Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Первым делом новое правительство денонсировало Багдадский пакт. Тем самым оно, по меркам того времени, автоматически становилось «нашим», «своим». Реакция не заставила себя ждать. Уже на следующий день, 15 июля, американцы высадили своих морских пехотинцев в Иордании. Благо там уже четвертый месяц не прекращались вооруженные столкновения, имелись все основания для вмешательства.

Отца в Москве не было. Накануне переворота, 12 июля, он по приглашению Вальтера Ульбрихта отправился в Берлин на съезд СЕПГ. Я только что вернулся с полигона, и он предложил поехать с ним. С работы меня отпустили без возражений.

По моему пониманию, отец действовал по шаблону предыдущих кризисов в этом регионе. Утром 14 июля перед заседанием помощник доложил ему о случившемся, прочитал представленный МИДом проект заявления советского правительства. Отец изменил текст, вставил абзац, из которого явно следовало: не на словах, а, если понадобится, силой оружия СССР поддержит антиколониальную революцию.

Узнав о высадке американских пехотинцев, он позвонил в Москву и распорядился начать на границах Турции и Ирана военную демонстрацию, по примеру недавней в пользу Сирии, но более масштабную. Военное вмешательство США и Турции представлялось отцу вполне реальным. Особенно Турции. Отец считал, что ей в этом «спектакле» отводится главная роль. Турецким войскам предстояло произвести первый выстрел, а уж следом им на помощь бросятся американцы и англичане.

Слово «считал» в данном случае не очень подходит, отец знал. Информацию о планируемых за океаном шагах он получал почти из первых рук. Диспозиция войск, предложения о внезапных дипломатических и иных маневрах и прочие важные бумаги, направляемые в Белый дом и на Даунинг-стрит, 10, исправно поступали в Кремль, ложились на стол отца в скромных бумажных серо-голубых папочках донесений разведки. Отец предложил немедленно начать маневры, не только выдвинуть к границам войска местных округов, но и приступить к демонстративной переброске армейских соединений из глубины страны. В первую очередь авиации. Последнее он считал решающим. Стягиваемым в приграничье сухопутным войскам надлежало отбить у Турции и Ирана охоту присоединиться к американцам.

17 июля в советских газетах громогласно объявили о начале учений сухопутных войск и военно-воздушных сил в Закавказье и Туркестане с привлечением кораблей Черноморского флота. В те годы о маневрах в прессе вообще никогда не сообщалось. Одну эту информацию следовало воспринимать как нешуточную угрозу. Чтобы еще более подчеркнуть значимость проводимых мероприятий, отец предложил оповестить, что в Закавказье направляется главнокомандующий Сухопутными войсками первый заместитель министра обороны маршал Гречко, а обеспечивает его левый фланг в Туркестане герой обороны Ленинграда маршал Мерецков.

Армии пришли в движение, по дорогам запылили танки и бронетранспортеры, небо заполонили самолеты.

Отец нервничал: мы завозились со своей бюрократией. Войска следовало двинуть чуть пораньше. Возможно, и англичане задумались бы, стоит ли соваться. Сейчас же в Иордании высадились подразделения британских войск. Давление нарастало с обеих сторон.

Отец вернулся в Москву. Теперь я узнавал о новостях только на вечерних прогулках. На мои расспросы о происходящем в Ливане и Иордании, направляются ли американские и английские подразделения к границе Ирака или стоят на месте, отец вразумительно ответить не мог. Обстановка, по его мнению, складывалась неоднозначной, в любой момент маятник мог качнуться к войне.

Отец сказал, что созвонился с Живковым, они договорились о совместных действиях. Болгары завтра объявят о начале маневров своей армии. «Чтобы выглядело поубедительнее для турок, — добавил отец, — а без их участия американцы не сунутся в Ирак, мы пошлем в Болгарию свои самолеты. Пусть полетают. Командовать ими назначаем маршала авиации Скрипко. — Отец усмехнулся и добавил: — Американская разведка прекрасно знает, что именно у него под началом дальняя авиация. Пусть призадумается». Соответствующая информация появилась в наших газетах 18 июля. Установилось шаткое равновесие.

Отец в те дни не раз вспоминал в разговорах Суэцкий кризис. Тогда его обращение к заинтересованным правительствам позволило поставить точки над «и». Сейчас он решил повторить этот маневр.

19 июля вслед за повторным заявлением советского правительства (теперь уже по поводу агрессии США и Великобритании на Ближнем и Среднем Востоке) он продиктовал послания Дуайту Эйзенхауэру, Гарольду Макмиллану, Шарлю де Голлю и Джавахарлалу Неру с призывом немедленно собраться в любом удобном пункте земного шара для выработки мер с целью пресечения агрессии.

Сам он приготовился лететь куда угодно, но считал, что лететь не придется. «Империалистам невыгодно встречаться, — горячился отец во время очередной прогулки. — Что они могут сказать? Ничего! Они хотят потихоньку задушить Ирак, а мы стараемся им помешать. Не пойдут они на созыв конференции — и не надо! Так они разоблачат себя как агрессоры».

Ответ пришел через три дня. Союзники по НАТО считали встречу нецелесообразной, для разбора подобных конфликтов в ООН существует Совет Безопасности. Пусть он и занимается Ираком. Отец воспринял ответ, я бы сказал, даже с радостью. В тот же день он продиктовал свое новое послание: соглашаясь на рассмотрение вопроса в Совете Безопасности, он оговаривал обязательное участие глав заинтересованных государств и правительств. И тут же называл конкретную дату — 28 июля, через пять дней.

Вечером он удовлетворенно потирал руки. В динамике схватки отец чувствовал себя как рыба в воде. Он снова нетерпеливо ожидал, что теперь придумают его оппоненты? В том, что они постараются любыми способами оттянуть начало обсуждения, отец не сомневался. Это им выгодно. В завязавшемся противостоянии время играло против иракцев. Начались вооруженные стычки, непрочно державшаяся власть Касема, казалось, заколебалась. Еще чуть-чуть — и она падет без всякого вмешательства войск США и Великобритании.

Отец нажимал, нельзя дать противнику передышки, позволить оглядеться.

В своем ответе Эйзенхауэр посчитал названную отцом дату сбора руководителей государств в Нью-Йорке слишком поспешной. Отец, не медля ни дня, в новом послании просит назвать приемлемую дату. Ответа не последовало, наступило затишье. Вместо открытия 28 июля заседания Совета Безопасности ООН в Нью-Йорке, как предлагал отец, в этот день в Лондоне начинается совещание участников Багдадского пакта. Отец заранее узнал, что вопрос о начале боевых действий на границах Ирака из повестки дня исключен, он решил не менять своих планов. В сопровождении министра обороны маршала Малиновского 31 июля он убывает в Пекин. Пусть гадают, о чем шел разговор у бортика плавательного бассейна в резиденции Мао Цзэдуна. Теперь мы знаем: Ближний и Средний Восток мало интересовали китайцев, а отец проявил осторожность, не пожелал втянуться в зарождающийся конфликт в Тайваньском проливе.