Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу - М. Забелло

А Катерина Дмитріевна поручила уже извѣстному намъ Ивану отнести, послѣ ея отъѣзда изъ города, Могутову томы сочиненій Шекспира и слѣдующее письмо къ нему:

«Милостивый Государь

„Гордѣй Петровичъ!

„Вы были такъ добры, что подарили мнѣ сочиненія Шекспира. Я очень и очень благодарна вамъ за этотъ подарокъ, но вы позволите мнѣ возвратить вамъ первый тонъ, на которомъ надпись вашего друга, и прибавить къ нему остальные томы изъ моей библіотеки. Ваши три тома я оставляю на память о васъ, какъ вашъ подарокъ, которымъ я сильно дорожу.

«Не правда ли, вы считаете меня очень глупой? Я васъ видѣла всего одинъ разъ, — нѣтъ, два раза: другой разъ въ земскомъ собраніи, — не сказала съ вами ни одного слова — и пишу къ вамъ письмо, говорю въ немъ о глубокомъ уваженіи къ вамъ и что память о васъ мнѣ очень дорога! Но что бы вы подумали, еслибъ узнали, что я распрашивала многихъ о васъ, старалась узнать о васъ все, что только можно, думала о васъ долго, много и часто и, узнавъ, что вамъ нравится Порція, захотѣла быть похожей на нее: я поранила сама себя, весело смѣялась при этомъ и, позабывъ, что кровь струей бѣжала изъ моей раны, продолжала читать Шекспира и выпачкала книгу своею кровью?… Но и это еще не все: я сама увѣдомляю васъ обо всемъ этомъ… Не правда ли, вы должны считать меня очень и очень глупой дѣвчонкой?

„Но что бы вы ни думали обо мнѣ, я буду просить васъ, Гордѣй Петровичъ, объ одномъ: познакомьтесь со мной, когда я пріѣду въ городъ изъ деревни, куда я уѣзжаю завтра, чтобы, по примѣру Эсфири изъ „Феликсъ Гольта“ (она вамъ тоже нравится), учить крестьянскихъ дѣтишекъ грамотѣ… Вы не похожи на всѣхъ моихъ знакомыхъ, — вы лучше всѣхъ ихъ. Мнѣ тоже хочется быть не дурной, но я не знаю, что нужно дѣлать для этого. Я нѣсколько разъ собиралась быть у васъ и не была только потому, что боялась показаться смѣшной предъ вами, — боялась, что не съумѣю начать говорить съ вами…

„Простите глупую дѣвчонку, что безпокоитъ васъ своими письмами, и не откажите ей въ ея искреней просьбѣ, если вы будете тогда въ городѣ.

«Уважающая васъ К. Рымнина».

