Курятник. Вторая часть продолжения романа «Сын Президента» - Антон Самсонов

– Думаю, что ты права. Я еще раз позвоню Суворовой, – сказала Таша и набрала номер. Снова то же самое, – поехали, в общем.

В больнице выяснились подробности происходивших событий.

– Ее привезли из Подосинок, – изумилась Таша.

– Да, – ответил врач, – она умерла именно там.

– Но почему ее не отвезли в их больницу?

– Она успела сказать перед смертью, что у нее СПИД, а в Подосинках сейчас нет патологоанатома. Вскрытие делать некому. Только трупы хранят и все.

– Бред какой, – сказала Таша, – но что она делала там?

– Она умерла на руках у женщины. Вообще-то история очень странная.

– Что вы хотите этим сказать.

– Покойная пришла в детский сад, призналась ее заведующей в своей болезни и после этого умерла. Больше ничего…

И тут у Таши в голове мелькнуло:

– Погодите, – сказала она настороженно, – как звали эту заведующую?

– Инна Васильевна Ефремова.

– Святые угодники! – вырвалось у Таши, – она это сделала. И как только решилась…

– Вы меня пугаете и ведете себя загадочно.

– Поверьте мне, – сказала Таша, – это семейное. Я не удивлена что Ефремова ничего никому не сказала. Никто не захочет позориться…

Не став вдаваться в подробные объяснения, Таша вернулась к Марине, которая сидела, грустная, в приемном покое и пила горячий шоколад из автомата:

– В общем, мы хотя бы знаем, как и почему это случилось, – сказала Наталья, когда подошла.

– И? – Марина искоса уставилась на Ташу в ожидании подробностей.

– Она умерла на руках у матери Андрея, которой, судя по всему, все рассказала перед смертью.

– Однако, – удивленно прошептала Марина, – ведь и сама же была во всем виновата…

– Но он же тоже приложил ко всему руку.

– Ребенка забрала она сама, собственноручно. И запретила нам с ним видеться. Этого всего можно было не допустить. Интересно, мамочка уже ощипала перышки своему любимчику?

– Хотела бы я на это посмотреть, – с ощутимой издевкой произнесла Марина.

А Инна Васильевна Ефремова действительно, через определенное время получила возможность выдрать сыну все его красивые перышки, при помощи которых он успешно маскировался от окружающих:

– А я-то думала, что воспитала тебя человеком и могу гордиться тобой, – с горечью говорила мать сыну, а саму ее душили слезы. Андрей смотрел на нее немного надменно и пока не понял, какую тактику поведения ему следует выбрать, – ты даже не решился признаться мне в том, что ты гей. И что ты столько лет прожил с человеком, которого без малейших угрызений совести бросил на произвол судьбы!

– Мама, можно мне узнать, к чему ты сейчас все это тут развела? Что хочешь услышать или увидеть?

– Я требую объяснений! Ты столько лет скрывал от меня то, что ты гомосексуалист. И при этом постоянно говорил, что так сильно меня любишь! А это, оказывается и не было правдой?!

– Почему, я люблю тебя. Именно поэтому я не хотел тебе всего рассказывать, чтобы не причинять боли и беспокойства.

– Твоя ложь в данном положении дел ранит меня гораздо сильнее, чем просто знание этого факта. Да, я не совсем была готова принять это. Но я люблю тебя, ты мой сын, поэтому я обязана принимать тебя таким, какой ты есть, со всеми недостатками и особенностями! А ты посчитал правильным молчать, оставлять меня в неведении! И ведь я периодически заводила тему твоего брака. А ты… Ты жил с этим парнем, который погиб. Вы воспитывали этого мальчика, который сегодня разбился. Я говорила с его мамой. И она мне все рассказала. И мне было больно от того, что я воспитала подонка, способного сначала подобрать ребенка, а потом решить вернуть его назад, как просроченную игрушку…

– Он не был моим родным ребенком, я относился к нему…

– Ты взял на себя ответственность заботиться о нем! Или твоего мнения не спрашивали, и просто поставили перед фактом? – Инна Васильевна не могла понять, почему сын не хочет сознаваться во всем и продолжает выкручиваться.

– Нет, со мной это обсуждалось. Я согласился.

– Тогда ты не имел права требовать, чтобы его забрали. Он живой человек.

– А я? Разве не живой человек? Я что, принадлежу им как вещь?

– Когда речь заходит о семье, то с определенными параметрами свободы приходится поступаться.

– У меня не было семьи…

– Нет, и я это теперь понимаю. У вас была семья, раз ты не сбежал оттуда быстро. Тебя там все устраивало, пока что-то не произошло… Неужели у тебя не осталось и доли жалости, уважения и совести? Хотя бы по отношению ко мне?

