Догоняя Птицу - Надежда Марковна Беленькая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни один из одобренных обществом образчиков "положительного гражданина" не шел беспокойным душам, которые в глубине своей вынашивали другие гармонии. Не соответствовали этим душам ни гипюровые блузки, ни белые с золотым ободком туфли, ни пряжка на лаковом пояске, ни другие куриные аксессуары нашей самопальной советской моды - все то, что у матери и бабушки проходило под лейблом "миленько", "красивенько", "подходит для молодой девушки".
-Вот: синий джемпер! - устремлялась мать мне навстречу из глубин своей парикмахерской. - Голубенький! Ангора!
И как объяснить ей, что ни голубенький, ни желтенький, ни красный, "который к лицу шатенкам", ни какой-либо иной - а только оттенки земли, древесной коры, пасмурного неба или простого природного камня алкала душа моя? И уж если синий - то непременно выгоревший, красный - вылинявший, джинсы - потертые, а на ногах - исключительно стоптанные кеды. В общем, все как у Гека Финна, который любил, чтобы одежа была с чужого плеча.
Цивилизацию в быт приносили фарцовщики, а модные журналы, передачи и показы погружали нашу действительность в унылое болото мещанских представлений.
На моде стояло тяжелое клеймо статусности. Это была мода "по понятиям", рожденная, как Венера из морской пены, на заводской окраине, из посиделок с семечками у подъезда, из неумолимого перетекания в город деревни с преобладанием последней. Воплощением вкуса для приемщицы из химчистки, тётеньки из сберкассы, парикмахерши и маникюрши была заведующая промтоварным магазином, в коже и люрексе, жирной итальянской помаде и сладких духах - и все это нагло и беспощадно отражалось в наших тоскующих взорах.
Оставалось одно: одеваться наоборот. Выглядеть так, чтобы остальным было противно на нас смотреть, чтобы они ответно томились, испытывая безотчетную враждебность. Чтобы чувствовать себя чирьем, дерзко выскочившим на гладком заду советской действительности. Узкая стезя истинной моды терялась в плевелах, крапиве и лопухах, зато чуть в стороне гостеприимно распахивались широкие врата моды хиппи, панков, металлистов и прочих неформалов, которые со временем выродились в идеологически неподкованных готов, чтобы окончательно обмелеть и иссякнуть, лишь изредка угадываясь в коллекциях какого-нибудь фриковатого дизайнера или выглядывать робко из оборок буржуазного бохо.
В материной парикмахерской жирно гудели сушильные колпаки, внутрь которых дамы засовывали головы. Воздух стоял степенно - сладок и влажен, недвижен и густ, стены украшали портреты куделек и ассиметрических стрижек.
Но парикмахерская не была гнездом моды. Не была она и зыбкой веточкой, куда мода, налетавшись за день, присела отдохнуть.
-А вы меня не передержите? - робко спрашивала клиентка, у которой все волосы были аккуратно намотаны на электрические штыри для перманентной завивки.
-Зоя, беги, - шипели из зала.
-Ой, - спохватывалась мать. - Сейчас! Держи,- поворачивалась она ко мне и совала мне в руки голубую ангору или фиолетовые лосины.
-Дома огурцы захвати банку вам с бабкой, - кричала она на прощанье, запахивая на бегу нейлоновый халатик.
Спекулянтскую ангору и дефицитные лосины я рассматривала сквозь слезы.
Нет: в материной парикмахерской моды точно не было.
Не было ее ни в электричке, ни на вокзале, ни в метро уже в Москве. Всюду царила нахрапистая, наглая, липучая антимода, писающая росой во всякие наивные глаза.
Ну и, конечно, среди приоритетов хиппи внешний вид "наоборот" располагался на первом месте.
Мы с Гитой надевали цыганские юбки, и при нашем появлении весь трамвай в ужасе прижимал к сердцу кошельки.
Мы надевали платья из семейных чемоданов, поверх застегивали солдатские ремни, и на нас оборачивалась вся улица, включая водителей троллейбусов.
От поколения Х (Нippie Generation) нас отделяло расстояние шириной в рукав тельняшки, потом - в полоску от этой тельняшки, в фенечку на запястье, в травинку в уголке рта... И наконец она пропала.
Настала пора примкнуть. Это было несложно. Даже в Краснодорожном встречались хиппи, а уж в Москве и подавно: украшали собой центральные улицы и бульвары, добавляя приятный налет европейскости, были заметны издалека и, как нам казалось, охотно шли на контакт. Для знакомства я надела серый дырчатый свитер и джинсы, которые предпочитала всему на свете с тех пор, как узнала, что они существуют и сумела достать, а Гита - длинное индийское платье с вышивкой и бубенцами. На голову мы повязали веревки, а на левое плечо повесили холщевые торбы, с которыми на цивильных курортах туристы ходят к морю.
Накрасив лаком ногти и замазав тональным кремом веснушки и синяки под глазами, Гита придирчиво рассматривала себя в зеркало.
-Познакомилась я тут с одним мужчиной, - рассказывала она между делом. - Нормальный такой галерейщик. Презентация, фуршет, "шампуньское" баксов по сто пятьдесят за батл. Потом в ресторан потащил - а я есть-то уже ничего не могу! В общем, тачку свою где-то оставил, везет меня, значит, обратно в такси, он же выпимши, - она чиркнула по губам алой помадой и энергично подвигала ртом. - И как пошел болтать! Все подробности, все свои стратегические ходы - все мне выкладывает. Да откуда он знает, чем я занимаюсь? А может, я журналистом подрабатываю?! Могла бы денег срубить - напружиниться, а потом статейку, а? Или просто кому надо расписать, что они там делали с конкурентами, когда помещение отбирали... Ну и вот, значит, едем в такси, он мне вываливает все пароли и явки...
Зеркало, в
