Курятник. Вторая часть продолжения романа «Сын Президента» - Антон Самсонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможность подключения к сети восстановилась только когда Ефремов подъезжал к своему дому. Сразу же в его почтовых ящик всыпалось несколько сообщений о пропущенных вызовах. Около пяти раз ему пытался позвонить отец. Когда Андрей уже поднялся на свой этаж и открывал дверь телефон зазвонил, и он ответил:
– Где тебя носит, – раздался возмущенный голос Владимира, – я с половины седьмого пытаюсь до тебя дозвониться! Волнуюсь.
– Что-то срочное? – Андрей включил недовольную интонацию, чтобы отец понял, что он уже не маленький мальчик, – я был на Юго-Востоке, там кажется вышку молнией сбило. Такая буря. Метро не работает.
– Немедленно приезжай в Подосинки. Мать хочет срочно с тобой поговорить.
– Я еще не успел…
– Она перенесла инфаркт! Мы в больнице. И откладывать этот разговор не собирается.
– Хорошо, – протянул раздраженно Ефремов, – я сейчас заеду домой и переоденусь. Может успею на девятичасовой экспресс…
Бежать домой желания не было совершенно никакого. Более того, медицинские показатели, могли быть сильно преувеличены. В связи с этим желание ехать значительно сокращалось. Но погоди. А если они не врут, так же, как не врал Арсений. Не надо мешать холодное с горячим, мама уже сколько раз вызывала его к себе домой, а оказывалось, что на самом деле у нее не инфаркт, а просто скачок давления. Отец всегда шел у нее на поводу. В очередной раз успокоив себя таким образом Андрей пошел в душ, особо не торопясь вымылся и высушился, переоделся и, в результате неторопливых действий, только к девяти оказался на пороге квартиры. Так что раньше, чем на десятичасовом экспрессе он бы уехать не смог.
Метро возле дома работало, благо Андрей жил на возвышенности и через полчаса он уже стоял на вокзале возле автоматов с билетами. Но настроение было испорчено охранником:
– Не продаются на экспресс билеты. Отменен. Будет обычная электричка в половину одиннадцатого.
Вот только еще и этого мне не хватало. Когда без десяти десять ему позвонил отец с вопросом:
– Андрей, ты где?
– Я еще на вокзале, – ответил он, – десятичасового экспресса не будет, а на девятичасовой я не успел. Буду на месте к половине двенадцатого…
– Мог бы и поторопиться. У тебя одна мать, – Владимир был на грани того, чтобы сорваться и высказать сыну все, что он думает. Но вспомнив слова Инны, что во всем этом есть и его вина осекся.
– Я торопился как мог! Весь город стоит из-за грозы, – оправдывался Андрей.
– Ладно, знаю я как ты торопишься, – сказал Владимир и выключил телефон.
Андрей недовольно убрал мобильник в карман и пошел к кассам. Там выяснилось, что к оплате не принимаются банковские карты, а всю наличность Ефремов отдал таксисту. Пришлось обежать весь вокзал в поисках своего банкомата, снять деньги, снова отстоять очередь и, наконец, купить билеты в оба конца. Зато Андрей занял этим все свое время до отправления поезда.
В вагоне было неестественно много, для этого времени дня, народу. Вероятно, это было следствием катаклизма, который наделал в городе множество проблем и неприятностей. Сесть не удалось – в результате Ефремов простоял в тамбуре с недовольным видом до самых Мякур, где и вышла подавляющая часть пассажиров. Устроившись в свободном купе Андрей открыл на телефоне книгу и попытался почитать, но тут услышал разговор. Это была странная старая женщина неопределенного возраста. Ефремов не сразу понял, что это обращено не к нему, поэтому данная фраза произвела на него эффект, когда через всю спину пробегает холодный пот и дрожь:
– … А ты спросил, хочет ли она жить, когда бил сзади исподтишка? А потом смотрел ей в глаза, не замечая просьбы о пощаде. Каждая божая тварь желает жить. Кто ты такой, чтобы прерывать ее земной путь. Где получил права на то, что может вершить только Господь? Понимаешь ли, что следом к тебе придет возмездие, и его неотвратимость тебе остановить не удастся, как бы ты этого не пытался добиться. Неужели до сих пор веришь в то, что все тайное так и будет оставаться явным. Я тебе скажу так, самым счастливым днем в твоей дальнейшей жизни, станет момент, когда ты найдешь в себе смелости встать перед людьми и признаться в содеянном. А им дальше решать, пощадить тебя или растерзать. И ее взгляд будет тебя преследовать пока ты…
Андрей закрыл глаза и снова перед ним предстали эти жуткие облака, дождь, бесконечный лабиринт сосен и взгляд. Вот оно. То как Суворова смотрела на него из той жуткой грязной жижи. И умоляла пощадить…
– … не справишься с гордыней того, что только тебе известен виновник произошедшей трагедии. Встанешь и обвинишь себя…
Андрей недовольно обернулся и увидел, что сзади сидели две симпатичные девочки, и одна просто читала другой текст с выражением, имитируя старушечий голос. Говорившая девочка заметила его взгляд, улыбнулась и сказала нормальным и очень милым голосом:
– Извините… Это я репетирую. Этюд по мотивам Достоевского.
