Игра воображения. Роман - Елизавета Аистова

Когда Василиса пришла домой, ее встретил другой рев: кричала Ксюша: может быть, ей не хватало молока. Мама носила ее на руках. Сестренке на вырост подарили три горшка. Один, снабженный рулем, как на велосипеде, купила подруга мамы, другой, обыкновенный, – Арсений, а третий, музыкальный, привезла Машка. Ксюша пользовалась всеми тремя по очереди, и они были выставлены в ряд в прихожей. Особенно она потом полюбила горшок со спинкой и рулем, чтобы держаться, но самостоятельно садилась на него в качестве развлечения прямо в колготках.

– Это ты? Тебе Костя уже три раза звонил.

Василиса злилась на Костю. Он думает, Машка простит. Василиса никогда всерьез не ссорилась с Машкой. Они подружились в 6-ом классе. Тогда был какой-то повальный грипп. Всем классом болели. Во время болезни они с Машкой часами болтали по телефону и подружились. Обе хорошо учились. Машка чуть ровнее и успешнее. Обе любили классическую музыку (Машка занималась в музыкальной школе и неплохо играла на фортепиано). На том и сошлись. Раз они поссорились, когда Василиса подвела Машку, забыв ее тетрадь по географии, из которой надо было списать заданную географичкой таблицу. Но очень скоро помирились: Машка простила Василису. Машка чрезвычайно требовательна в дружбе. Сама могла пожертвовать своими интересами ради подруги и ждала того же. Она так и не простила Костю. Чтобы отвлечь дочь, родители отправили Машку в Анапу, к морю, к дальней родственнице. Костя сначала переживал, потом перестал страдать, и Василиса с удивлением узнала о новом Костином романе. «Как у него все просто, – думала Василиса, – была одна, потом другая, третья. И каждой он говорит о любви! Сам этому верит. Искренне верит, что его очередная любовь – на всю жизнь. Да это же гарем какой-то!»

Василиса сдала экзамены успешно, но надо было дожидаться списков. И теперь, когда миновали экзамены и голова освободилась от выученного хлама, Василиса вернулась к своим любовным переживаниям. Ее любовь и радовала, и отравляла ей жизнь, казалась какой-то бесконечной тоской. Раньше Василиса представляла любовь совсем другой: радостной, праздничной, искрящейся всеми цветами радуги, а ее одолевало мрачное чувство. Она ждала молодого человека – появился разведенный мужчина с ворохом жизненных проблем, со своей драмой. Она ждала внимания, поклонения – ее избранник едва ее замечал. Она думала, что, став старше, избавится от накатывавшего волнами одиночества – ей было еще хуже, чем раньше, и никто не мог ей помочь: ни мама, ни Машка, ни Костя. «Наверное, это и есть взрослая жизнь, – думала Василиса, направляясь в университет, чтобы посмотреть, повесили ли списки. – Жизнь вообще больше грустная, чем веселая».

Сердце заколотилось, и она остановилась, боясь подойти к спискам. Наконец, она сделала решительное движение вперед, но прочесть что-либо не смогла. Придется подождать, когда абитуриенты насладятся собственной победой или разойдутся, узнав про поражение. Но никто и не думал уходить. Василиса сделала над собой усилие, протиснулась поближе и увидела в списке двух Васильевых: Васильеву Т. П. и Васильеву В. С. Василиса закричала: «Приняли! Зачислена!» Она кинулась к автомату, позвонила маме и Косте. Василисе хотелось похвастать на работе. На работе все шло своим чередом. Василисы не было три недели, но за это время ничто не изменилось. Ей обрадовалась Тамара:

– Поздравляю! Молодец! Я думала, что ты обязательно поступишь! Борис Борисыч у генерального сейчас. Придется тебе подождать. Хочешь, полистай журнал мод. Тут есть волшебные вещицы.

Василисе казалось, Тамара знает, ради кого бы она пришла, и осуждает ее. Василиса разглядывала журнал, а сама страшно волновалась. И все-таки ей удалось немного отвлечься. Неожиданно она услышала над самым ухом:

– Василиса!

Борис Борисыч приветливо ей улыбался.

Василиса ни разу не была у него в кабинете. Она с любопытством осмотрелась. Здесь не было ничего лишнего. Ничего, что как-то характеризовало бы вкусы хозяина. Вот у Пономарева в кабинете полно каких-то финтифлюшек: разрезательные ножички, подставка для ручек в виде синего ежика из гжели, несущего на спине, помимо ручек и карандашей, миниатюрный голубоватый гриб с золотым кантиком, пепельница-сапожок тоже из гжели, цветные скрепки, кнопки, другие канцелярские мелочи.

– Меня зачислили в университет.

– Поздравляю! Теперь, конечно, уйдешь с работы. Мне будет не хватать наших совместных обедов.

