Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя» - Николай Дубровин

Прекрасные музыкальные звуки этой молитвы, прославляя Творца вселенной, переносили слушателей в иной мир, в мир горний, и как бы служили примирением с предстоящей кровавой сценой. Пробужденные молитвой, наши войска встретили утро 8 сентября, день Рождества Богородицы. С появлением первых лучей солнца и при блеске утренней росы в полках служили молебны, священники обходили ряды, осеняли солдат крестом и окропляли святой водой. Горячо молились солдаты; многие офицеры становились на колено. Был уже девятый час утра, когда со стороны нашего правого фланга послышались звуки полкового марша, а за ними стали видны две колонны, приближавшиеся к нашим войскам. То были первый и второй батальоны Московского полка, втягивавшиеся на позицию после утомительного и длинного перехода из Керчи.

Батальоны эти, расположенные в 40 верстах от Керчи, в селении Аргин, получили приказание двинуться на Альму только 4 сентября в восемь часов вечера. На другой день, после солдатского обеда, они выступили в поход и менее чем в трое суток, как соколы, пролетели 220 верст, явившись утром в день сражения на выручку товарищам.

Несмотря на столь большой переход, лихие батальоны прошли мимо полков, стоявших на позиции, с бубнами, песнями и плясунами и огласили воздух хором музыки.

Не успели московцы прилечь-отдохнуть и даже зарядить ружей, как, голодные и томимые жаждой, тотчас же посланы были, как увидим ниже, в самый жаркий бой, где и отслужили свою службу царю-батюшке и России-матушке так, как дай Бог каждому из нас отслужить, если хватит силы.

Еще в семь часов утра стало заметно движение и в неприятельском лагере. С левой стороны нашего расположения показался флот, подходивший к устью Альмы. Правее флота видны были широко раскинувшиеся французские войска, еще правее против моста стояли в несколько линий англичане в красных мундирах. Союзные главнокомандующие решили начать атаку французской дивизией, находившейся под начальством генерала Боске и расположенной возле морского берега, против нашего левого фланга. Восемь пароходов своим огнем должны были помогать этой колонне. Одновременно с Боске и англичане должны были двинуться против правого нашего фланга и стараться обойти его.

Под прикрытием пароходов Боске около пяти с половиной часов утра двинулся вдоль морского берега. С места расположения наших войск видно было, как французы начали спускаться в лощину и, следуя затем по волнистой береговой местности, то показывались на возвышенной части дороги, то вновь скрывались за возвышениями. Между тем англичане оставались на месте. Французский главнокомандующий, маршал Сент-Арно, послал спросить лорда Раглана (английского главнокомандующего) о причинах промедления. Раглан отвечал, что часть войск его слишком поздно прибыла ночью на реку Булганак и потому требует отдыха. Вследствие такого ответа движение колонны Боске было остановлено и час атаки отложен. Спустя долгое время, часов около одиннадцати утра, стало опять заметно движение вдоль всей неприятельской линии. Союзники длинным строем, в две линии, приближались к месту расположения наших войск. Передовые полки наши стояли в ружье, готовые к бою. Творя крестное знамение, солдаты различали уже цвет неприятельских мундиров и рассуждали между собой о том, кто идет против них, француз или англичанин.

В то время когда отряд Боске подошел уже к речке Альме, остальные войска союзников находились от нее не ближе двух пушечных выстрелов. С телеграфной башни видно было все расположение неприятеля. Возле морского берега, при подходе к речке Альме, находилась дивизия Боске, правее ее и несколько назад приближалась французская дивизия Канробера, еще правее – дивизия принца Наполеона. Впереди, против середины каждой из дивизий, двигалось по одной батарее артиллерии, прикрытых густой цепью стрелков.

Правее французов тянулись английские батальоны развернутым фронтом в две линии. Середина их приходилась как раз против селения Бурлюк.

Против французов, вдоль по хребту гор, были раскинуты наши полки 2-й бригады, 17-й пехотной и резервные батальоны 13-й пехотной дивизии[5] под общим начальством генерала Кирьякова; на гребне горы, против селения Бурлюк, стояли 1-я и 2-я батареи 16-й бригады. Правее их, против англичан, в укреплении, насыпанном на скат горы против Бурлюкского моста, находилась батарейная № 1 батарея 16-й артиллерийской бригады, а правее и несколько позади ее, точно так же в укреплении, расположилась № 3 о батарея 14-й бригады. Позади этих двух батарей стояли полки 16-й пехотной дивизии[6] под общим начальством генерала князя П. Д. Горчакова 1-го. В общем резерве, близ евпаторийской дороги, стояли два полка 14-й пехотной дивизии, Минский[7] и Волынский.

