История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции - Сергей Нефедов

Одновременно с организацией Земского съезда оппозиция искала союзников в массах. В первую очередь была развернута агитация среди студентов. 5 декабря оппозиция организовала многотысячную демонстрацию студентов в Москве; шествие направлялось к резиденции генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича; когда оно было остановлено полицией, то из толпы раздались выстрелы; полиция в свою очередь открыла стрельбу, несколько человек было убито, многие ранены.[1765] Выстрелы из толпы, несомненно, были провокацией в духе 1848 года, показывающей, каким образом оппозиция намерена добиваться своих целей.[1766]

П. Д. Святополк-Мирский осудил действия московского обер-полицмейстера Д. Ф. Трепова по разгону демонстрации 5 декабря. В ответ великий князь Сергей Александрович срочно прибыл в Петербург, где еще продолжалось обсуждение программы реформ Святополка-Мирского. Великий князь обвинил министра внутренних дел в покровительстве оппозиции и в измене престолу. В результате пункт о введении выборных был вычеркнут из проекта реформ, а П. Д. Святополк-Мирский был вынужден подать в отставку (которая была отсрочена царем на месяц).[1767]

Указ, изданный после совещания, в духе «народной монархии» обещал ввести государственное страхование рабочих, разработать меры по «устроению крестьянской жизни» и т. д. Царь как будто искал поддержки у народа против вестернизованной оппозиции.[1768] До этого момента народ оставался в стороне от развивающегося конфликта. Хотя Сжатие в низших классах продолжалось, положение трудящихся масс в 1904 году все же немного улучшилось: урожай был хорошим, в промышленности происходило оживление, массовые увольнения прекратились и правительство не ожидало новой волны стачек.[1769]

Оппозиция убедилась, что Земской съезд, «банкетная кампания» и демонстрации студентов не оказали нужного влияния на власть, что необходимо привлечение к борьбе народных масс. Это означало, что необходимо – в соответствии с обычной тактикой «революций извне» – использовать существующие социальные конфликты, и в частности, борьбу рабочих за улучшение своего положения. «Освобожденцы» старались наладить агитацию среди рабочих; их вожаков стали приглашать на проводимые оппозицией банкеты. На одном из банкетов А. В. Пешехонов подошел к приглашенным рабочим и с явной досадой спросил их: «Где же, наконец, тот пролетариат, о котором так много говорят и который все не желает появляться на сцене?»[1770] В ноябре 1904 года лидеры «Союза освобождения» В. Я. Богучарский, С. Н. Прокопович и Е. Д. Кускова обратились за поддержкой к вожаку петербургских рабочих священнику Г. Гапону: по свидетельству самого Гапона, «интеллигентные либералы» «посоветовали» ему, чтобы рабочие написали петицию правительству.[1771] Однако Гапон медлил: он понимал, что в данный момент у рабочих не было объективных причин для выступления. В конце концов пришлось использовать самый незначительный повод, увольнение четырех рабочих на Путиловском заводе. Г. Гапон призвал к забастовке, и хотя дирекция пошла на уступки, он выдвигал новые и нереальные требования, вплоть до введения 8-часового рабочего дня, которого не было еще ни в одной стране мира. Забастовщики посылали толпы «агитаторов» на другие предприятия и часто силой заставляли рабочих прекращать работу. Семейным рабочим гапоновское «Собрание» выплачивало пособие по 70 копеек в день (для этого требовались большие деньги, но источники финансирования остаются неизвестными). К вечеру 7 января забастовка стала всеобщей: бастовало 130 тыс. рабочих.[1772]

5 января по отделам «Собрания» начались митинги с чтением петиции, которую рабочие понесут царю, но окончательного текста петиции еще не было. Наиболее подробные сведения о том, как составлялась петиция, сохранились в воспоминаниях одного из соратников Гапона, И. Павлова. «Известно, что Гапон старался не допускать вначале партийного влияния… – писал И. Павлов. – Но когда события приняли решительно революционный ход, он признал общие действия с партиями, и в особенности, с с.-д. партией, в особенности необходимыми. 6 января… было назначено собрание, на которое были приглашены представители партий… По ознакомлении с содержанием проекта представитель с.-д. заявил, что в такой редакции петиция для социал-демократии неприемлема. Гапон предложил тогда сделать исправления или составить другую петицию».[1773] «Представитель с. – д». тут же написал свой проект, в котором на первом месте стояло требование созыва Учредительного собрания, а среди других требований упоминалось «отделение церкви от государства». Еще одно требование, «прекращение войны по воле народа», совпадало с пожеланием японского правительства и, очевидно, восходило к условиям, выработанным на конференции в Париже.[1774] Гапон согласился с этим проектом, вероятно, потому что, как свидетельствует П. Рутенберг, он плохо разбирался в политике и имел манеру «соглашаться» со всеми, даже если высказывались прямо противоположные мнения.[1775] О политической неопытности Г. Гапона писали многие знавшие его люди, в том числе С. В. Зубатов и В. И. Ленин.[1776]