– Борис Борисыч, я соскучилась.

Он не отвечал.

– Борис Борисыч, я очень соскучилась!

Она сознавала, что ведет себе безрассудно, но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось броситься ему на шею. Он все еще молчал.

– Ну почему Вы молчите?

– Думаю о том, что ты только что сказала, – ответил он и сморщил лоб. «Гармошка» ничего не сказала Василисе, кроме того, что Бориса взволновали ее слова.

Костина беда

Август, август, последний месяц лета! Месяц дождей, подступающих холодов, когда солнца ждешь, как милости, а оно появляется так редко! Месяц грибов, спеющих яблок и унывающей травы, пахнущих укропом и чесноком соленых огурцов и душистого свежесваренного варенья. Август – время прощания со старой жизнью…

В середине месяца с моря вернулась Машка – отдохнувшая, загоревшая, новая, неузнаваемая. Подруги кинулись друг к другу.

– Я уже о Косте почти не думаю. Только иногда. Я совсем забуду о Косте!

– Может, надо простить?

– Простить его я никогда не смогу. Я не понимаю, как можно признаваться в любви одной девушке и в это же время целовать другую. Мужики все-таки животные! Слушай, совсем забыла, привезла тебе обалденную штукенцию!

Машка полезла в сумку и протянула Василисе белоснежную морскую раковину, один из углов которой поднялся к небу, как человеческий палец.

Василиса поднесла раковину к уху.

– Чего-нибудь слышишь?

– Моя жизнь шумит, – сказала Василиса.

– Это море шумит. Ну, пойдем нянчить твою сестрицу, – сказала Машка.

– К ней сейчас нельзя, она спит. Вот проснется, тогда понянчим.

– Тогда я тебе фотографии покажу. Смотри, она улыбается мне! Ах ты, милая мордашка! – умилилась Машка, когда они пошли поиграть с малышкой. Еще немного поболтали о Машкиной поездке, и Василиса проводила ее.

«Теперь я студентка», – сказала себе Василиса, и ей захотелось покружиться по комнате. Отдышавшись, Василиса села и загрустила. Чувство победы уступило место тоске и отчаянию: она вспомнила об уходе из компании… О Борисе…

Уволилась Василиса в конце августа. Дома бесцельно слонялась из угла в угол. Читать не хотелось, слушать музыку было лень. Она села на диван и задумалась: она не знала, как переменится ее жизнь в сентябре, с началом занятий в университете.

У Кости был в разгаре новый роман – со стюардессой. Познакомился с ней, когда летал в командировку.

– Наверное, посмотрел на ноги – и влюбился, – решила подразнить его Василиса.

– Только видеть ее сложно. Графики полетов, – проговорил Костя.

– Ну, в этом есть своя прелесть, – съязвила Василиса, время полетов можно распределить между другими прекрасными девушками, которые ждут тебя на земле!

Начались занятия. Василисе нравилось учиться, она с удовольствием помногу читала. Легко давались ей сложные филологические дисциплины. Во время вступительных экзаменов Василиса еще ни с кем не подружилась. Но вот в середине сентября, в перерыве между парами, с ней разговорилась невысокая девушка с толстой светло-русой косой, какую редко теперь встретишь, и чёлкой, целиком прикрывающей лоб. Все отправились в курилку, а некурящие остались. Так они с Зоей Колесниковой впервые обратили внимание друг на друга. Зоя была моложе Василисы на два года, ее зачислили в университет сразу после окончания школы, но разница в возрасте не помешала Василисе привязаться к Зое.

Зоя не была зубрилой, училась с удовольствием. Зоина любознательность внушала симпатию. Еще Василисе нравилось Зоина толстая коса, нравилось, как Зоя одевалась (ее сестра была профессиональной портнихой, поэтому всегда смотрелась, как с картинки журнала). Во время лекций Василиса подолгу разглядывала Зоины наряды. Украшения на Зое никогда не были заурядными; она носила вещи, сшитые сестрой Мариной. Очки почти ее не портили. Она много улыбалась, приветливая, жизнерадостная. Василисе особенно не хватало в те дни оптимизма, вот она и потянулась к Зое. Василисе были по душе искренность Зои, ее способность видеть книгу и человека по-своему. При этом ее невозможно было упрекнуть в зазнайстве.

Зоя пригласила Василису на показ известного в Питере модельера, где были вещи, сделанные руками Зоиной сестры, Марины. Это было феерическое зрелище, и Василиса переживала самый настоящий восторг. Ее всегда восхищало чужое мастерство; любая вещь, сделанная искусно, заставляла ее с уважением относиться к человеку. А здесь – музыка, свет, девушки в необыкновенных, как будто сотканных из снов платьях, – все так похоже на сказку!