Дело «на три копейки» - Александр Черенов

– Кто это слышал?

– Соседи… ну, которые – через забор.

Трофименко энергично повернулся к Старкову.

– А, Семёныч? Всё – «в цвет»!

Однако Семёныч почему-то не спешил разделять энтузиазм подполковника. Вместо жизнерадостного подключения к торжеству он сначала неопределённо пожевал губами, и лишь затем выдал текст, но совсем не тот, какой от него ждал всё ещё испускающий сияние Трофименко. Да и получателем текста оказался не Василий Николаевич.

– А скажи мне, Петухов-младший, когда ты излагал отцу свой план в отношении Котовой, кроме вас дома был кто-нибудь?

Игнорированный «уклонистом Семёнычем», «Трофименко сначала обиженно, а затем удивлённо выдул губы. Весь его вид даже не говорил, а вопиял: а это-то тут – при чём?! Зачем уводить разговор – вместе с парнем – от перспективной темы?!

Неожиданно и Петухов разделил огорчение своего «истязателя», но по другой причине. Вопрос «старшего следователя по особо важным делам» не доставил ему удовольствия лишь потому, что парень явно не возражал против собственной замены на «жертвенном ложе» и тюремных нарах. Петухов-младший со всей очевидностью не возражал против того, чтобы подставить вместо себя папашу. Поэтому он сначала огорчился, и лишь затем начал припоминать. Припоминая, он даже отважился разок дёрнуть плечом, как бы сомневаясь в надёжности памяти.

– Нет, кажется, никого… Мать была на работе… Она уборщицей работает… Хотя…

– Что? – оживился Старков – слегка, в формате приснопамятного зицпредседателя Фунта из «Золотого телёнка».

– Приходил к нам какой-то «опер»… виноват: милиционер…. в пинжаке…

– В штатском.

– Ну, да.

– Что за «опер»?

– Я его впервые видел, – насупился Петухов. – Да к отцу много их ходит: и участковый, и другие… Чуть где что случился – сразу к отцу…

– Узнать сможешь?

Петухов наморщил узенький лоб и отрицательно мотнул головой.

– Он же с отцом разговаривал. Я в этот момент вышел из кухни. А он стоял ко мне спиной.

– А отец узнает?

– Ну, это у него надо спрашивать, – комбинированно осмелел-обнаглел Петухов: явно почувствовал, что интерес следствия вновь переключается в спасительном для него направлении – на папашу.

– А в какой момент появился «опер»?

Алексей Семёнович великодушно «отпустил наглецу»: сейчас его больше интересовало продолжение, чем воздаяние. Трофименко застыл с открытым ртом – явно не от возмущения «мягкотелостью» Старкова: с каждым вопросом Семёныч всё дальше уходил от «магистрального направления».

– Не помню.

– Ну, ты ещё не закончил излагать свой план отцу? – продолжал наседать Старков.

Петухов опять рискнул двинуть плечом.

– Ну, «опер»… милиционер… пришёл… в этот вечер, когда мы говорили с отцом… ну, обо всём этом…

Старков откинулся на спинку стула с явным удовлетворением на лице. Наконец Трофименко, судя по его проясняющемуся взгляду, уже начал догадываться о том, что «вопросы не по теме» были, всё же, по теме, пусть ещё и не вполне ясной для подполковника.

– Ладно!

Поскольку Старков не выражал намерения продолжить расспросы, Трофименко энергичным шлепком ладони по столу «приговорил» ситуацию.

– Подпиши протокол: здесь, здесь и здесь!.. Подписал? Андреев, отведи этого насильника…

Петухов вздрогнул и втянул голову в плечи.

– … обратно в камеру и возвращайся!

Когда двери за обоими закрылись, Трофименко – уже с пасмурным лицом: неподражаемый мастер перехода из одного состояния в другое – переключился на Старкова.

– Ты, что Семёныч: думаешь, что к ним под видом милиционера наведался настоящий убийца?

– Или настоящий убийца в качестве настоящего милиционера, – раскачиваясь на стуле, не задержался с ответом Старков.

На этот раз подполковник не стал возмущённо таращить глаза. Некоторое время он хмурился, молча шмыгал носом и трепал пальцами мочку уха: думал. Наконец, он надумал:

– Это всё – не из жизни, Семёныч! Это всё – кино! «Может, где-то там, высоко в горах, но не в нашем районе»…

Цитата «из «товарища Саахова» была вполне узнаваемой, но энтузиазма на лице Старкова она почему-то не прибавила. Зато её отсутствие – точно по Ломоносову – прибавило решительности на лице и в голосе Трофименко.

– Чем сочинять образ маньяка, давай лучше займёмся Петуховым-старшим!