В голове Андрея Ефремова творилось бог знает, что. Он понимал, что совершенное им несколько часов назад, убийство Суворовой совершенно теряет смысл. И в нем его не было, так как к тому моменту уже все произошло. Более того, мать настроена агрессивно и жестко:

– А что бы я тебе сказал? Мамочка, я гей и у меня семья и мы воспитываем приемного ребенка? Откуда я знал, как ты отреагируешь?

– Я твоя мать, кто как не ты должен знать меня лучше других?

– А если я боялся?

– Я воспитала труса, который не хочет признаваться в том, что разбил любимую мамину вазу, хотя его вина более чем очевидна?

– И потом, ты столько раз говорила про то, как хочешь внуков, чтобы у меня была жена. Вспомни! Каждый раз, когда это происходило, ты вызывала у меня сомнения. И они росли и множились. Это немыслимо отвратительное ощущение, если ты вообще понимаешь, что я хочу до тебя донести. Отвратительное состояние. Поэтому я и пошел на такой поступок. Хотел разобраться в себе, может сделать тебе приятно и найти девушку…

– А в итоге, ты, разобравшись в себе, убил трех человек…

– Трех? Почему?

– А ты хочешь сказать, что не имеешь отношения к этим смертям?

– Я просто запустил механизм…

– Это все равно, что положить в руку ребенку пистолет, объяснить, как им пользоваться и показать, кого следует убить… И никто ничего не докажет… Твой Арсений был болен, и ты это знал. Почему ты не помог ему? Почему не вернулся?

– Я не верил! И в этом твоя вина. Кто регулярно выдергивал меня из города по любому предлогу, связанному со здоровьем? Сама вспомни, сколько раз за последний год я приезжал сюда или домой, потому что мне сообщали, что «мама при смерти», «мама умирает». Я поэтому посчитал, что он тоже спекулирует своим заболеванием. Да, я ошибся. Но в том, что во мне было это сомнение виновата ты…

– Да как ты можешь? Хочешь сказать, что я убийца, как и ты? Даже если и так, то моя вина меньше. Так как мне не было известно всей правды.

– Я тоже не знал, что Виолетта проститутка…

– По-моему, если мать спокойно бросает сына на попечение малознакомых людей и оставляет его на четыре года можно успеть понять, что это за мать и каких эпитетов она достойна? Но ты же не будешь меня убеждать в том, что ты не ожидал той реакции, какая была у Арсения. Ведь так?

– Буду…

– Прекрати врать, хотя бы сейчас. Хватит. Если ты прожил столько лет с человеком, то должен такие вещи легко просчитывать…

– Да. Я положился на удачу и на то, что он преувеличивал слабость своего здоровья. И я это делал потому, что под действием всех ваших бесконечных разговоров, хотел стать нормальным. При этом понимая, что не смогу себя перепрограммировать! Я таким родился! И это ты меня родила с подобным отклонением. Так что не надо тоже от горячего отказываться. Твоих гвоздей в тех гробах тоже достаточно, и поэтому тебе сейчас так неприятно!

– И это мой сын, которого я любила больше жизни, – тут Инна Васильевна поняла, что ей становится хуже и дернула шнурок вызова медсестры, – уходи отсюда.

– Нет, мы договорим, – настаивал Андрей.

– Уходи немедленно, – закричала Ефремова срываясь на хрип. Она попыталась встать с кровати и снова закричала, – Вон отсюда!

На крики прибежал Владимир, вскоре появилась медсестра.

– Что ты наговорил матери, – возмутился отец.

– Вова, пусть он уйдет, – кричала Инна.

Андрей остановился посреди распахнутой двери. Инна Васильевна отключилась. Медсестра побежала за санитарами, те быстро пригнали носилки и увезли Ефремову в реанимацию…

Андрей стоял возле плотного стекла, отделявшего коридор от реанимационной комнаты. Его мать лежала без сознания, вся опутанная сетью различных проводов, аппаратов… К Ефремову подошел отец:

– Ты можешь быть доволен содеянным, – сказал он, – твоя мать может быть парализована от второго инфаркта. Есть вероятность, что она никогда не выйдет из этого состояния… Что тебе мешало сразу ей признаться?

– Тебе не понять, – процедил Андрей сквозь зубы и тут почувствовал вибрацию телефона. Пришло сообщение. Он открыл его и прочел:

«А теперь ты не хочешь попросить у мамочки справку об истинности ее заболевания?»

* * *

В этот сумасшедший, во всех отношениях день, Регина, по своему обыкновению проснулась рано утром. Приготовила и обслужила завтрак, после чего убрала и вымыла всю посуду и занялась уборкой. Легкое недомогание, которое посетило ее в момент езды на пылесосе по гостиной, показалось чем-то временным и, скорее всего, проходящим.