Заметив прежде всего движение неприятеля с левой стороны, князь Меншиков послал в помощь батальону Минского полка четвертый батальон Московского. Между тем Боске, подойдя к реке Альма и видя, что противоположный берег нами не занят, тотчас же стал переправляться вброд и взбираться на высоты.

За одним из холмов этих высот лежало две роты усталого Московского полка. Два ротных офицера взошли на вершину холма, чтобы проследить за движением врага. Они видели, как французы собирались переходить морскую отмель, как некоторые, лежа на песке, отдыхали в ожидании переправы, а другие, полураздетые, бродили по воде.

Стоявшие на вершине холма офицеры, из коих один был подпоручик Перов, скоро заметили появление зуавов на высотах нашего берега реки. В это время неприятельские пароходы, подтянувшиеся к устью Альмы, открыли самый убийственный огонь вдоль расположения наших войск. Целая туча снарядов пронеслась на наши полки, за ней другая – и началось дело…

– Опускайся на землю, – крикнул товарищ подпоручику Перову.

Они опустились. Огненными языками вылетали выстрелы из дула орудий, и ядра, один за другим, так и грохотали по вершине холма.

– Мимо! – прокричал Перов и поднялся.

Товарищ советовал ему не показываться, не жертвовать собой напрасно, но тот не слушал. Выстрелы гудели; ядра со всех сторон шлепались на землю и летели далее. Не прошло и пяти минут, как среди грохота выстрелов послышался стук, похожий на тот, какой происходит от падения ранца, брошенного с солдатских плеч. Сидевший за вершиной холма товарищ выглянул – Перова уже не было на свете. Это была одна из первых жертв альмского сражения. Перов плотно прилег своей грудью к земле, клочок которой, по своему росту, отвоевал на вечные времена. Оторванная от плеча рука его валялась невдалеке и указывала, что храбрый отошел в вечность.

– Ребята, Перов убит, – крикнул его товарищ солдатам.

При этих словах обе роты московцев, лежавшие в шесть шеренг, как один человек вскочили на колени и стали креститься. Множество чистых молитв слились в одну за упокой души убитого; молитвы эти были искренни, и солдатская панихида по Перову была отслужена на месте происшествия, под открытым небом, при звуках вражьих выстрелов.

Таким образом, первые выстрелы послышались с левой стороны, со стороны моря, там, где за горой неприятель не был виден. Стрелки его лезли в гору и, рассыпавшись по вершине, охватили значительное пространство. Стоявший скрытно в лощине второй батальон Минского полка вдруг очутился лицом к лицу с неприятелем. Французские стрелки (зуавы) охватили его с фланга и появились в тылу. Они тотчас же открыли самый убийственный огонь по батальону, стоявшему одиноко, в нескольких верстах от прочих войск. Поражаемый тучей снарядов, летевших с пароходов, и пулями стрелков многочисленного неприятеля, батальон этот долгое время отстаивал то место, защищать которое был назначен. То выстрелами, то штыками он удерживал натиск врага, ежеминутно усиливавшегося. Видя, однако же, что одному батальону нет возможности устоять против напора целой дивизии, подполковник Ракович стал отступать и дошел до селения Орта-Кисек, когда заметил приближение резервов: на подмогу ему был отправлен Московский полк с легкими № 4 и 5 батареями 17-й артиллерийской бригады.

– Помоги вам Боже, – кричали тарутинцы проходившим сзади их московцам.

Быстро вынесшись вперед, четвертая батарея открыла огонь по неприятелю, но в самое короткое время потеряла половину прислуги и большую часть лошадей.

Вскоре после Московского получили приказание следовать туда же из резерва и остальные три батальона Минского полка. Минцы и московцы, как два родных брата, несколько раз бросались в штыки, но принуждены были отступать с большой потерей. Неприятель избегал штыкового боя: как только приближались к нему наши колонны, он отступал, разделялся на две стороны, а в очищенное им место влетали батареи и осыпали наших градом картечи и тучей пуль развернутых батальонов. После двух-трех таких схваток ряды минцев и московцев значительно опустели.