Темный дом - Максим Хорсун

– Ба! Он еще и хромой! – Валерий Федорович вскинул седые брови. – А вы говорите, нет ничего особенного в этом человеке. Хромой на горбу «пустышку» не потянет, да и вообще – радиус его действия в Зоне крайне ограничен. Значит, у этого сталкера очень узкая экологическая ниша.

– Есть у нас толковый специалист, который сможет побеседовать со сталкером по душам, не слишком его испугав. Что скажете?

– А что? Мысль здравая. – Валерий Федорович важно покивал, хотя в кабинете, кроме него, уже никого не было. – Мне, например, интересно, что делал сталкер в особняке у Севы, что он там видел и слышал. А вам?

– Хорошо, берем сталкера в работу, – заключил Иван Николаевич.

– Рад, что наша беседа прошла в деловом и конструктивном ключе, – подвел итог Валерий Федорович. – Стороны договорились продолжить консультации?

– Договорились, – подтвердил Иван Николаевич.

– Тогда до связи. Всего доброго.

– Удачного дня.

Глава четвертая

11 февраля 2015 г.

Новосибирская Зона Посещения, окраина Бердска

Гаечке было немногим за двадцать, она успела побывать замужем и развестись, и теперь она мнила, будто знает о жизни многое. А еще ей доводилось прыгать с парашютом, ходить по стреле башенного крана, спускаться с диггерами на заброшенные горизонты московской подземки и путешествовать автостопом по Сибири. Собственно, таким образом она и добралась из столицы в Искитим.

У нее была серебряная цепочка с кулоном в форме семигранной гайки, именно эта побрякушка определила дальнейшую судьбу девушки.

Ее влекло в Зону.

Садовников честно предупредил гостью из столицы:

– Побываешь там хоть раз – о здоровых детях можешь больше не мечтать, а ты – девка молодая, все при тебе, так что смотри, что для тебя важнее – непродолжительный экстрим или будущее.

Гаечка только наморщила нос:

– Какие еще дети, Костыль? Дети – это зло. Но если тебя мучают морально-этические проблемы, я подыщу другого проводника.

В Зоне Гаечка вела себя достойно. Она серьезно относилась к требованиям безопасности и безропотно слушалась сталкера. Сказывался опыт взаимодействия с разнообразными инструкторами: будь то парашютистами, будь то диггерами.

Поначалу Зона воодушевила девчонку. Еще бы: неделю кряду снег и пронизывающий ветер, а за границей, очерченной полосой плотного тумана, – солнце светит и теплынь.

– Знала бы – захватила б с собой купальник. – Гаечка растянулась, как ящерка, на теплой железобетонной плите, торчащей под небольшим углом из спеченной земли.

– А что, без купальника – слабо? – подначил ее Садовников, опустив назидательный монолог о том, что зимой именно по загару легко вычислить сталкера-любителя.

– Еще чего, – отмахнулась Гаечка. – Не хватало, чтоб какая-нибудь зараза на кожу попала. – Она торопливо отряхнула свою новенькую «горку» двумя руками.

– Жаль, – искренне вздохнул Садовников. – Хотя мыслишь, в целом, верно. Посмотри, – он указал на заросли «черной колючки», что густо, словно свиная щетина, торчали прямо из пыльной бетонки. – Так выглядит «порча». Точнее, «порча» выглядит как третья рука, которая растет из лопатки, или как опухоль размером с теннисный мяч в промежности. А «черная колючка» – предвестник этих бед. Если не хочешь проапгрейдиться до третьей руки или лишнего глаза – обходи такие заросли стороной.

– Скучно, – внезапно сообщила Гаечка. – Я слышала, что у сталкеров в Зоне обостряются чувства, меня же наоборот – в сон клонит. Никудышный, выходит, я охотник на артефакты, верно?

Садовников на миг растерялся: как в Зоне может быть скучно? Да, сейчас она дремлет, ботаники из Института говорят о спаде активности, нормальный хабар днем с огнем не отыщешь, но смертоносные аномалии по-прежнему поджидают за каждым кустом и каждым камнем.

Гаечка осмотрелась: ее и сталкера окружали гаражи с облупившимися стенами и проржавевшими крышами. Простенки заполнились мусором. Сухая листва, ветки, серый пластик и пенопласт, непременные газеты – тоже ничего особенного.

За гаражами возвышались пятиэтажки. Строения смотрели в сторону Периметра и нормального мира бельмами запыленных окон.

С другой стороны тянулся ряд таких же пыльных и унылых лабазов, разбавленный прогнившими кузовами автомобилей и покосившимися плитами заборов, на которых кое-где даже сохранились неприличные надписи.

– Ничего не искрит, не сияет, не переливается… – пожаловалась Гаечка, потягиваясь. – Уныло, пыльно, скучно – безобразие! Я так и знала, что в том фильме… в «Сходняке за червоточиной» – видел, да? – сплошное вранье про Зону.