Поселившись въ небольшой помѣщичьей усадьбѣ, расположенной почти у самаго края небольшой крестьянской деревни, Катеринѣ Дмитріевнѣ если и не было особенно весело, то и не было особенно скучно. Она любила лѣтомъ деревню, она почти каждый годъ проводила весну или лѣто не въ городѣ, а въ пригородномъ имѣніи; она поселилась теперь въ деревнѣ не для того, чтобъ отдыхать, а съ цѣлью практиковать въ педагогіи, приготовлять себя къ дѣлу жизни, къ роли матери семьи, для которой почти исключительно предназначила судьба женщину, какъ увѣрялъ ее отецъ, какъ подсказывала ей, хотя и неопредѣленно, жизнь людей, съ которыми она была знакома… И ее не тянуло теперь въ безцѣльному гулянью по полямъ, лѣсамъ, холмамъ, обрывамъ, къ рѣкѣ, крестьянскимъ хатамъ, какъ тянетъ ко всему этому горожанина и горожанку, первый разъ попавшихъ въ деревню. Она нарочно не привезла съ собою фортепіано, нотъ, литературныхъ книгъ, желая посвятить все свое время, отдать рѣшительно всю себя, всю силу своего ума и терпѣнія — дѣлу обученія крестьянскихъ ребятишекъ грамотѣ. Но лѣтомъ крестьянскимъ дѣтямъ не до науки: у нихъ нѣтъ лѣтомъ времени учиться чему другому, кромѣ какъ страдному труду, — и Катеринѣ Дмитріевнѣ пришлось учить грамотѣ только двухъ дѣвочекъ, дочерей скотницы усадьбы. Но и у этихъ ученицъ было много дѣла; ихъ не посылали на работу въ поле только потому, что для нихъ было много работы въ усадьбѣ, на дому: онѣ мыли горшки для молока, вѣшали ихъ провѣтриваться на колья изгороди, сбивали масло, мяли сыръ, помогали убирать коровъ, кормить телятъ, убирать удой, держать въ чистотѣ погребъ съ молочными продуктами, — и Катеринѣ Дмитріевнѣ только часъ-другой въ сутки, да и то урывками, удавалось учить дѣвочекъ. Какъ же ухитрялась она проводить время въ деревенской глуши, безъ фортепіано и безъ чтенія интересныхъ романовъ и повѣстей, чтобы не особенно скучать? Вѣроятно, вблизи усадьбы нашлись сосѣди-помѣщики, съ которыми она, конечно, познакомилась, у которыхъ она, случайно, встрѣтилась съ молодымъ помѣщикомъ и у ней завязался романъ съ нимъ? — Увы, ничего подобнаго, какъ нарочно, не случилось съ Катериной Дмитріевной. Чтобы не скучать, у ней прежде всего явилось желаніе помогать въ работѣ скотницѣ и ея дѣтямъ, ускорить своею помощью ихъ работу и тѣмъ дать болѣе свободнаго времени дѣвочкамъ для ученія грамотѣ,- и Катерина Дмитріевна скоро и незамѣтно втягивается въ работу скотницы и ея дѣтей, ей начинаетъ нравиться ихъ трудъ, она — «съ пѣснею трудъ человѣка спорится» — съ наслажденіемъ поетъ сама и подтягиваетъ скотницѣ и дѣвочкамъ во время совмѣстной работы съ ними… Трудъ и пѣсня скоро сближаютъ людей, и Катерина Дмитріевна скоро и незамѣтно дружится со скотницей и ея дѣвочками, она слушаетъ ихъ довѣрчивую болтовню и сама откровенно говоритъ съ ними. Жизнь и интересы скотницы становятся не чужими для нея: она начинаетъ знать, когда будетъ телиться корова Машка, когда отнимутъ отъ соски бычка у коровы Бурки, отчего потрескалось вымя у Сивой и ее неспокойно доить. Она присутствуетъ и помогаетъ при родахъ коровъ, при ихъ нехитромъ лѣченіи, участвуетъ въ дойкѣ коровъ, въ уходѣ за телятами, въ обработкѣ и сохраненія молочныхъ скоповъ, въ приготовленіи простыхъ крестьянскихъ кушаньевъ, въ изготовленіи квасу изъ сока березъ и клена… Скотница-крестьянка — изъ деревни, ея родственники — въ деревнѣ, деревня — вблизи усадьбы, родственники и ихъ дѣти часто забѣгаютъ перемолвиться словомъ другимъ къ скотницѣ, «позычить» отъ нея того-другаго, да и скотницѣ часто бываетъ нужно посовѣтоваться съ деревенскими бабами о многомъ, относящемся до коровъ, — и Катерина Дмитріевна, ставъ уже близкой и не чужой для скотницы и ея семьи, скоро и незамѣтно становится не чужой и для деревенскихъ родственниковъ скотницы, а потомъ и для обитателей цѣлой деревни: она часто бываетъ въ деревнѣ, ей почти всѣ знакомы, она — добрая, ласкова, она пишетъ для безграмотныхъ обитателей, деревни письма, читаетъ имъ письма, ласкаетъ ихъ ребятъ, — и ей довѣряютъ, ее любятъ, съ нею дѣлятся радостью и горемъ, ее просятъ участвовать въ деревенскихъ весельяхъ, на свадьбахъ, крестинахъ, хороводахъ въ праздничные вечера… И не особенно скучно идетъ время у Катерины Дмитріевны: она не только наблюдаетъ, но и участвуетъ въ жизни сотенъ людей, — въ жизни бѣдной, мелкой, жалкой, но, какъ жизнь людей, она тянетъ ее къ себѣ,- вѣдь она тоже сама человѣкъ. И она теперь хорошо знаетъ, какъ тяжела крестьянская жизнь, какъ много въ ней непосильнаго, тяжелаго труда, какъ мало въ ней радостей, какъ много въ ней нужды, лишеній, горя и слезъ. Она знаетъ теперь, что жизнь крестьянки еще тяжелѣе, что ругается часто надъ ней и во хмѣлю и безъ хмѣля крестьянинъ, что тяжела для нея и ласка крестьянина, нелегко носить ребенка подъ сердцемъ, нелегко рожать его, нелегко глядѣть, какъ безъисходная бѣдность губитъ дѣтей. И она сперва съ удивленіемъ, а потомъ съ невольнымъ благоговѣніемъ видитъ, что не ропщетъ на свою жизнь крестьянка, что не падаетъ духомъ она при этой подавляющей бѣдности, грубости и трудѣ, что сохраняетъ она при этомъ полный образъ и ясную душу человѣка, съ надеждою, вѣрою, любовью, прощеніемъ и самопожертвованіемъ. И она начинаетъ страстно любить этихъ бѣдныхъ женщинъ и ихъ дѣтей, ей сильно хочется облегчить ихъ горе, сдѣлать веселѣе ихъ радости, сдѣлать сноснѣе ихъ обыкновенную жизнь, — и она креститъ дѣтей у крестьянъ, она — дружкой на свадьбахъ, она читаетъ псалтырь по покойникахъ, она дискантомъ поетъ на клиросѣ за обѣдней вмѣстѣ со старымъ, слѣпымъ солдатомъ-теноромъ и пузатымъ дьячкомъ-басомъ….

