что нашли.

– По-моему, нет смысла вновь поручать это им. Придется нам нарушить заведенный порядок. Используйте других специалистов.

– Кого же?

Проехав половину Турции, следуя милю за милей вдоль белой полосы, я впал почти в гипнотическое состояние, думая про незадачливых экспертов ЦРУ: черт возьми, должен же быть какой-нибудь выход? И где-то южнее Стамбула понял, что надо делать.

«Hai, domo», – сказал я себе.

– Я знаю одного человека. Однажды упомянул в разговоре с ним, что, если окажусь в затруднительной ситуации и мне будет нужна помощь компьютерщика, обращусь к его услугам. Его зовут Бэттлбо.