О том, кто был «представитель с.-д.», написавший петицию, можно только догадываться – впрочем, один из хорошо осведомленных руководителей МВД, В. И. Гурко, писал, что петиция «была составлена при участии Максима Горького и представляла, в сущности, не что иное, как социал-демократическую программу-минимум».[1777] Сподвижник Гапона А. Е. Карелин впоследствии писал, что кроме Гапона, петицию мог написать только М. Горький, что об участии Горького говорит сам слог петиции.[1778]

Г. Гапон поддерживал прямые связи с Максимом Горьким. М. Горький в то время формально не являлся членом социал-демократической партии, и хотя многие считали его в душе социал-демократом, он оставался независимым политиком и мыслителем. Как отмечалось выше, Горький был одним из членов «посреднического бюро», и именно на его квартире, по данным полиции, накануне 9 января ежедневно происходили многолюдные совещания оппозиции. В числе других на этих совещаниях присутствовали известные либералы К. К. Арсеньев и Н. И. Кареев. На квартиру Горького постоянно приходили посланцы Г. Гапона; он общался с ближайшим поверенным Гапона Д. В. Кузиным.[1779] По свидетельству А. Е. Карелина, Гапон очень уважал М. Горького и часто говорил своим помощникам: «Если что вам говорит Горький, слушайте его».[1780]

Таким образом, оформленная как челобитная к «царю-батюшке» петиция содержала требования вестернизованной оппозиции.[1781] Соратники Гапона попытались было возражать, говоря, что такие требования не могут исходить от рабочих. Г. Гапон приказал им молчать и своим авторитетом подавил сопротивление.[1782]

Вступив в контакт с партиями, Г. Гапон оказался окружен присланными ими советниками. Одним из них был Петр Рутенберг, видный эсеровский боевик, который, как признавались позже вожди эсеров, был послан ими «пасти» Гапона. На последних митингах перед 9 января П. Рутенберг постоянно находился рядом с Гапоном, иногда «транслируя» для народа слова потерявшего голос священника.[1783] М. Горький характеризовал своего старого знакомого П. Рутенберга как «друга и учителя» Гапона, а жена П. Рутенберга и ее адвокат В. Бернштам утверждали, что П. Рутенберг был в числе лиц, редактировавших петицию.[1784]

Между тем в глазах народа движение было чисто традиционалистским: готовилось всем понятное религиозное действо, крестный ход народа к царю-батюшке за правдой. «Гапону и его людям за два – три дня удалось привести людей в состояние не только религиозного экстаза, но и высочайшего духовного подъема», – писал И. Н. Ксенофонтов.[1785] «Названный священник приобрел чрезвычайное значение в глазах народа, – писал 8 января прокурор Петербургской судебной палаты Э. И. Вуич. – Большинство считает его пророком, явившимся от бога для защиты рабочего люда…»[1786] Никакие вестернизованные лозунги не смогли бы привести массы в религиозный экстаз, тем более, что рабочие по-прежнему не доверяли интеллигентам. «Отчуждение массы рабочих от интеллигенции было настолько велико, – свидетельствует В. И. Невский, – что даже в то время, когда врачи с медикаментами явились рано утром 9-го в район, рабочие говорили им: „Не надо нам вас“. „Спасибо, но… не надо нам вас. Лучше… уходите, пожалуйста“».[1787]

Вечером 8 января Г Гапон совещался сначала с социал-демократами, а потом с эсерами. На встрече с эсерами Гапон спрашивал, есть ли у них бомбы и оружие, и, получив утвердительный ответ, настаивал, чтобы завтра эсеры были в рядах шествия и следили за ним. «Если его около дворца остановят и не пропустят к царю, то он даст знак белым платком – тогда… строй баррикады, бей жандармов и полицию». «Тогда, – говорил Гапон, – не петиции будем подавать, а революцией сводить счеты с царем и капиталистами».[1788] Согласно договоренности, эсеры и социал-демократы должны были идти в задних рядах шествия, иметь с собой оружие и красные флаги, но до времени не выставлять их.[1789]