И не скучаетъ Катерина Дмитріевна, и нѣтъ у ней свободнаго времени, и встаетъ она съ пѣтухами, вмѣстѣ со скотницей, и ложится она спать позднѣе, гораздо позднѣе скотницы: ея молодая, свѣжая, бодрая, умная головка не можетъ уснуть, не успокоивъ мыслей, а мысли, какъ только она останется одна, роемъ роятся въ ея головкѣ. И когда заснетъ все въ усадьбѣ и темно и тихо кругомъ, когда только куютъ и стрекочатъ кузнечики, да изрѣдка просвиститъ перепелъ, рыгнетъ или вздохнетъ скотина въ клѣву, тявкнетъ собака, — когда простые, полные тишины и спокойствія деревенскіе пейзажи становятся какъ-то таинственно-неопредѣленны, когда одно только звѣздное небо невольно манитъ и приковываетъ къ себѣ взоръ, да соловей въ рощѣ своимъ дивнымъ, непонятнымъ, но обхватывающимъ всего человѣка пѣніемъ невольно заставляетъ углубиться въ самого себя, перенести взоръ отъ неба на землю, — и предстанетъ тогда русскій деревенскій пейзажъ еще болѣе робкимъ, стыдливымъ, неопредѣленнымъ, и запросятъ тогда глаза слезъ, и сожмется душа какимъ то сладко-мучительнымъ чувствомъ, и зашевелятся тогда въ головѣ мысли о тщетѣ обыкновенныхъ людскихъ дѣлъ, и

Жажда въ дѣлу въ душѣ закипаетъ,Вспоминается пройденный путь,И великое чувство свободыНаполняетъ ожившую грудь…. —

Катерина Дмитріевна тогда начинаетъ сравнивать свою жизнь и жизнь себѣ подобныхъ съ жизнію крестьянъ, ищетъ причину такого рѣзкаго несходства этихъ жизней, вспоминаетъ читанное и слышанное о необходимости этого несходства, о цѣли и смыслѣ этого несходства. Но гдѣ же ей понять необходимость того, что требуетъ для своего raison d'être знанія глубокихъ истинъ политической и соціальной исторіи всего человѣчества? И она скоро перестаетъ искать смысла этого различія жизни богатыхъ и бѣдныхъ, — она только чувствуетъ инстинктивно невозможность смысла, и думаетъ только о томъ, какъ уничтожить, сгладить такое рѣзвое неравенство. И она начинаетъ быть недовольной собой: она ничего не знаетъ, она пупа, ей надо отыскать умныхъ людей, нужно посовѣтоваться съ ними, узнать отъ нихъ, что и какъ дѣлать. И вотъ проносятся предъ нею всѣ знакомые ей умные люда: Кречетовъ, Кожуховъ, Львовъ, Вороновъ, Орѣцкій. Она долго задумывается надъ каждымъ изъ нихъ, и каждый изъ нихъ представляется ей такимъ же недалекимъ, жалкимъ, какъ и она сама. Она задумывается надъ отцомъ и мачихой: они рисуются въ ея воображеніи со всѣми деталями, со всѣми, какими только она помнитъ, поступками, рѣчами, словами и совѣтами; но и отецъ и мачиха не являются ей идеалами, достойными подражанія. Она оставляетъ живыхъ и останавливаетъ свое вниманіе на сочиненныхъ, книжныхъ герояхъ — и отчетливо, радостно, свѣтло, какъ живой, стоитъ предъ нею, смотритъ на нее Феликсъ Гольтъ и указываетъ ей широкій путь къ разумной, полезной для народа жизни… Но что это? — Онъ такъ сильно похожъ на Могутова; онъ какъ двѣ капли воды — вылитый Могутовъ!.. Да, да! Онъ разрѣшитъ ей смыслъ и цѣль жизни…