Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 А ещё поймал себя на мысли, что сон его оказался пророческим.

 Люси хоронили в свадебном платье... Не зря он видел этот злополучный наряд на девушке.

 Все её вещи так и остались в доме Ланцев, школьная форма была безнадежно испорчена. Вот Кристина и решила приобрести для дочери это платье. Сама не знала, по какой причине приобрела этот наряд. Вильямс догадывалась, что едва ли дочь её сохранила невинность, живя под одной крышей со своим любовником, но рука не поднялась покупать что-то красное или розовое. Только белое. Чистое, как душа Люси.

 Кристина отказалась от кремации, оставив свое решение без комментариев. Никто и не перечил.

 Дитрих видел людей, присутствовавших на похоронах. Основную массу прощавшихся составляли одноклассники Люси, да учителя из их школы. Из его класса присутствовал только Паркер. В тот день он совсем не выбивался из толпы в своих вечно-траурных вещах, смотрелся вполне органично. Он нес букет цветов, смотрел не вперед, а преимущественно себе под ноги. Но внезапно вскинул голову и посмотрел туда, где стоял Ланц. Скорее всего, заметил, что за ними следят. А, может, просто почувствовал себя неуютно под испытывающим взглядом.

 В тот момент Дитрих отчаянно завидовал Паркеру. Он хотел оказаться на месте Эшли. Иметь возможность попрощаться с Люси, а не стоять сторонним наблюдателем, как сейчас. Но устраивать шоу на могиле было аморально, отвратительно. Только мысли о том, что Кристина, увидев его, впадет в истерику и начнет публично обвинять его во всем, останавливали Ланца в тот момент. Он надеялся подойти к могиле, когда все уже разойдутся, и тогда попрощаться с Люси. Конечно, он не сможет поцеловать её в лоб, да и горсть земли на могилу не кинет, тем не менее, это все равно лучше, чем равнодушие. Он не смог бы в этот день остаться дома, сделав вид, будто ничего не происходит. Естественно, в новой школе его снова не увидели. Но причина была более, чем уважительная.

 Полтора часа прошли в ожидании.

 Только потом, удостоверившись в том, что все разошлись, он решился войти на территорию кладбища. Долго плутал между могилами, отыскивая ту, в которой лежала Люси. В руках у Ланца был букет цветов. Пока он ходил по кладбищу, в голове билась какая-то странная, совершенно неуместная мысль, что при жизни он подарил девушке всего один букет. И это так ничтожно мало.

 На кладбище Дитрих пробыл почти до вечера...

 Паркер докурил свою сигарету, и только тогда соизволил обернуться. Напротив, в соседнем дворе, точно так же, опираясь на перила, стоял Дитрих с полупустой бутылкой коньяка в руках. Он прикладывался к горлышку, не обременяя себя поисками стакана, задумчиво смотрел вверх, словно его, на самом деле, волновало ночное небо.

 – Ты с похорон? – поинтересовался, не глядя в сторону Эшли.

 Вопрос прозвучал, будто в пустоту брошенный.

 – Да, – ответил Паркер, поворачиваясь лицом к своему собеседнику, а не стоя вполоборота. – Послушай, это ведь ты был на кладбище? Это тебя я видел?

 – Меня, – согласился Дитрих. – Значит, ты все же меня заметил... – пробормотал задумчиво.

 – Тебя трудно было не заметить. Ты стоял на видном месте.

 – А она?

 – Кристина?

 – Да.

 – Вроде нет. А, если заметила, то сделала вид, что не узнала. Она сегодня была на редкость сдержанна, и свои эмоции держала под контролем.

 – Даже не плакала?

 – Плакала. Но... В общем, это были скупые женские слезы.

 – Кто бы сомневался, – вздохнул Ланц, вновь прикладываясь к бутылке.

