Инкарнационный реализм Достоевского. В поисках Христа в Карамазовых - Пол Контино
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
322
Герои романа используют выражение «меня презираешь» не менее 17 раз.
323
По этому поводу К. С. Льюис пишет: «В определенном смысле погибшие — победители: им удался их мятеж; и я охотно верю, что врата ада заперты изнутри» [Льюис 2005: 190]. В «Расторжении брака» он отмечает:
Есть только два вида людей — те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет твоя воля». Все, кто в аду, сами его выбрали. Ни одна душа, упорно и честно жаждущая радости, туда не попадет. Алчущие насытятся. Стучите и отворят вам [Льюис 2005: 238].
324
Образ такого общего соответствия присутствует у Данте в «Чистилище»: среди очищающихся от греха чревоугодия Данте встречает своего приятеля Форезе Донати, который объясняет, что очищающие муки голода и жажды, испытываемые им и его собратьями по покаянию, свободно соединяются с крестными муками Христа и соучаствуют в них:
«…Свое терзанье обновляют тени,
Или верней — отраду из отрад:
Ведь та же воля шлет их к древней сени,
Что слала и Христа воззвать „Или!“,
Когда спасла нас кровь его мучений».
(23: 71–75) [Данте 1967: 259]
325
Строка из песни Брюса Спрингстина «Better Days».
326
О «завуалированных языках» литературы см. [Taylor C. 2007: 357], где автор опирается на Эрла Вассермана.
327
Вспомним также попытку самостоятельного самоочищения, предпринятую Михаилом [Достоевский 1972–1990, 14: 277–278].
328
Обратим внимание на «беспокойство», испытываемое им во время разговора с госпожой Хохлаковой [Достоевский 1972–1990, 15: 18].
329
Произнеся первые слова «ядовитым, отравленным злобой голосом» [Достоевский 1972–1990, 15: 188], Грушенька сдерживает себя, чтобы не сказать большего: «Она замолкла, как бы что задавив в душе» [Достоевский 1972–1990, 15: 189].
330
Глава является одновременно симфонической по своим рекапитуляциям и литургической. Мне приходят на ум и 9-я симфония Малера, и литургические песнопения. Более «завуалированный язык» последнего романа Достоевского отдает дань и современности, и тому, что было ранее.
331
Некоторые находят ее сентиментальной, по выражению Чеслава Милоша, «слишком слащавой и китчевой» [Milosz 2001a: 101]. Так, Ксана Бланк вторит Роберту Луису Джексону, находя ее «шиллеровской», и критикует «экстатический» тон речи Алеши как «неуместный» в контексте «строгости православного погребального обряда» [Blank 2010: 63].
332
Воскресший Иисус преломляет хлеб (Лк. 24:30–31) и ест рыбу (Лк. 24:42–43) вместе со Своими учениками.
333
Уместно вспомнить слова Эммануэля Левинаса: «…ответственность не оставляет человеку времени, не позволяет погрузиться в воспоминания или вернуться к своим корням; это причина, по которой человек всегда опаздывает» [Levinas 1996: 143].
334
См. также [Hruska 2005: 489].
335
Птицы также напоминают о юном Маркеле, брате Зосимы, который просил у них прощения, — и, надеюсь, они также вызывают в памяти изображение на обложке этой книги.
336
Глазастый Смуров замечает Илюшин камень. Я усматриваю в этом возможную аллюзию к Священному Писанию: то место на горе Мория, где не был убит Исаак, Авраам называет «Иегова-ире» (Быт. 22:14). Привожу комментарий Роберта Олтера: «Этот топоним означает „БОГ видит“. Конец фразы означает буквально „он видит“ или „он будет виден“. <…> Неясно, кто видит / будет виден — Бог или человек, пришедший на гору» [Alter 1996: 106]. Для меня зоркость Смурова представляется неотъемлемой составляющей прозорливости, рассудительности, по аналогии с Авраамом, чья готовность принести в жертву своего сына Исаака в христианской патристической мысли становится образом тринитарной любви. Более подробный и глубокий анализ образов Смурова, Смердякова и других второстепенных персонажей романа приводится в [Matzner-Gore 2020].
337
Уолтер Онг пишет:
Есть много зла, на которое человек не может ответить в принципе, однако для христианина в отсутствие простого ответа есть ответ, причем ответ, подсказанный самим Богом.
Ответ заключается в том, что злу нужно противопоставить добро. В воплощении Сына, Иисусе Христе, не ведающий границ Бог отвечает на зло, входя в человеческое состояние, с его страданиями и подчинением злу, чтобы преодолеть страдания и зло добром, кульминацией которого стало послушание, выраженное распятым Иисусом [Ong 1996: 40].
338
Рассудительность опирается на прошлое благодаря памяти о пережитом опыте: «наши внутренние чувства совершенствуются памятью и опытом, чтобы с легкостью оценивать конкретные ситуации по мере их возникновения…» [Aquinas 1997: 376–377].
339
Как отмечает Сьюзен Мак-Рейнолдс, «в этих заключительных фрагментах содержатся отсылки к литургическому языку православной заупокойной службы, в которой звучит молитва „Вечная память“» [Dostoevsky F. 2011a: 646, n. 6].
340
См. Lumen Gentium, 11. URL: http://www.vatican.va/archive/hist_councils/ii_vatican_council/documents/vat-ii_const_19641121_lumen-gentium_en.html (дата обращения: 06.05.2022).
341
Поминальное восклицание во время мессы утверждает смерть, воскресение и новое пришествие Христа: «Христос умер, Христос воскрес, Христос придет вновь». Как отмечает Йозеф Ратцингер:
Одного утверждения недостаточно; одной смерти недостаточно; и даже обоих вместе недостаточно, они должны дополняться Воскресением, в котором Бог принимает эту смерть и делает ее дверью в новую жизнь. Из всей этой матрицы — из того, что Он превращает Свою смерть, это иррациональное событие, в утверждение, в акт любви и обожания — проистекает Его принятие Богом и возможность того, что таким образом Он может поделиться Собой [Benedict 2012: 39].
342
См. [Aquinas 1997: 380].
