Лейтенант Хорнблауэр - Сесил Форестер

Стоявший на вахте Смит бросился к ним, как только они поднялись по трапу. Больше часа расхаживал он, как в лихорадке, слыша доносившиеся снизу шум и возню, ловя расползающиеся по кораблю слухи, будучи не вправе покинуть свой пост и разузнать, что же происходит на самом деле.

— Что случилось, сэр? — спросил он.

Смит не был посвящен в тайну встречи четырех лейтенантов. Кроме того, капитан не так его притеснял. Но он не мог не чувствовать всеобщего недовольства, он должен был догадываться, что капитан не вполне нормален. И все же Бакленд был не готов к его вопросу и не приготовил ответ. Наконец заговорил Хорнблауэр.

— Капитан упал в трюм, — сказал он спокойно и без особого выражения. — Его только что в бессознательном состоянии отнесли в каюту.

— Как его угораздило? — изумленно спросил Смит.

— Он искал заговорщиков, — сказал Хорнблауэр все тем же ровным тоном.

— Ясно, — сказал Смит. — Но…

Он прикусил язык. Ровный тон Хорнблауэра предупредил его, что дело деликатное — если продолжать расспросы, придется обсуждать умственное здоровье капитана, а Смиту не хотелось высказывать свое мнение по этому поводу. В таком случае он не хотел больше ничего спрашивать.

— Шесть склянок, сэр, — доложил ему старшина-рулевой.

— Очень хорошо, — машинально ответил Смит.

— Мне нужно записать показания капрала, — сказал Хорнблауэр. — Я заступаю на вахту в восемь склянок.

Раз Бакленд принял командование, он мог отменить нелепый приказ, по которому Буш с Робертсом ежечасно являлись к нему, а Хорнблауэр нес двухвахтное дежурство. Наступила неловкая пауза. Никто не знал, сколько капитан пролежит без сознания и в каком состоянии он будет, придя в себя. На шканцы вбежал Вэйлард.

— Вот второй пистолет, сэр, — сказал он, вручая оружие Бакленду. Тот взял пистолет и достал из кармана другой. Так он и стоял беспомощно, с двумя пистолетами в руках.

— Мне забрать их у вас, сэр? — спросил Хорнблауэр, беря пистолеты у него из рук. — А Вэйлард может помочь мне записать показания капрала. Можно я возьму его с собой, сэр?

— Да, — сказал Бакленд.

Хорнблауэр повернулся, чтобы уйти, Вэйлард за ним.

— Мистер Хорнблауэр… — начал Бакленд.

— Сэр?

— Ничего, — сказал Бакленд. В его голосе прозвучала нерешительность.

— Простите, сэр, но на вашем месте я бы немного отдохнул, — сказал Хорнблауэр, останавливаясь у трапа. — У вас была тяжелая ночь.

Буш внутренне согласился с Хорнблауэром: не то чтоб его заботило, тяжелая ли ночь была у Бакленда; просто, если Бакленд уйдет в каюту, меньше шансов, что он неосторожным словом выдаст себя — и своих сообщников. Тут только до Буша дошло, что именно это Хорнблауэр имел в виду. В то же время он пожалел, что Хорнблауэр от них уходит, и понял, что Бакленд тоже об этом жалеет: Хорнблауэр хладнокровен и быстро соображает, невзирая на опасность. Это он подал им всем пример естественного поведения, как только внизу поднялась тревога. Может быть, Хорнблауэр что-то от них скрывал, может быть, он лучше знает, как же капитана угораздило свалиться в люк. Это смущало и волновало Буша, но даже если он был прав, Хорнблауэр ничем не выдавал этого.

— Когда, черт возьми, доложится этот проклятый доктор? — произнес Бакленд, ни к кому не обращаясь.

— Почему бы вам не подождать его в своей каюте, сэр? — сказал Буш.

— Хорошо. — Бакленд заколебался, прежде чем продолжить: — Вам, джентльмены, лучше по-прежнему докладываться мне ежечасно, как приказал капитан.

— Есть, сэр, — отвечали Робертс и Буш. Как понял Буш, это означает, что Бакленд решил не рисковать: капитан, придя в себя, узнает, как выполнялись его приказы. В тоске и тревоге Буш спустился вниз, чтобы хоть полчасика отдохнуть, прежде чем снова идти докладываться. Поспать он не надеялся. Через тонкую перегородку, отделявшую его каюту от соседней, он слышал приглушенные голоса — Хорнблауэр записывал показания капрала.

V

В кают-компании накрывали к завтраку. Этот завтрак был еще молчаливей и печальней, чем обычно. Штурман, баталер, капитан морской пехоты — все произнесли традиционное «доброе утро» и без дальнейших разговоров принялись за еду. Они слышали (как и все остальные на судне), что капитан пришел в сознание.

Через отверстия в борту судна падали длинные лучи света, освещавшие тесное помещение; судно слегка покачивалось, и лучи двигались по каюте взад и вперед. Через открытую дверь внутрь проникал восхитительно свежий воздух. Кофе был горячий; сухари, пробывшие на борту меньше трех недель, до того пролежали не больше пары месяцев на складе, судя по тому, что в них почти не было жучков. Офицерский кок разумно воспользовался хорошей погодой, чтоб зажарить остатки вчерашней солонины с луком из быстро тающего запаса. Гуляш из солонины, горячий кофе и хорошие сухари, свежий воздух, солнце, ясная погода — в кают-компании должно было быть весело. Вместо этого в ней царили озабоченность, дурные предчувствия, напряженное беспокойство. Буш посмотрел через стол на осунувшегося, бледного и усталого Хорнблауэра. Бушу многое хотелось бы ему сказать, но пока тень капитанского безумия лежала на корабле, говорить этого было нельзя.

Бакленд вошел в кают-компанию вместе с доктором. Все вопрошающе посмотрели на них; почти все встали, чтобы выслушать новости.

— Он в сознании, — сказал Бакленд и посмотрел на Клайва, чтобы тот рассказал подробнее.

— У него слабость, — произнес Клайв.

Буш посмотрел на Хорнблауэра, надеясь, что тот задаст вопрос, который хотелось задать ему самому. Лицо Хорнблауэра казалось ничего не выражающей маской. Он, не отрываясь, смотрел на Клайва, но рта не раскрывал. В конце концов этот вопрос задал Ломакс, баталер.

— Он что-нибудь соображает?

— Ну… — начал Клайв, искоса поглядывая на Бакленда. Было ясно, что меньше всего на свете Клайв хочет определенно высказываться по поводу умственного здоровья капитана. — Пока он для этого слишком слаб.

Ломакс, к счастью, был достаточно любопытен и достаточно упрям, чтобы не смутиться уклончивостью врача.

— А сотрясение мозга, — спросил он. — Как оно на нем сказалось?

— Череп не поврежден, — ответил Клайв. — Множественные разрывы кожной ткани. Нос сломан. Сломана клавикула — ключица то есть, и пара ребер. Он упал головой вперед, что естественно, раз он споткнулся о комингс.

— Как же его угораздило? — спросил Ломакс.

— Он не сказал, — ответил Клайв. — Я думаю, он не помнит.

— Как это?

— Это обычное дело, — произнес Клайв. — Можно даже сказать, это симптоматично. После сильного сотрясения мозга у пациента обычно наблюдаются провалы в памяти, охватывающие несколько часов до травмы.