Король былого и грядущего - Теренс Хэнбери Уайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вот это, насколько я понимаю, – сказал дядюшка Скок, – зависит главным образом от того, что намерена делать Королева.
11
На этот раз Ланселот задержался при дворе на несколько недель, и с каждой неделей ему становилось все труднее уехать. К тому мудреному положению, в котором он оказался и которое можно с некоторыми натяжками назвать «бытовой ситуацией», добавлялась еще некая его личная странность – ибо он придавал целомудрию значение гораздо большее, чем это принято в нашем столетии. Подобно человеку, описанному лордом Теннисоном, он верил, что обладать силой, вдесятеро превосходящей обычную, может лишь тот, кто сохраняет душевную чистоту. Он-то как раз и обладал такой силой, так что это средневековое ее объяснение пришлось ему в самую пору. А из этого верования следовало, что, отдавшись телом и душой Королеве, он утратит свою десятикратную мощь. По этой причине, равно как и по всем остальным, он противостоял Гвиневере с отвагой отчаявшегося человека. Нельзя сказать, чтобы она получала от этого удовольствие. В конце концов дядюшка Скок сказал ему:
– Лучше бы тебе уехать. Ты и так уже потерял в весе почти два стоуна. Если же ты уедешь, так хоть что-то изменится – либо в ту, либо в эту сторону. Чем быстрее все кончится, тем лучше.
Ланселот сказал:
– Я не могу.
Артур сказал:
– Прошу тебя, останься.
Гвиневера сказала:
– Уезжай.
Случилось так, что второе из предпринятых им странствий в поисках приключений перевернуло всю его жизнь. При дворе много толковали о некоем Короле Пеллесе, хромце, жившем в кишащем привидениями замке Корбин. Короля считали немного тронутым, поскольку он верил, что приходится родичем Иосифу Аримафейскому. В наши дни подобные люди становятся британскими Израэлитами и проводят остаток дней, пророчествуя о конце света, точную дату коего они тщатся определить по измерениям протяженности коридоров в пирамиде Хеопса. Однако Король Пеллес если и спятил, то лишь отчасти, замок же его действительно навещали призраки. Была в нем одна комната с бесчисленными дверьми, через которые ночами являлись разные существа и нападали на всякого, кому случалось там оказаться. Артур решил, что стоит послать туда Ланселота, дабы он расследовал все на месте.
На пути в Корбин с Ланселотом случилось одно странное приключение, о котором он многие годы вспоминал, терзаясь горестными сожалениями. Он почитал это приключение прощальным свершением своего целомудрия и во все последующие двадцать лет не расставался с убеждением, что до того, как это случилось, он был слугой Божиим, а после стал лжецом.
У подножия замка Корбин лежала деревня, с виду весьма благоденствующая, – мощеные улочки, каменные дома, старинный мост. Замок стоял на холме с одного края долины, а по другую ее сторону, также на холме, возвышалась дозорная башня. Все население деревни высыпало на улицу, будто поджидая его, и сам воздух словно бы задремал, казалось, что солнце проливается на землю золотистым дождем. Ланселот испытывал странное чувство. Должно быть, кровь его была перенасыщена кислородом, ибо каждый камень в каждой стене, и все краски долины, и радостная поступь коня – все воспринималось им с необычайной отчетливостью. Люди, жившие в зачарованной деревне, знали его по имени.
– Добро пожаловать, сэр Ланселот Дюлак, цвет рыцарства! – кричали они. – Ибо с твоей помощью мы надеемся быть избавлены от беды.
Ланселот придержал коня и заговорил с ними.
– Почему вы взываете ко мне? – спросил он, думая о своем. – Откуда вам ведомо мое имя? И что тут у вас происходит?
Они отвечали все хором, выговаривая каждое слово торжественно и в лад.
– Ах, любезный рыцарь, – говорили они. – Видишь ли ты башню на том холме? В сей башне заключена злосчастнейшая дама, вот уже много лет как помещенная волшебством в кипящую воду, в которой и варится, и никто не может спасти ее, кроме лучшего рыцаря в мире. На прошлой неделе к нам заезжал сэр Гавейн, но и он ей помочь не смог.
– Если сэр Гавейн этого сделать не смог, – сказал Ланселот, – то уж, наверное, и я не смогу.
Не нравились ему соревнования подобного рода. Звание лучшего рыцаря в мире таило в себе ту опасность, что рыцарские качества его обладателя то и дело подвергались проверке, а значит неминуемо должен был настать день, когда ему придется с этим званием расстаться.
– Пожалуй, я лучше поеду, – сказал он и тронул поводья.
– Ну нет, – с серьезным видом ответили люди. – Ты ведь сэр Ланселот, мы знаем. Уж ты-то вызволишь нашу госпожу из кипящей воды.
– Мне ехать надо.
– Но она терпит муки.
Ланселот склонился к холке коня, перенес через круп правую ногу и очутился на земле.
– Говорите, что я должен делать, – сказал он.
Люди обступили его, составив процессию, а мэр деревни взял его под руку. Все вместе они поднялись по холму к дозорной башне – молча, один только мэр объяснял по пути, как тут все приключилось.
– Наша владетельная госпожа, – рассказывал мэр, – почиталась в этом краю первой красавицей.
И оттого Королева Моргана ле Фэй с Королевой Северного Уэльса исполнились ревности к ней и из мести околдовали. Пять лет она провела в кипящей воде и терпела ужасные муки. Выручить же ее может лишь лучший из рыцарей мира.
Когда они подошли к дверям башни, случилась еще одна странность. Дверь, как водилось в то давнее время, была снабжена решеткой и засовы имела тяжелые. В каменной кладке проема виднелись глубокие прорези, в них входили массивные брусья решетки – достаточно крепкие, чтобы устоять против боевого тарана. Теперь же эти брусья сами собой утонули в стене, а железные запоры, поворотясь с мучительным скрежетом, отомкнулись.
