История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции - Сергей Нефедов

Таким образом, всеобщая стачка была инициирована народнической и либеральной интеллигенцией из ВЖС и «Союза союзов», но в дальнейшем развивалась стихийно.[1857] В Петербурге представители бастующих предприятий для координации усилий создали Совет рабочих депутатов, затем такие советы были созданы и в некоторых других городах. 12 октября собрался учредительный съезд конституционно-демократической партии, на котором кадеты заявили о поддержке всеобщей стачки. Во вступительной речи на съезде П. Н. Милюков отмежевался от «аграриев и промышленников», заявив о «идейном, внеклассовом» характере новой партии. В программе кадетов содержались требования, заявленные сентябрьским земским съездом и направленные на привлечение масс, – положение о наделении крестьян землей и 8-часовом рабочем дне. Таким образом, либеральная интеллигенция делала шаг от союза с дворянской оппозицией к союзу с низшими классами.[1858]

Положение правительства осложнял постоянный финансовый кризис. Французские банки медлили с предоставлением займа, и президент Франции Лубэ прямо говорил С. Ю. Витте, что «без системы представительства и конституции Россия более идти не может».[1859] Под давлением обстоятельств шаг влево была вынуждена сделать и этатистская бюрократия. 9 октября С. Ю. Витте представил царю записку, в которой предлагал ему сделать выбор: либо ввести военную диктатуру и подавить стачки вооруженной силой, либо пойти на кардинальные уступки, в том числе, расширить функции Думы и избирательные права, законодательно уменьшить продолжительность рабочего дня, и в качестве крайней меры, организовать выкуп помещичьих земель, арендуемых крестьянами. Великий князь Николай Николаевич, которому царь предложил взять на себя роль диктатора, отклонил это предложение, сославшись на ненадежность войск, и посоветовал царю принять программу С. Ю. Витте. 17 октября царь подписал манифест, в котором сообщалось о «даровании населению незыблемых прав гражданской свободы» и о том, что отныне никакой закон не может получить силу без санкции Думы.

«Да, России дается конституция. Немного нас было, которые боролись против нее, – жаловался царь Д. Ф. Трепову – Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло. Всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей, и в конце концов случилось неизбежное!»[1860]

Назначенный председателем Совета министров С. Ю. Витте вступил в переговоры с бастующими. Руководству ВЖС были даны обещания «принять решительные и безотлагательные меры» по улучшению быта железнодорожников, и 20 октября оно призвало к прекращению стачки. Вслед за прекращением забастовки железнодорожников приступили к работе и многие бастовавшие фабрики.

Конституция означала модернизацию по западному образцу, а модернизация неминуемо должна была встретить сопротивление традиционалистских сил. Основой национальной традиции была православная церковь, которая всячески противилась распространению либеральных идей, в особенности по вопросу свободы вероисповедания.

«А вы, друзья, – обращался к своей пастве Иоанн Кронштадтский, – крепко стойте за Царя, чтите, любите его, любите святую Церковь и Отечество и помните, что Самодержавие – единственное условие благоденствия России, не будет Самодержавия – не будет России; заберут власть евреи, которые сильно ненавидят нас».

Хотя впоследствии церковь официально осудила погромы, после 17 октября многие епископы выступили с призывами поддержать царя в борьбе с «крамольниками». Соборы стали центрами организации «крестных ходов»; тысячи людей с иконами и портретами царя вышли на улицы, чтобы продемонстрировать свою поддержку православной монархии; священники шли во главе толп. Более чем в 100 городах между манифестантами и стачечниками произошли столкновения; так как манифестанты численно превосходили «крамольников», то столкновения принимали характер погромов. Повсюду на улицах избивали студентов и интеллигентов; в Томске стачечники были окружены в одном из зданий железнодорожного управления, которое было затем подожжено. В южных городах манифестации вылились в еврейские погромы; общее число жертв составило около 1600 человек.[1861]

В ноябре – декабре 1905 года традиционалистское движение оформилось политически – был создан «Союз русского народа», который впоследствии стали называть «черной сотней». Однако программа «Союза» не шла дальше старого лозунга «самодержавие, православие, народность»; «черносотенцы» ничего не обещали ни крестьянам, ни рабочим, поэтому они не пользовались поддержкой в деревнях и рабочих кварталах.