– Давай, – равнодушно повёл плечом Старков.

Глава восьмая

Петухова-старшего доставили через час после того, как вернули к баланде его прыщавого сынка. Папаша оказался колоритной личностью, но несмотря на визуальную причастность к уголовному миру: два наколотых перстня на пальцах, какая-то выцветшая татуировка на плече – на «авторитета» он явно не тянул. Весь его облик говорил, скорее, о хулиганском прошлом и алкогольном настоящем. Да и сейчас он был нетрезвым, помятым и невыспавшимся.

– Садитесь, Петухов.

– Успею ещё, – «не отходя» от стула, но и не приближаясь к нему, принялся косить под «авторитета» Петухов. «Номер» не прошёл – в отличие от шланга, который резво прошёлся по спине «диссидента». Следом к резине подключилось колено Андреева, которое помогло, таки, подследственному осознать своё место в этом кабинете: на стуле посреди оного.

– Мы всё знаем, – сразу же приступил к делу изрядно уставший к разговоров – не от рукоприкладства – Трофименко.

– О чём тогда говорить? – ухмыльнулся Петухов.

– О чистосердечном признании.

– Не бери на понт, «мусор»!

«Оппозиция» стоила Петухову ещё пары отрезвляющих заходов резинового шланга.

– Начнём, что ли? – склонился над ним Трофименко.

– Так ты уже начал.

Болезненно морщась, Петухов-старший потёр ладонью «ушибленное» плечо.

– Правда, не с того конца…

– Надо было сразу в морду? – тут же «уточнил координаты конца» Трофименко. На этот раз Петухов счёл за лучшее промолчать: видимо, начал уже понимать, что этот «мент» – чересчур прямолинейный для «куртуазной» беседы.

– Будешь говорить?

Трофименко похлопал резиной по ладони.

– О чём? – с опаской покосился на шланг Петухов.

– О том, как вы с сынком обсуждали план изнасилования и убийства несовершеннолетней Котовой.

Петухов помрачнел.

– Ничего мы с ним не обсуждали.

– А твой сын утверждает обратное.

На этот раз подполковник взял в руки не шланг, а протокол допроса, которым и помахал перед носом подследственного.

– Что скажешь?

Вместо ответа Петухов попытался увести взгляд – вместе с головой – от подполковника, но голова – вместе с взглядом – были немедленно и без ненужной куртуазности возвращены Андреевым на место.

– Мне повторить вопрос? – нехорошо, но многообещающе улыбнулся Трофименко.

На этот раз Петухов молчал недолго – секунд пять, не больше.

– Да, сын, там, «нагородил огород»… ну, пацан – что с него возьмёшь… А я сказал ему, что сам разберусь с этой сучкой… чтобы не обижала моего сына… Достала уже, тварь!.. Да и все они, Котовы – сучара на сучаре! Понтов – на козе не объедешь, гниды!

– Ну, и как: разобрался? – ещё ниже склонился над ним Трофименко.

– Разобрался бы, – мрачно усмехнулся Петухов, – да какая-то добрая душа опередила меня…

– А что за милиционер был у вас дома? – «вразрез» подключился Старков. – В тот день, когда Вы решили разобраться с Котовой?

Пытаясь вспомнить, Петухов наморщил лоб и несколько секунд честно «погружался в себя».

– А хрен его знает! Я его первый раз видел. Ко мне много вашего брата наведывается. Чуть что – сразу ко мне: меченый, куда денешься! Особенно участковый достал… недоделок!.. А этого я раньше не видел.

– Узнать сможете?

Петухов опять ушёл глазами в сторону – за ответом.

– Не знаю… Темно было… Я ещё выпил хорошо… Да и все вы – на одно лицо!

– А о чём разговор был?

– С сыном?

– С милиционером! – даже не повысил голос Старков: опять увлёкся версией.

Петухов скорчил рожу и развёл руками, вывернув ладони «лицом наружу».

– Так – «печки-лавочки»… Какую-то «пургу гнал»… ну, там, где был, что делал…

– По какому делу?

– А я помню?! – пожал плечами Петухов, словно удивляясь несообразительности следователя. – За какую-то кражу толковал, а за какую, убей Бог, не помню: выпимши был…

– А где ты был в день убийства? – еле дождался своей очереди Трофименко.

Петухов медленно «отклеил глаза» от пола.

– А когда был этот день?

– Позавчера.

Вспоминая, Петухов несколько раз проехался грязной ладонью по заросшей щеке.

– Позавчера?..

Ладонь «собралась уже в обратный путь», как вдруг передумала и звучным шлепком отработала по лбу.

– Так ведь, это… выпивали мы!

– Тоже мне – алиби! – ухмыльнулся подполковник. – Ты каждый день «нажираешься»!