– Фильм снял Федор Бормачук? – Садовников пристроился на плиту рядом с Гаечкой. – Ну у него ведь фантастика с голливудскими спецэффектами. Но одна идея в фильме мне понравилась.

– Мм? – спросила Гаечка.

– В Зоне оргазмы гораздо сильнее.

Гаечка заулыбалась.

– Да ладно! Внезапно! – Она вынула из кармана «горки» крошечную пудреницу, принялась изучать мордашку в зеркальце. – Надо будет как-нибудь проверить…

Садовников ощутил воодушевление. Девица явно была не прочь!

– Дык я о том же! Айда проверим! – Он уже шарил взглядом по гаражам, выбирая наиболее безопасное место.

– Ха! Размечтался, Костыль! – Гаечка хлопнула Садовникова по плечу. – Я оргазм и сама получить могу, мне для этого помощники не нужны.

Садовников застыл. Но не потому, что слова Гаечки стали для него каким-то откровением, а потому, что на них смотрели: смотрели холодным немигающим взглядом, в котором нельзя было прочесть ни одной привычной, или точнее сказать – земной, эмоции.

«Расслабился, дурень! – думал, цепенея, Садовников. – Павлиний хвост распустил перед девчонкой, а ведь так и грабануться недалеко…»

– Гаечка, солнце. – проговорил он, не торопясь. – А вот сейчас я не шучу. Медленно, без резких движений, встаем и идем, – и в следующий миг прошипел: – Не оборачивайся! Не смотри назад, бог даст – проклятие тебя не коснется. Идем-идем-идем!

Москвичка не задавала лишних вопросов; не стала она и бледнеть, хвататься за сердце или каким-то другим образом показывать, что напугана или в растерянности. Гаечка действовала хладнокровно, без проволочек, слово в слово выполняя указания сталкера.

Садовников сначала выбрал ближайший проход между гаражами, бросил туда гайку. Но, уже почти втиснувшись, увидел преграду из тончайших нитей паутины.

– Назад, – приказал он. – Не оборачивайся!

Сам же бросил быстрый взгляд через плечо.

Шатун вышел из проулка у лабазов, теперь он стоял у плиты, на которой минуту назад беспечно трепались два безмозглых человека. Садовников шатунов никогда раньше не видел. Существо, помешавшее их с Гаечкой уединению, оказалось некрупным, горбатым, низко клонящимся к земле. Его шерсть была на вид жирной, слипшейся сосульками, покрытой пылью и сором. Морда – точно побита паршой, глаза – две гнойные пленки, пасть – обметанные желтым налетом клыки в несколько рядов и ярко-красные, словно воспаленные, десны.

– Достань из кармана гайку и брось ее в сторону дальнего гаража, – сказал Садовников, становясь со стажеркой спиной к спине; шатун смотрел на него, роняя в пыль густую слюну.

– Ой… а она куда-то исчезла, – сообщила Гаечка.

– Возьми еще одну и запусти чуть левее. – Садовников поднял двумя руками трость. – Только не оборачивайся!

Шатун подергал похожим на свиное рыло носом, затем опустил голову и двинул на людей.

– Нормально пошла! – отчиталась Гаечка.

– Отлично! Дуй к ней и таким же макаром действуй дальше! Не приближайся к «порченой земле»! – Садовникова обдало гнилостным дыханием существа. – Я, похоже, слегка задержусь…

Гаечка чуть замешкалась, но затем пересилила сомнения и зашагала вперед. Садовников перестал ощущать исходящее от ее спины тепло. Шатун же был так близко, что сталкер видел свое отражение в мутных пленках его глаз.

– Потанцуем… – сипло прошептал он и замахнулся тростью, собираясь обрушить ее на череп существа. Да, говорили, что на сталкера, убившего шатуна, свалятся все беды, какие-то только можно представить. Говорили, что ходок в Зону с кровью на руках и сам долго не проживет. Говорили…

Но Садовников не собирался никого убивать, более того – он, наверное, не смог бы это сделать, хотя существует поговорка, мол, раз в жизни и палка стреляет. Он всего лишь намеревался выгадать для Гаечки немного времени, чтоб она удалилась от шатуна, насколько это возможно. Если Гаечка не видела существо, то имелся небольшой шанс, что оно позволит ей уйти.

Трость увязла в воздухе, точно в жидком битуме. От неожиданности Садовников потерял равновесие, еще и нога сплоховала. Сталкер упал на спину, выставил перед собой палку, которую он перехватил двумя руками посредине.

Шатун опустил голову, и Садовников понял, что сейчас устрашающие клыки с хрустом войдут в ляжку, разрывая мышцы и артерии. Он отпрянул в судорожном, отчаянном движении и пнул шатуна в брюхо.