Подводя итоги событиям октября 1905 года, можно констатировать, что они в общих чертах укладываются как в рамки демографически-структурной теории, так и в рамки теории вестернизации: не получив от правительства обещанных уступок, оппозиционная фракция элиты снова пытается поднять на борьбу народ и инициировать социальные конфликты. Теперь (в отличие от 9 января) она открыто, с помощью студентов, агитирует рабочие массы и провозглашает социальные лозунги: 8-часовой рабочий день и передача земли крестьянам. С помощью небольшого профсоюза железнодорожных служащих оппозиции удается остановить железные дороги и вовлечь рабочих в массовую стачку. На политику правительства оказывает воздействие и угроза финансового кризиса, которая вновь придает убедительность «пожеланиям» западных финансистов и политиков. В конечном счете правительство вынуждено пойти на новые, более существенные уступки и удовлетворить основные требования оппозиции. Правительство обещает либералам конституцию, но народные массы почти ничего не получают, социальные требования, с помощью которых оппозиция вовлекла в движение народ, остаются без ответа.

Необходимо, однако, отметить, что фиксируя реальную инициативу элитных групп в развертывании революции, мы не должны забывать, что эти группы обращались к народу, принимая за очевидное, что он готов подняться на борьбу. Эта готовность была следствием Сжатия и тяжелого материального положения трудящихся масс. То обстоятельство, что оппозиционные фракции элиты прилагали усилия, чтобы вовлечь народ в борьбу, отнюдь не означало, что народ не мог подняться сам по себе – такое уже было в 1902 году. Тогда главным побудительным мотивом был неурожай и голод – осень 1905 года принесла такой же неурожай, и крестьянство вступило в борьбу.

8.6. Крестьянство вступает в борьбу

Всеобщая железнодорожная стачка привела в движение огромные массы рабочих и крестьян. Для последних железная дорога с ее четкой дисциплиной была символом государственной мощи; остановка дороги означала поломку государственного механизма. «Крестьяне, – вспоминал очевидец событий, – толпами сходились к линии, убеждались, что чугунка стоит, расспрашивали железнодорожников о причинах забастовки и, зараженные новыми идеями, возвращались в свои села и деревни. Вести о забастовке будоражили деревню».[1862]

В. М. Гохленер, изучавший крестьянское движение в Саратовской губернии, установил, что оно начиналось в селах, расположенных близ железных дорог и затем распространялось в глубинные районы.[1863]

Социал-демократы и эсеры вели агитацию в деревнях, но ее роль до крайности преувеличивалась партийными историками. Т. Шанин, ссылаясь на данные полиции, отрицает роль партийной агитации в крестьянских волнениях.[1864] Действительно, в Саратовской губернии, к примеру, в первой половине 1905 года большевистские листовки распространялись от случая к случаю лишь в 50–60 селах – а сел в губернии насчитывалось несколько тысяч.[1865] О. Г. Буховец приводит статистические данные об эффективности агитации в Белоруссии, которые, правда, относятся, в более позднему периоду, к 1907–1914 годам. В соответствии с этими данными, крестьянские выступления имели место в 14 из 131 селениях, в которых проводилась агитация, и в 924 селениях, в которых агитация не проводилась. Таким образом, крестьянские выступления практически не зависели от интенсивности партийной пропаганды.[1866] «„Складно говорившие“ агитаторы рассматривались крестьянами как чужаки, даже если они говорили об увеличении крестьянских наделов!» – отмечает О. Г. Буховец.[1867]

Другое дело – «агитация», проводимая вернувшимися в родные места отходниками, многие из которых участвовали в рабочих забастовках и демонстрациях. Земский начальник Ряжского уезда доносил рязанскому губернатору: «С прибытием крестьян с отхожих промыслов в селениях вдруг откуда-то начали всплывать разного рода слухи о всеобщем переделе… об установлении рублевой поденной платы сельских рабочих».[1868] «В уезд прибывает много рабочих с заводов и шахт, – доносили 22 октября орловскому губернатору из Кромского уезда. – Они говорят крестьянам: гоните управляющих, сами становитесь управляющими».[1869] Пронский уездный исправник сообщал рязанскому губернатору: «Крестьяне чувствуют себя господами положения… Безошибочно можно сказать, что нет в уезде селения, в котором крестьяне не намеревались бы вырубить помещичий лес или разгромить усадьбу и в особенности в последнее время, когда в селения начался наплыв мастеровых и другого рабочего люда из столиц, т. к. много заводов и фабрик закрыто».[1870] «Документы показывают, что крестьяне-рабочие… – пишет Т. Шанин, – часто приносили информацию о революционных событиях или руководили крестьянскими общинами в борьбе 1905–1907 гг.».[1871] Через отходников в деревню поступали известия о беспорядках в городах, и суть этой информации сводилась к тому же, о чем сигнализировала остановившаяся железная дорога – это были свидетельства ослабления государственной власти.