Андрей улыбнулся:
– У вас неплохо получается! – и обернулся назад. Потом тяжело вздохнул и увидел, что на него пялится сидящая напротив старая женщина:
– Какая милая девочка, – сказала она, – а как играет. Явно будущая звезда. Я бы посмотрела фильм с ее участием. Вам нравится?
Андрей вскочил, словно ошпаренный и быстрым шагом вышел из вагона и перешел в следующий, а старушка проводила его взглядом и сказала:
– Сегодня все чего-то буйные из-за этой грозы…
Ефремов вошел в здание больницы в Подосинках около полуночи, так как электричка простояла на разъезде, пропуская пассажирский состав не доезжая Мочаров. Потом было потрачена уйма времени на поиск нормального такси до больницы, располагавшейся на другой стороне озера Ельша, располагавшегося в центре этого небольшого городка…
Уточнив в приемном покое о местонахождении Инны Ефремовой (которую тут прекрасно знали), Андрей поднялся в кардиологию где и наткнулся сразу на отца:
– Половина двенадцатого, – он посмотрел на часы недовольно.
– В Мочарах стояли, там все расписание полетело ко всем чертям из-за погоды.
– У тебя всегда есть отговорки, когда тебе это необходимо!
– Чего ты от меня добиваешься, я не понимаю? Почему я у тебя виноват сегодня всюду? Я виноват в том, что случилось с мамой?
Тут Владимир снова удержался и промолчал. А потом собрался с силами и сказал:
– Иди к ней. Я оплатил ей одноместную палату. Мама желает поговорить с тобой, даже запретила давать ей снотворное, пока ты не приедешь?
– Снотворное?
– У нее сильнейший стресс, вызвавший инфаркт. Она могла умереть!
– Хорошо, я иду, – Андрей не наблюдал в больнице брата, его жену и их выводок. Следовательно, его предположения о притворстве вполне могли быть правдой.
Инна Васильевна лежала на огромной и удобной кровати в палате класса люкс. Вокруг нее стояли красочные растения, чья причудливая листва создавала ощущение, что это не больница, а опочивальня Белоснежки. Андрей осторожно приоткрыл дверь и бесшумно вошел. Мать действительно выглядела неважно. Ее лицо приобрело немного землистый оттенок. Казалось, что она быстро постарела.
– Мама? – осторожно сказал Андрей, подумав, что та спит.
Инна Васильевна открыла глаза и увидела своего сына. На ее больном лице отразилась вся боль и страдание от того, что она успела узнать за этот день, который бы предпочла забыть раз и навсегда. Сделав над собой усилие, она выдавила из себя одно единственное слово, которое, разумеется, боялась сказать, но была обязана это сделать:
– Убийца…
Андрей зажмурился и перед его лицом предстало перекошенная от ужаса физиономия Таисии Николаевны Суворовой, которую он убил несколько часов назад…
* * *
Ирина Иосифовна Савельева сидела за обеденным столом. Перед ней красовалась тарелка с маринованной в пиве курицей, тушеной с овощами, бокал дорогого португальского вина. Для создания более странной атмосферы Арсений даже зажег благовония:
– И все-таки, – сказала она, – не считаю твои кулинарные извороты чем-то выдающимся. Зачем эту несчастную курицу ты мочил в пиве, если от этого все равно очевидного эффекта я лично не наблюдаю.
– Ты просто привыкла к своим простым и незамысловатым блюдам, не отличающимся обертонами, – отмахнулся Арсений, потягивая из стакана пиво, – вот и ругаешь. Или просто завидуешь.
– Я. И завидую.
– Не надо тут меня убеждать, что многие бабские черты тебе не свойственны. Ты просто этого не замечаешь, порой. Вот и вся любовь.
– На самом деле, я хотела поговорить с тобой на одну очень важную тему, – Ирина Иосифовна пригубила вино, – ну и гадость. Не проще было выбрать что-то не настолько аутентичное?
– Ну просто все разнесла в пух и прах. В следующий раз получишь мульгикапсад и претензии не будут приниматься.