 Некоторое время они стояли молча. Потом Паркер понял, что не сделал одну важную вещь. Её давно следовала сделать, но он как-то забыл, погрузившись в свои мысли.

 – Ланц, – позвал он соседа.

 Дитрих встрепенулся и перевел взгляд. Смотрел теперь на Эшли, а не в небо.

 – Мои соболезнования, – произнес Паркер все так же тихо.

 – Спасибо, – отозвался Ланц.

 Диалог снова зашел в тупик, да и не о чем было говорить. Сейчас у обоих не то настроение было. Паркер чувствовал себя уставшим, как собака. Похороны основательно выбили его из колеи. Запах лекарств, которые принимали Кристина и её бывший муж, запах цветов, коих на могилу было возложено немало, запах сырой земли... Все это смешалось в один, отвратительный коктейль, затуманивавший разум. А ещё Эшли думал о том, что, окажись он на месте родителей Люси, обязательно позвал бы на похороны Дитриха. Ведь в последнее время именно Ланц был для девушки всем. Её собственным миром... Даже не так. Весь мир значил для Люси меньше Дитриха.

 В свою очередь Дитрих думал о несправедливости жизни. И о том, что вся его жизнь – сплошное, беспросветное дерьмо, которому конца и края нет. Оно лишь пребывает и пребывает. Ничего невозможно с этим поделать. Когда Люси не стало, он потерял интерес к жизни. В его собственном мире померк свет, и никто не сможет вновь зажечь этот самый свет. Раньше его освещала Люси, а теперь некому.

 Алкоголь оказался плохим помощником в попытках заглушить боль. Он лишь слегка её притуплял, заволакивал сознание мутной пленкой, но был бессилен перед воспоминаниями, вновь и вновь всплывавшими перед глазами Ланца. Дитрих вновь вспоминал злополучный день, когда он остался в одиночестве, потеряв самое дорогое, что у него было. Фактически, часть себя.

 Часть своего сердца.

 Перед глазами вновь возникло лицо девушки, искаженное болью, собственная ладонь, перепачканная её кровью, а потом почему-то поцелуй окровавленных губ и момент осознания, что Люси больше нет. Он тогда кричал, как раненное животное, он сам не узнавал свой голос. Все виделось, будто со стороны. Казалось, что это страшный сон, который рано или поздно обязан закончиться.

 Дитрих помотал головой, стараясь избавиться от воспоминаний.

 Поднял глаза и увидел Паркера, задумчиво смотревшего в темноту, мимо него.

 – Слушай, Эшли, а давай напьемся? – предложил внезапно, прикинув, что в одиночестве это будет не так тяжко, как наедине с собой.

 К тому же Паркер хорошо знал Люси, и с ним можно будет поговорить о ней. Он поймет, и не станет отмахиваться от Ланца, считая эту проблему несущественной. Родители тоже не считали, но с ними Дитрих вряд ли смог бы откровенничать.

 – А, давай, – неожиданно дал согласие Паркер, перепрыгивая через перила. – Всё-таки для меня её смерть тоже тяжелое испытание.

 «Мы оба любили тебя, Люси, – подумал в тот момент. – Пусть и разной любовью».

 Глава 17. Первая любовь. Перезагрузка.

 Тот, кто хотя бы раз в жизни был влюблен, наверняка, понимает, как трудно скрывать от окружающих это чувство. Когда человек тянется к другому человеку, испытывая к нему не только симпатию, но и нечто большее, когда сердце в груди замирает каждый раз, когда взгляды пересекаются или в ушах звучит любимый голос, скрывать свои истинные чувства довольно сложно. Практически невозможно. Хочется рассказать о них, признаться по всем правилам и в ответ получить не равнодушное, ледяное молчание, а те же самые слова. «Я тоже тебя люблю». Именно этот ответ способен сделать влюбленного человека счастливее во много раз. Любовь – прекрасна. Любить – здорово. Но, когда любят и тебя, все становится прекраснее в разы.